разгаре мая. Змея могла специально привести какого-нибудь
хахаля подруги, но он будет холоден и тверд и на провокацию не
поддастся. Забрать книгу, швырнуть ключ -- и адью! А нервное
истощение пройдет! Если понял причину расстройств, то
перебороть сумеет...
Он рванул дверь в комнату. Фрося сидела в дальнем углу на
диване. Зареванная, с распухшими губами, жалко шмыгала носом --
тоже красным и распухшим, ресницы потекли, и размазавшаяся
краска придавала лицу удивленный вид. Слез было столько, что
вся сидела мокрая, словно мышь, едва вылезшая из большой лужи,
даже подушка рядом лежала сырая.
Она выглядела глубоко несчастной, Кирилл даже не
представлял, что можно быть такой несчастной.
-- Могла бы открыть! -- сказал он грубо, с трудом зажимая
рванувшую за сердце жалость.-- Кстати, вот ключ!.. Можешь
передать... новому.
Он швырнул всю связку. Ключи громко звякнули о поверхность
стола. Ее лицо не изменилось, она все так же сотрясалась от
рыданий, и потрясенный Кирилл как при ослепительной вспышке
молнии понял, что... эта самая злобная на свете фурия, самая
независимая и самостоятельная женщина, на самом деле давно уже
смотрит на мир т о л ь к о е г о г л а з а м и, и потому после
болезненного разрыва не видит вовсе!..
Кляня себя во все корки, он осторожно опустился рядом и с
нежностью, какой никогда за собой не знал, обнял этого
несчастного испуганного ребенка, который не может без него.
Как и он без него.
УБИТЬ ЧЕЛОВЕКА
Агент К-70 вошел в кабинет, вытянулся. Сзади мягко
захлопнулись двери. Агент вскинул подбородок, прижатые к бедрам
пальцы подрагивали. К руководителю отдела убийств и диверсий
его вызвали впервые.
При одном взгляде на шефа, круглоголового, с бычьей шеей,
жуткими шрамами на лице, которые стянули кожу так, что никогда
не улыбался, сразу становилось ясно, что шеф тяжело протопал по
всем ступенькам служебной лестницы, начиная с самых низов, еще
с тех времен, когда убийства и диверсии осуществлялись
традиционными донаучными методами.
-- Агент К-70,-- четко сказал начальник отдела, и агенту
показалось, что в кабинете лязгнули огромные ножницы.-- Вам
поручается ответственнейшее задание. По данным нашей разведки,
на вражеской территории в секторе А-12 появился гений, который
может в будущем причинить нам немало хлопот. Пусть даже не
будет работать в военной области, но любой гений в стане врага
-- угроза нам. Вам поручается найти его и ликвидировать.
От холодных жестких слов и ледяного тона словно бы застыл
воздух во всем бункере.
Агент вытянулся с таким рвением, что кости хрустнули,
рявкнул:
-- Слушаюсь!
Он щелкнул магнитными подковами, но шеф заговорил снова, и
агент с удивлением услышал незнакомые, почти сентиментальные
нотки:
-- Вы едете в прекрасный город... Там было мое последнее
дело, потом засел здесь. В тех местах жил талантливейший поэт
Крестьянинов. Не слыхали? То-то... Вон его фото в черной
рамочке. Еще молодой, но о нем уже заговорили! Он мог бы
сделать многое, очень многое... К счастью для нас, в его
местной организации еще не понимали, что сильный писатель стоит
ряда оборонных заводов, а его продукция, так сказать, равна
продукции целой страны. А если гений экстра-класса, то и вовсе
неоценим... Словом, я ликвидировал его четко, красиво и
надежно.
Агент вытянулся снова:
-- Доверие оправдаю! Какая у него охрана?
Начальник поколебался, ответил:
-- Видимо, он все еще не охраняется. Во всяком случае,
вчера еще, если верить разведке, был без охраны. Мы должны
убрать его раньше, чем противники пронюхают, что у них одним
гением стало больше.
Агент разочарованно вздохнул. Начальник отдела словно нож
всадил взглядом, предупредил жестко:
-- Не расслабляйтесь! Пока прибудете, измениться может
многое. И пусть у вас не будет сомнений! Убивайте, убивайте!
Ликвидация противника -- не убийство, а необходимый компонент
войны.
Агент К-70 отдал честь и, четко печатая шаг, вышел из
кабинета. В коридоре его уже ждали два инструктора по видам
вооружения.
Борис возвращался поздно. Луна часто пряталась за тучи,
становилось совсем темно. Город спал, фонари светили
вполнакала. Окна домов были темными, и он шагал как в ущелье,
слыша только сухой стук своих шагов.
Умные ребята собрались у Шашнырева, умные и знающие.
Сперва пасовал перед именитыми соперниками: звезда на звезде!
-- но азарт увлек в гущу, вскоре же ощутил, что не уступает,
часто проникает глубже, нередко видит шире, во взаимосвязи с
другими явлениями...
Задумавшись, пересек улицу и вступил в скверик. После
дождя дорожки раскисли, зато срежет угол и дома окажется
быстрее...
-- Эй, парниша!
Он вздрогнул, очнулся. Дорогу загородили четыре темные
фигуры. Все на голову выше и чуть ли не вдвое шире. Фонарь
светил в лицо, и Борис видел только угольные силуэты, массивные
как чугунные тумбы.
Один, низколобый и широченный, с тяжелыми вывернутыми в
стороны ручищами надвинулся, оскалил во тьме зубы, блестящие и
острые:
-- Понимаешь. Сигареты кончились...
-- Я не к-к-курю,-- пролепетал Борис.
Ноги подкосило острое чувство беспомощности. И с одним не
справится, а тут четверо. Двое уже заходят за спину, чтобы не
убежал. А если бы сигареты нашлись? Ответили бы, что не тот
сорт.
-- Ах, не куришь? -- протянул передний.
К Борису приблизилось огромное как вырубленное из камня
лицо с тяжелыми надбровными дугами и огромной челюстью.
-- Ах, ты еще сопельки жуешь... Ах, ты еще сосешь...
Остальные грубо захохотали. Верзила почти нежно взял
Бориса за рубашку, притянул к себе ближе. Перед носом у Бориса
появилось волосатое бревно руки, по глазам ударили
ядовито-синие буквы: "Нет в жизни счастья".
Он тоскливо ждал ударов, боли, от страха в животе стало
холодно, но четверка, окружив его плотнее, млела от восторга,
наслаждалась беспомощностью жертвы, его дергали за нос, щелкали
по ушам и губам, щипали, похохатывали, предлагали то одну
забаву, то другую, а щелчки и дерганье становились все грубее,
гоготали все громче, входили в раж, и он уже знал, что будут
бить свирепо, сокрушая ребра и кости, разобьют ногами лицо,
искалечат, а то и забьют совсем...
-- А ну отпустите парня!
Голос был негромким. Мучители остановились, опешив. Из
соседней аллейки вышел невысокий парнишка. Такого же возраста,
что и Борис, сложением даже мельче.
-- Алеха,-- пролепетал тот, что взялся за Бориса первым,--
что за гнида, а?
-- Не знаю,-- ответил Алеха тупо, не сумев выдавить ничего
остроумного или хотя бы похабного.
-- Так придуши ее! -- взревел вожак возмущенно.
Алеха, исправляя оплошность, ринулся на смельчака. Р-раз!
Страшный удар остановил Алеху буквально на лету. Второй удар
сокрушил, хрустнули кости... Алеха рухнул без звука, на
асфальте плеснуло, словно упал тюлень.
Трое оцепенели, и парнишка налетел на них сам. Кулаки
работали как стальные поршни. Трое по разу только взмыкнули, и
вот уже все на асфальте... Еще дальше головой в кусты лежал
Алеха.
-- Вот так-то,-- сказал парнишка удовлетворенно. Он
отряхнул ладони, и Борису послушался сухой треск, словно
сталкивались дощечки.-- За что они?
-- Хулиганы,-- прошептал Борис. Губы тряслись, и сам весь
дрожал и дергался.-- Им не надо повода... Сами найдут.
-- Так надо уметь защищаться,-- сказал парнишка
презрительно.-- Эх, ты!.. И не дрался, а нос тебе расквасили!
Борис стер кровь с губ, зажал ноздри. Когда закинул
голову, прямо перед ним заколыхалось темное звездное небо. Душа
еще трепетала от сладкого ужаса. Звероподобные гиганты,
казавшиеся несокрушимыми, лежали поверженные. Один пытался
подняться, но руки разъезжались, и он брякался мордой в лужу на
асфальте.
-- Пошли,-- сказал парнишка,-- умоешься.
Когда вышли из переулка на улицу, Борис при свете фонарей
хотел рассмотреть избавителя, но тот вдруг изменился в лице,
сильно толкнул. Борис отлетел в сторону, еле удержавшись на
ногах, тут же на высокой ноте совсем рядом на миг страшно
вскрикнули тормоза, ударило смрадом бензина и мазута, мимо
пронеслась как снаряд тяжелая гора из металла, толстого стекла
и резины. Виляя по шоссе, МАЗ резко повернул за угол, едва не
выскочив на тротуар.
-- Сволочь,-- сказал спутник Бориса свирепо.
Борис в страхе смотрел на то место, где пронесся грузовик.
Земля с трудом выпрямлялась после пронесшегося многотонного
чудовища.
-- Спасибо,-- прошептал он. Губы запрыгали снова.-- Ты
меня прямо из-под колес...
-- А ты не мечтай на улице! Ладно-ладно, не раскисай.
-- Сегодня получка,-- объяснил Борис растерянно.-- Район
не самый благополучный, как видишь... Пьяные бродят, лихач за
рулем...
-- Хорошо, если только лихач,-- пробормотал странный
парнишка угрюмо.-- Тут каратэ не спасет... Меня зовут
Анатолием. Я с турбинного, живу в общаге.
-- Я аспирант кафедры математики. Сененко Борис.
-- Эх ты, аспирант Боря... Вон колонка! Пойдем, обмоешься,
ты в крови.
Кирпич сухо треснул, половинки провалились, бухнулись в
траву, ярко-красные как окровавленная плоть. Борис, еще не веря
глазам, повернул занемевшую ладонь ребром вверх. Твердая желтая
кожа, твердая как рог, как копыто, а в ней красные бусинки...
Не кровь, это врезались или прилипли крупинки обоженной глины.
Второй кирпич поспешно лег на подставку вслед за первым.
Резкий взмах... Обе половинки с силой ударились в землю. Из
разлома взвилось как дымок красное облачко мельчайшей пыли.
Борис с усилием разогнул спину. Между лопатками прополз,
плотно прижимаясь ядовитым брюхом к горячей коже, неприятный
холодок, застывшие мышцы ныли.
От дома донеслось бодрое:
-- Удается?
Борис промолчал. Первый успех, как ни странно, не окрылил,
на новые свершения не подтолкнул.
-- Удается? -- спросил Анатолий снова. Он выпрыгнул из
окна, пошел к Борису.
-- Да.
-- А почему такой мрачный?
-- Не знаю. Слишком уж все... Да и получится ли из меня
каратэка?
-- Получится! -- воскликнул Анатолий.-- Ты талантище!
Месяц всего тренировался, а уже кирпичи колешь. Теперь и черепа
сможешь рубить так же запросто. Осталось только освоить
несколько приемчиков, и ты непобедим!
Борис задумчиво потрогал загрубевшие ладони.
-- Заманчиво,-- сказал он неуверенно.-- Вот только было бы
в сутках часов сорок, а то на математику ничего не остается! За
месяц так и не выбрался... Каратэ берет тебя с потрохами.
Анатолий задумался, ответил со вздохом:
-- Да, спорт требует человека целиком, а желание
реабилитироваться может завести далеко... Но ты от каратэ не
отрекайся полностью, пробуй совместить с математикой. Ведь надо
быть в первую очередь не математиком, а человеком, то есть
полноценным мужчиной, чтобы мог постоять за себя и за других!
Обидно, что эта мразь, у которых всего одна извилина, да и то
прямая -- между ягодицами, берут над нами верх хотя бы с
помощью кулаков! Лично я, например, этот вопрос решил.
Борис с уважением смерил взглядом его суховатую фигурку:
-- Да. Тебе легче.
-- Не скажи,-- засмеялся Анатолий.-- Слушай, а если
встряхнуться малость? К тренировкам вернешься, когда появится
желание. А сейчас едем!
Людей на улице было мало, шла двадцатая серия "Приключений
майора Чеховского". Когда вошли в метро, Анатолий огляделся и
вдруг оттащил Бориса от края перрона.
