подошвы скользили по крови. Судя по ударам, рассекающим жертвы почти
пополам, здесь пронесся разъяренный Мрак.
Потом прошел через залы, где все было покрыто слоем горячего пепла,
Он видел только обугленные кучки костей, где сверкали непомерно крупные
браслеты, кольца и серьги. Пахло отвратительно сладковатым, он только
дважды слышал такой запах: в сгоревшем селении полян и на жертвеннике
киммеров, когда сжигали людей.
Олег прошел, понял он. Волхв не любит проливать кровь, он просто сжег
встречных колдовским огнем, оплавил стены. Ступеньки еще дымились, ступням
стало горячо. Он запрыгал чаще, как горный козел, подошва стала дымиться.
-- Олег! -- заорал он на бегу. -- Мра-а-а-ак!
От стен шел гул, сотрясало, крики доносились отовсюду. Когда в воплях
было больше ужаса, чем страха, он бросался в ту сторону, но заставал либо
разрубленные трупы, из которых ручьями хлестало красным, заливая пол и
пропитывая ковры так, что чавкало, как мох на болоте, или же вбегал в
раскаленный ад, где кружился, оседая на пол, горячий пепел, на полу еще
горели кости, браслеты плавились, из них высыпались камешки и тоже темнели
от жара, а то и звонко лопались, стреляя осколками во все стороны.
Забежал на поверх выше, навстречу неслась, охваченная пламенем,
женская фигура. Волосы полыхали, оставляя за спиной сноп искр, руки-крылья
горели, показалось, что горит одежда. Рот был перекошен в беззвучном
крике.
Таргитай успел увидеть вытаращенные синие глаза, он хотел остановить
и сбить огонь, спасти, но правая рука метнулась вперед, он ощутил толчок,
и фигурка словно споткнулась, голова слетела и рухнула под стену, заливая
кровью огонь, а тело сделало два подкашивающихся шага и рухнуло посреди
коридора.
Он непонимающе смотрел на окровавленный меч в своей руке. Неужели он
настолько привык убивать, что даже когда хочет спасти...
По спине словно провели холодной ледяшкой. Он зябко передернул
плечами, вытер лезвие о тело убитой, ей все равно, со второй попытки
лезвие меча попало в ножны за спиной, а ноги уже несли прочь, обратно, к
выходу.
Грохоча сапогами, сбежал вниз, глаза щипало от едкого дыма, в горле
першило. Стены расплывались, синий дым поднимался вверх, но уже на высоте
в полтора человеческих роста было темно, как в грозовой туче.
В нижнем зале столы еще горели, но на месте трона царицы растекалась
булькающая лужа быстро остывающего багрового металла. Таргитай увидел с
несказанным облегчением, что выбитые ворота лежат почти посредине зала, в
пролом врывается свежий ночной воздух, чистый и прохладный. Таргитай
устремился навстречу квадрату со звездным небом, как вдруг сбоку раздался
дикий яростный крик:
-- Ты!..
Из тайного бокового входа выбежала Алконост, все такая же яркая и
красивая, молодая, только лицо было настолько злым, что Таргитай
непроизвольно выставил перед собой меч.
Алконост едва не напоролась грудью на острие, с которого падали
тяжелые красные капли. Ее синие глаза были полны ярости.
-- Стой там, -- предупредил Таргитай.
-- Ты... ты все уничтожил!
-- Стой там, -- повторил Таргитай твердо, -- я не люблю, когда кусают
и царапают.
Она раскинула руки, настоящие человеческие, очень красивые, голова ее
откинулась, из груди вырвался отчаянный вопль, а в следующий миг она
стремительно метнулась вперед, ловко обогнув меч. Таргитай отступил назад
и в сторону, свободная рука перехватила ее за пышные волосы.
Алконост забилась, пытаясь дотянуться до его лица, на пальцах были
ногти, но узкие и острые, как когти, и они мелькали прямо перед глазами.
Он откидывал голову, сколько мог, ощутил, как шелковые волосы подаются в
его пальцах, она дотягивается, уже царапнула щеку...
Разозлившись, с маху ударил ее рукоятью меча. Она рухнула на колени,
но он удержал, все еще не отпуская волосы.
-- Сиди спокойно, -- сказал он уже рассерженно, -- иначе...
-- Раб!.. Грязная тварь!
-- Ты нас обманывала, -- укорил он. -- А это нехорошо.
Она зарычала, бешено рванулась вбок, потом упала, заставив
наклониться и его, а когда отпустил волосы, распласталась на каменных
плитах. Лицо было перекошено, на красивых губах выступила пена:
-- Но как ты мог?... Дудка? Но дудка у меня...
-- Ах ты, -- выдохнул Таргитай. -- Где она? Я искал...
Он отступил, оглядывался. Наверху шум стал громче, вспыхнул красный
огонь, а по лестнице вниз покатили медленные волны тяжелого дыма.
Алконост поднялась на колени. Глаза не отрывались от молодого парня,
такого же золотоволосого, глуповатого на вид, но смевшего так все
разрушить.
-- Ты ее не получишь, -- прошептала она ненавидяще.
-- Эх, -- сказал он осуждающе, -- это ж новую резать, дырки
колупать...
Отшатнулся, по ушам хлестнул дикий визг. Вместо распростертого на
полу тела на него метнулось быстрое, хищное, блестящее. Он дернулся, руку
тряхнуло до самого плеча. Был хруст и треск разрываемой живой плоти, а его
руку начало пригибать вниз. Лезвие меча вошло ей между правой и левой
грудью, и красное, как раскаленное, острие высунуло клюв на ладонь между
лопаток.
Она прошептала, ее синие глаза впились в его лицо:
-- Проклятый... Как же ты быстр... Но дудка... не понимаю...
волшебная дудка заперта... у меня...
Он опустил ее на мече на пол, а потом, чтобы не оставлять красивую
женщину с мечом в груди, наступил ногой на живот, выдернул красное,
дымящееся от горячей крови лезвие. Из раны ударил бурунчик крови. Алконост
попыталась приподняться, тонкие пальцы безуспешно хватали воздух,
царапнули за сапог.
Он поспешно убрал ногу:
-- Э-э, не сорви подошву!
-- Я умираю неотмщенной... Умираю...
-- Да-да, умираешь, -- подтвердил он торопливо.
-- Ты... дудка... э-э... дудка...
Ее губы синели, а лицо стало смертельно бледным. В синих глазах все
еще было непонимание, жажда понять, и он торопливо посоветовал жалким
голосом:
-- Э-э, ты не отвлекайся, не отвлекайся!
-- У нас... -- шепнули ее застывающие губы, глаза уже стекленели, --
было выше... чем... волшебство...
В остекленевших глазах застыл немой вопрос, и он объяснил, чувствуя,
что становится похожим на Олега:
-- А что дудка?.. Дудка, как дудка. На ней еще и играть надо...
Последние слова он почти прокричал. Фигурка царицы съежилась, а ему
почему-то хотелось, чтобы она даже в том мире поняла то, что понятно даже
ему, не слишком обремененному мудростью: играл и пел он, при чем тут
дудка? Пробовали же ее девки сопеть в нее!
Под ней расплылась огромная красная лужа, словно лепестки
исполинского мака, а царица выглядела как драгоценный камень в его
чашечке. Это было красиво, он некоторое время вбирал в себя всю картину,
смутно чувствуя, но не умея облечь в мудрые слова некую простую истину,
что ворочалась в душе, часто говорила за него, но облечь в точные слова
сумел бы разве что Олег... Если бы захотел.
В спину прижгло так, что выгнулся колесом, отпрыгнул. Все вокруг уже
стало оранжево-красным. Он чувствовал, как вот-вот вспыхнут сами хоромы.
За проломом был лес, оттуда врывался холодный ночной воздух, бросался в
пламя и взмывал горячим потоком вверх, Таргитай наклонил голову, как бык
для схватки, ринулся, проламываясь сквозь встречный поток сильного ветра,
а потом отбежал от дворца и в бессилии сел на подвернувшийся камень.
На месте дворца был ревущий столб красно-багрового пламени. Звезды
поблекли, столб огня стал страшным, Таргитай вяло удивился, чему там
гореть, это не боярские терема из сухого дерева. Здесь камень на камне,
потом вспомнил их благовония, масла для притираний, масла для умывания и
смягчения кожи, запасы ароматного дерева... Этого хватило бы, чтобы сжечь
царство средних размеров.
Из огня выкатился горящий ком, прокатился, рассыпая искры, пламя
погасло, Мрак, вскочив на ноги, обернулся и потряс окровавленной секирой:
-- Теперь будем идти спокойно!
-- И спать, -- согласился Таргитай.
Мрак оглянулся, от него все еще пахло благовонным маслом, как от
дешевой девки, но кровь текла по плечам, груди, рукам, словно искупался в
кровавом озере, что залечивало его ранки от ожогов, ибо нет лучшего
врачевания, чем кровь врага.
-- Теперь можно с чистым сердцем дышать и жить!
-- И есть, -- подтвердил Таргитай. -- А где Олег?
В коричневых глазах Мрака промелькнуло беспокойство. Стена пламени
стала такой плотной, что и таракану не выскочить.
-- Озверел, -- сказал он с некоторым удивлением. -- Ишь, заело... В
другой раз, на него плюют, а он даже не оботрется. Мол, что с них
возьмешь. Говорю: тебя ж оскорбляют, а он хладнокровно так: а я не
оскорбляюсь... А здесь пошел крушить так, что я не поспевал.
-- Он обиделся, -- предположил Таргитай, -- что провели бабы.
-- Да нет, бабы всегда нас проводят, не обижаемся... А что умнее...
Он в тревожной задумчивости смотрел на стену огня. Там уже трещало,
взрывалось, глухо бухало, а языки огня то подпрыгивали до небес, то
опускались.
-- Он становится похожим на человека, -- проговорил он со злым
удовлетворением. -- По-моему, он просто рушит то, чего не понимает. Как
все мы. Как люди.
Над головами промелькнула тень, пахнуло горящей шерстью и сладким
маслом. Птица упала рядом, Олег разогнулся с трудом, спина была красная,
уже вздувались волдыри. Таргитай бросил ему одежду, волхв, перекосив рожу,
с трудом натягивал, двигаясь бережно, осторожно.
-- Чего так долго? -- спросил Мрак понимающе.
-- Пленников выпустил... -- ответил волхв хмуро. -- И коней. Негоже
им погибать как эти... Двое все же бросились с кольями. Да не кони, люди!
Хозяев, значит, защищали...
-- Преданные, -- буркнул Мрак.
Олег бросил быстрый взгляд на Таргитая:
-- Они дольше слушали их песни.
-- Песни, -- прорычал Мрак с отвращением. Он бросил на Таргитая лютый
взгляд: -- Ну и свинья же!
Таргитай с недоумением оглянулся:
-- Свинья? Где свинья?.. Так загрызи, поедим. А то все хлебные
корки...
-- Ты свинья, -- гаркнул Мрак, разозлившись. -- Столько суток, я как
паршивый пес, бегал по лесу, давил несчастных зайцев, а ночью стерег
ворота!.. Брякнешь кому о таком позоре, удавлю враз!.. Мог ты, тварь
поганая, подудеть... или спеть пораньше?
Олег сказал подозрительно:
-- Он это нарочно.
-- Я? -- ахнул Таргитай.
-- А что? -- сказал Олег, он хмурил брови. -- Спал себе на сене возле
коней! Что еще человеку надо?.. А я, как проклятый, носился под облаками,
высматривал караваны, телеги с купцами, одиноких гонцов, попутно бил
редких птиц и зверей, таскал им для забавы... Пять дней вообще ел только
ту дрянь, что ловил на лету. От голода жрал прямо с перьями.
Мрак кивал сочувствующе, то-то волхв все дергается, видать перья
оттуда лезут, щекочутся.
-- Тебе хорошо, -- вздохнул он. -- Ты ему хоть в ухо дал.
Таргитай завопил:
-- Мне хорошо было?.. Мне?.. Три дня нееденному?
-- А чо ж не запел?
-- Как я мог? -- вскричал Таргитай отчаянно. В глазах блестели слезы
от несправедливой обиды. -- Вас нет, а я -- петь? Вы меня бросили, а я
распевать?.. От радости, да?
Глава 44
Мрак и Олег переглянулись. Мрак сказал тяжело:
-- Ну что мы?.. Сами сели в лужу, а его корим, что не сразу нас
вытащил. А на самом деле, он сам не попал и нас выволок. Хоть и дал, надо
признаться, в дерьме насидеться по уши.
-- Я ж говорю, нарочно, -- пробурчал подозрительный Олег, но не
слишком настойчиво.
