оружие, но -- жен и родовые замки! Да что замки -- имя проигрывали! Вот до
чего Сатана силен, как умеет заманить в свои сети слабые души...
-- Но ведь играл, -- сказал Олег, поддразнивая. -- А все игры, по
вашему учению, сам сатана придумал. Поговаривают, ваш бог за то и сбросил
его с неба, что не мог выиграть...
Томас сказал с достоинством:
-- Сэр калика, я не думаю, что сэр Бог не смог бы выиграть, если бы в
самом деле сел играть с мерзким дьяволом. Я думаю, он не сел бы с ним
рядом даже потрудиться в отхожем месте. Разве что сэр Сатана сжульничал,
хотя это уж чересчур... Ведь сэр Сатана тогда еще сидел по правую руку
Господа нашего и не был таким, каким стал уже на земле...
Он благочестиво перекрестился. Олег засмеялся:
-- Ну да, пожил на земле среди людей, а с кем поведешься, от того и
наберешься.
Томас выглядел озадаченным.
-- Ты хочешь сказать, что Сатана, пообщавшись с людьми, стал таким
мерзким? Впрочем, почему бы и нет? Человек не ангел, но он стремится к
свету, а дьявол от злобы опускался все ниже, пока не стал хуже человека. А
потом еще и человека стал науськивать стать хуже.
-- Вот-вот. А игры остались в его владении.
-- Вот я и схлестнулся с ним! Как подобает доблестному рыцарю: на
чужом поле, да еще позволил противнику выбор оружия. Сыграл в эту
нечестивую игру, выиграл, добычу пропил, ибо зазорно на такие деньги
покупать что-то стоящее, сыграл снова и опять выиграл! Ну, напоил тех
мужиков... Так я посрамил дьявола.
Олег с восхищением покрутил головой.
-- Здорово! Это учение... или вера, далеко пойдет, если позволяет так
трактовать рыцарские пьянки, до которых далеко даже разгулявшимся морякам.
Коня купил на выигранные деньги?
-- Коня можно -- ответил рыцарь сурово.
-- Почему?
-- Я с высоты его седла утверждаю истинную веру. Такой конь не может
быть орудием дьявола. Сэр калика, а ты уверен, что ехать через лес?
-- Вся Европа покрыта дремучим лесом. Как и твоя Британия. Это не
сарацинские пустыни, отвыкай. Здесь куда бы ни поехал, все равно через
дремучий лес. Но сейчас осень, дороги здесь уже протоптали. Это весной ни
пройти, ни проехать...
-- Кто протоптал?
-- Сперва бродяги вроде нас, ну всякие там нищие, странствующие
рыцари, изгои, сумасшедшие, потом и просто торговые люди.
Томас перекрестился.
-- В лес так в лес. Просто не люблю, когда из кустов выпрыгивают
всякие лохматые, с ножами, ну вроде тебя. Вздрагиваю, что недостойно
рыцаря. Все-таки я башню Давида брал, на стенах Иерусалима дрался...
Лес впереди вырастал дремучий, густой, непроходимый. Тропка ныряла
под низкие ветви, тут же исчезала, как в барсучьей норе. От стены деревьев
за сотню саженей тянуло прохладой. Могучие стволы были темные,
приземистые, сумрачные. Даже густые кроны выглядели темнее обычного.
Ехали весь день, только в полдень дали коням короткий отдых, наскоро
перекусили сами, не разводя огня.
Томас поинтересовался:
-- А эта страна как называется?
Олег удивился:
-- Ну и память у тебя! Я ж говорил, Русь.
-- Это я помню, -- отмахнулся Томас, -- но Русь вчера была, даже
позавчера... А сегодня по чьей земле едем?
Олег хмыкнул:
-- Тогда у тебя язык заморится спрашивать. Хоть на коне скачи, хоть
улитой ползи, хоть птицей лети -- все одно Русь будет и завтра, и
послезавтра, и после послезавтра. А княжества... Они ж все Рюриковичам
принадлежат. У одного брата -- одно, у другого -- другое, у третьего --
третье... А все вместе -- Русь. Рюриковская Русь.
Томас молчал, поглядывал недоверчиво. Сказал наконец с сомнением:
-- Дивны дела твои, Господи... В нашем войске был отряд доблестного
сэра Родослава, отважного воителя и веселого рыцаря. Его люди отличались
силой, дисциплиной, воинским умением. Все дивились, как они без ропота
переносят невзгоды. Теперь припоминаю, то же вооружение и доспехи видел.
Эт что ж, они явились из этих земель?
-- Скорее всего даже из этого города. Вятичи, к примеру, тоже ходили
в те походы, но у них оснастка другая.
Томас несказанно удивился:
-- И вятичи из этих земель? Никогда бы не подумал. Я считал их
викингами. Они стояли слева от герцога Тулебского, прикрывали фланг короля
Генриха Синезубого. Тоже отважные и свирепые воины! Воистину дивны дела
твои, Господи!
Когда седлали коней, Томас представил себе, какую дальнюю дорогу надо
одолеть, сколько лесов, болот, городов и весей впереди, вздохнул, сказал в
сердцах:
-- Что не пойму: ты колдун немалой силы и ты не пользуешься своей
мощью! Ну разве что когда совсем припрут к стенке. Да и то ты чаще готов
помереть, чем колдануть. Для меня это все равно что иметь двух быстрых
коней, а идти за ними пешком, глотая пыль! Тебе ж все равно гореть в
геенне огненной! Так чего же страшиться еще?
Он думал, что калика не ответит, обычно таких разговоров избегал, но
сейчас волхв был в хорошем расположении духа. Засмеялся:
-- Я бы сказал, что это обет, это тебе б все объяснило. Верно?
-- Ну...
-- Так вот, это в самом деле обет. Не перед демонами, правда, как ты
размечтался. Перед собой.
-- Но зачем?
-- Как тебе объяснить... Представь себе, что я тоже хочу достичь
царства божьего. И я иду верной дорогой. Но всякое использование магии
отбрасывает меня назад, во тьму. В магии много нечестивого... не в том
смысле, как ты понимаешь, но общий смысл ты уловил... В магии все от
слепой веры, а я ненавижу слепую веру, в магии рабства не меньше, чем в
христианстве. Я чувствую себя опозоренным, когда спасаю свою шкуру магией.
Ты прав, иногда легче умереть, чем чтобы тебя спасали те, с кем ты
борешься...
Томас смотрел широко раскрытыми глазами.
-- Тогда в тебе больше рыцарства, чем в любом из паладинов Круглого
Стола!
-- Томас, на самом деле я стерпел бы и стыд, и позор, мало ли что
пришлось вытерпеть раньше, но пользование магией топчет большее, чем
жизнь. Оно топчет грязными копытами всю цель моего бытия! То, ради чего я
живу.
Словно небо раскрылось над Томасом. У калики, оказывается, свой
квест, который ему, рыцарю и воину Христа, даже не представить! Только
самый краешек увидел, ощутил, и то оторопь берет. Опасный с ним противник
едет, опасный...
К вечеру ветерок стих, в неподвижном воздухе повисли ароматы поздних
трав, опавших листьев. Огромный багровый шар медленно опускался к краю
земли. Угольно-черные тени двигались по темно-багровой земле впереди
всадников, удлинялись, сливались с тенями скал, камней и деревьев. Мир был
дик и неведом, только они двое да кони казались живыми в этом мире.
Небо постепенно темнело. Сперва на нем высветился едва заметный серп,
затем заблистала одна звездочка, другая. Теперь Томас и Олег ехали под
темно-синей чашей, края которой опускались на края земли.
К ночи в редком березняке наткнулись на торговых гостей. Те поставили
телеги с товаром кругом, развели костер, натаскали сушняка. К ночи
готовились основательно, неожиданностей избегали...
На треноге уже булькал и звенел крышкой огромный котел, на горячих
углях да тонких прутиках со снятой корой жарились широкие темные ломти.
Запах жареного мяса с заморскими специями ожег ноздри. Томас шумно
сглотнул слюну, а конь под ним тут же ускорил шаг, словно спешил съесть
его раньше хозяина.
-- Приветствуем вас, благородные сэры, -- провозгласил Томас в
пространство, явно не зная, как обратиться к торговым людям. -- Мир вам и
благословение Господне!
На них смотрели с любопытством. Один из купцов поднялся.
-- Мир и вам, ежели не шутите. Впервые вижу попа в железе! Ночь на
дворе, оставайтесь с нами. Ежели что, защитим.
Томас побагровел, начал надуваться, но Олег сказал кротко:
-- Спасибо, добрые люди. Мы переночуем с вами.
-- Издалека?
-- Очень.
Больше вопросов не задавали. Не хочет человек говорить или не может
-- его дело. Нельзя считать деньги в чужом кармане, как все любят, нельзя
выспрашивать чужое, хоть и очень хочется. Захотят -- скажут.
Томас достал из своих мешков сало и круг сыра -- негоже только на
чужое рот разевать, а свое прятать, -- у купцов нашелся кожаный мешок с
брагой, пустили по рукам вкруг костра. После трапезы пошел осторожный
разговор о том, кто такие и куда путь держат.
Вопросы задавались так, чтобы легко дать уйти от ответа. Мало ли
чего, в лесу могут жить разные люди, никого задевать не стоит. Время
смутное, князья на все накладывают лапу, чужеземные миссионеры рыщут, одни
пытаются в другую веру перевербовать, другие склоняют князей к тесным
союзам то с Казимиром, то с половцами, то еще какие цели у них темные,
далеко идущие. Что на пользу им, купцам, сразу и не сообразишь, так что
лучше никого не задевать, а там приглядимся, прислушаемся, принюхаемся,
где-то что -- да обломится.
Когда мешок с бражкой опустел наполовину, пошел степенный и мудрый
разговор о том, как обустроить Русь, как жить будем, как наконец-то
установить мир и порядок на землях, где всегда был беспорядок, где только
обещали порядок, куда в давние времена зазывали даже немцев, чтобы те
навели порядок, но даже и у тех пошло вперекосяк: это Русь, а не ихняя
Неметчина.
Калика задвигался, спросил:
-- Немцев?.. Это Рюрик-то немец?
-- Немчура, -- подтвердил купец. Подумал, почесал голову. -- Или жид,
теперь не дознаешься.
В самый разгар веселья, когда Томас уже намерился попытать счастья в
игре, ибо в игре да в дороге познаются люди, в игре да в бане все равны,
играть -- не воровать, как внезапно зашумели верхушки деревьев. Воздух
задрожал, вспыхнули и погасли синие искры. С треском ломая ветви, на землю
падал сук, не сук -- целая колода.
Гупнуло, колода оказалась выдолбленной изнутри. Люди ахнуть не
успели, как оттуда вылезла, как огромный жук-короед, сухонькая старушка.
Лицо было сморщенное, как печеное яблоко, рот беззубый, но глаза смотрели
зорко. Суетливо отряхнулась, в растрепанных седых космах застряли
древесные крошки, будто в самом деле грызла дерево.
-- Исполать всем, -- сказала она быстро. -- Не пужайтесь, не трону. Я
сегодни чегой-то очень уже наеденная. Только у костреца погреюсь, ежели не
против...
Старший из купцов икнул, с трудом выдавил:
-- Не против... Совсем-совсем не против. Еще как не против!
Старушка подошла ближе. Она была в лохмотьях, те висели на ней, как
крылья старой летучей мыши, что привыкла спать среди паутины. Острые, как
булавки, глаза пробежали по неподвижным фигурам Томаса и Олега. Томас
настороженно держал ладонь на рукояти двуручного рыцарского меча. Там по
самую шляпку был забит гвоздь из креста, на котором распяли Христа.
Гвоздь, окропленный самой благородной кровью, защищает от всех козней
дьявола и его слуг. Конечно, только тех, кто верует беззаветно. Так ему
обещал капеллан. А, черт, это уже другой меч!
-- О вас двоих вся земля слыхом полнится.
Олег доедал зачерствевший ломоть сыра, возразил с набитым ртом:
-- Ну уж и вся!
-- Вся наша, -- уточнила старушка
-- Садись, грей кости. Ведунья?
-- Теперь уже кличут ведьмой. Народ ведать не ведает ни про веды, ни
про нас, хранящих веды. И ведать не хочет.
Олег стиснул челюсти. В мир опять который раз победно входит
невежество. Раньше можно было силком учить грамоте, а теперь новая вера
слабых и нищих духом гласит, что именно они, слабые, грязные и
невежественные, угодны новому богу. А грамота -- от дьявола. Бей и жги
