наотмашь хлестнула его по плоской роже. Он отшатнулся, зашипел от злости,
выхватил саблю.
-- Не сметь! -- грянул Томас. Страшный голос донесся, возможно, даже
до башни Давида, но не до ушей половца. Он уже замахнулся на жертву, Томас
заскрипел от ярости зубами.
Сабля блеснула, как серебристая рыбка, выскользнула из ослабевших
пальцев. В затылке половца торчала стрела с белым пером, а сам он очень
медленно сгибал колени.
Томас даже не крикнул Олегу, дыхания не хватало, озверелые рожи лезли
со всех сторон. Их было не меньше трех десятков, из соседних улочек спешно
возвращались, зачуяв звуки новой битвы, разбредшиеся мародеры. Томас
поворачивал коня, теснил их, отвоевывая простор. Вокруг него падали
сраженные, он остервенело рубил и крушил, во рту внезапно ощутил пену --
доблесть берсеркера, но постыдную для воина Христова. Да черт с ним,
бешенством берсеркера, лишь бы перебить их всех, слышать сладкий хруст
рассекаемых костей, забрызгаться кровью, видеть страх в перекошенных лицах
и убивать, убивать, убивать...
Олег холодно смотрел, как рыцарь продвигается, как медведь в стае
псов, к трем всадникам. Те подпустили его на длину меча, но рыцарь
опрокинул и последний заслон. Всадники попятились. Между ними и железным
воином возникали все новые ряды, Томас же шел напролом с упорством
англского быка. Меч его вздымался реже, рыцарь начал выдыхаться, но все
еще продвигался к всадникам.
-- Да черт с ними! -- крикнул Олег нетерпеливо. -- Поехали дальше.
-- А враги? -- крикнул Томас бешено.
-- Да какие они враги? У них тут свои свары.
-- А женщина?
-- Женщин везде приносят в жертву.
-- У нас не приносят!
-- Ну да, -- сказал Олег саркастически, -- не видывал я ваши обряды!
-- То были не наши...
Кочевники наконец поняли, что рыцаря простым натиском не взять, разом
отхлынули. Вовремя: сэр Томас уже поднимал меч, как ребенок наковальню.
Все же он надменно огляделся, зычно провозгласил:
-- Ну, кто супротив воина Христова?
Олег с досадой придержал стрелу на тетиве. Если свои победы
приписываешь Христу, то пусть он и помогает.
Кочевники разом сорвали с седельных крюков короткие скрепленные
костным клеем турьи рога, их луки начали осыпать рыцаря градом стрел.
Томас разъяренно ревел, железные наконечники звонко били по шлему и
доспехам, нанося урон самолюбию. Его меч разом оказался беспомощным.
Всадники торопливо отдавали распоряжения, и к рыцарю начали
подкрадываться с разных сторон с баграми на длинных рукоятях. Женщина у
столба уже освободилась, но бежать не решалась, везде половцы, пряталась
за столб. Томас отсалютовал ей мечом, едва подняв его на уровень седла.
Пропадет дурак, подумал Олег с досадой. Он спустил тетиву,
молниеносно наложил другую стрелу и теперь слышал только непрестанный
скрип дерева, из которого делал лук, и звонкое вжиканье своих стрел.
Только у знатных кочевников были панцири из кожи с нашитыми конскими
копытами, но с седел одинаково падали, сраженные насмерть, и самые
знатные, и самые бедные.
Томас довольно скалил зубы. Тетива не успевала вернуться, как ее
подхватывали сильные пальцы калики, и новые стрелы молниеносно находили
цель. И били с такой силой, что будь на месте половца даже рыцарь в полном
воинском доспехе...
Томас зябко передернул плечами. Не зря церковь налагает запрет на это
дьявольское оружие. Слишком оно смертоносное. Надо бы при случае как-то
обойти запрет и научиться. Хоть и не рыцарское это дело, простонародное,
но в умелых руках наносит урону больше, чем целый рыцарский отряд. А стоит
намного дешевле.
Глава 4
На площади перед церковью остались убитые. Уцелевшие попятились в
переулки, постреливали оттуда. На площади лежало бревно, бродили кони с
опустевшими седлами, а из-за столба на помосте опасливо выглядывала
женщина.
Томас помахал ей дланью в железной рукавице.
-- Леди, сброд разогнан. Я бы почел за великое счастье проводить вас
к вашему замку, но не могу оставить сэра калику. Он бывает так рассеян,
так рассеян... Со святыми отшельниками это часто бывает. Вчера, к примеру,
он съел мой обед, стоило отвернуться... А потом и мою рукавицу.
Олег не улыбнулся, зеленые глаза были холодными и неподвижными, как у
большой ящерицы. За церковью суетились, вытаскивали повозку на огромных
колесах, сделанных из сбитых вместе досок. На повозке высился огромный
сундук, укрытый мехами и пестрыми одеялами.
-- Откупаться будут, -- предположил Томас победно.
-- Держи карман шире! Дадут, догонят и еще дадут!
Степняки торопливо стащили шкуры и одеяла. Сундук оказался клеткой из
толстых железных прутьев. В углу лежала куча тряпья, но когда в нее ткнули
тупым концом копья, тряпье зашевелилось. Половцы разбежались как куры при
виде лисы. В клетке поднялся мощный мужик, приземистый, поперек себя шире,
с головой, как пивной котел, грудью навыкате. Руки свисали ниже колен.
Ветер донес сильный запах давно немытого тела, но в знакомом запахе было и
такое, отчего у Томаса волосы встали дыбом. Это было нечто звериное. Нет,
хуже, чем звериное!
Степняки поспешно накрывали головы полами халатов, а всадники
напялили мохнатые шапки по самые уши.
-- Что это они? -- удивился Томас.
-- Сам впервые вижу...
-- Слава Богу, -- перекрестился Томас. -- Я уж боялся, что ты все на
свете видел и везде побывал.
-- Завидно?
-- Убивать таких пора.
Мужик в клетке оглядел всех злыми глазами, зевнул и снова опустился
на грязную подстилку. Всадник закричал тонким сорванным голосом. Один из
половцев подобрал брошенное копье, подбежал и ткнул мужика уже острием.
Тот рыкнул, бросился на прутья. Клетка затряслась, запах вонючего пота
стал мощнее. Половец указал на Томаса и Олега, что-то прокричал.
-- Никак, драться выйдет? -- забеспокоился Томас. -- Сэр калика,
теперь драться тебе. Я не снесу позора, чтобы супротив меня мужика
выставили!
-- Ты ж только что перебил дюжину!
-- То в общем бою, а это поединок!
Половцы снова разбежались, а пленник внезапно сунул четыре пальца в
рот, оказавшийся широким, как у жабы, засвистел мощно и страшно. У Томаса
и Олега заломило в ушах. Свист нарастал, в нем появились переливы, словно
огромный соловей со скалу размером старался перекричать соседа. Или увидел
вкусного червяка, толстого и длинного, как уж. Конь под Томасом прядал
ушами, пятился. Томас удерживал железной рукой, но у самого сердце
замерло, а вместо жаркой крови словно кто налил холодной ртути.
Конь под Олегом пятился тоже, пока не уперся в стену. Но мощная
ладонь свиста давила еще, бедное животное задрожало, колени начали
подгибаться. Олег с трудом удерживал лук, а стрела на тетиве плясала,
острый конец смотрел то в землю, то в небо,
Поднялись пыль, пепел, закружились. Половцы попадали, головы укрыли
халатами, всадники скрылись за церковью. Затрещала крыша на ближайшем
тереме, конец обломился, его унесло, будто могучим ветром. Деревянные
дощечки черепицы, гонта, посыпались, как орехи, рассыпались без стука: все
заглушал пронзительный свист.
-- Что делать? -- заорал Томас, покраснев от натуги. -- У меня скоро
доспех рассыплется, как из сухой глины!
Олег прокричал в ответ, с трудом перекрывая свист:
-- Боишься?
-- Это же мужик! Я покрою себя позором!
-- Это чудовище!
-- Чудовищный простолюдин тоже простолюдин.
Богатырь свистел не умолкая. Олег все ждал, когда он умолкнет на миг,
чтобы набрать воздуха.
-- Когда же умолкнет хоть на миг! -- закричал Томас тревожно. --
Должен же воздух набрать! Воздух набираешь ртом, а выпускаешь...
выпускаешь сзади. А у него все наоборот!
-- Странные вещи узнаю о своем друге, -- изумился Олег. -- Я, к
примеру, и набираю и выпускаю одним местом. И даже не ртом, как-то неловко
даже увидеть рыцаря с раскрытым, как у простолюдина, ртом... Даже у твоего
коня есть ноздри...
Томас покраснел, даже перья на плюмаже встопорщились. В смущении и
ярости сорвал с седельного крюка боевой рыцарский топор, размахнулся так
широко и мощно, что раздался свист рассекаемого воздуха, а затем и треск
деревянных брусьев. Клетка содрогнулась, полетели щепки и обломки дерева.
Свист оборвался, словно обрубленный острым лезвием.
В мертвой тишине всхрапывали кони. Томас улыбнулся широко и светло,
повернулся к деревянному столбу. Женщина покачала головой и махнула ему в
сторону клетки. Томас поклонился и величаво развернулся к поверженному
противнику.
В клетке зияла дыра. Обломки брусьев торчали, как сломанные мощным
ударом зубы. Чудовищный Свистун медленно поднимался с охапки гнилой соломы
и тряпок, по перекошенному лицу текла кровь. Он сплюнул красным, погрозил
немытым кулаком размером с половецкую голову.
-- Ну погоди же!.. Я злопамятный!
-- Дурак, -- сказал Томас благожелательно, -- уходи, ежели зад
пролезет!
Свистун поспешно протиснулся, обдирая живот и локти. Стражники
поспешно поднялись, бросились с саблями и пиками. Свистун оскалил страшно
зубы, перекосился, зашипел, как разъяренный кот. Свиста не получилось,
топор даже на излете сумел своротить челюсть, но все равно половцы в
страхе попадали и закрыли головы халатами.
Свистун в несколько огромных прыжков, невероятных для такого грузного
существа, домчался до городской стены, вскарабкался, на самом верху
оборотился, еще раз погрозил огромным грязным кулаком, уже всем сразу, и
исчез.
Половцы поднимались, растерянно поглядывали на хана. На их лицах были
стыд и решимость, в руках вместо луков появились арканы и багры.
-- Дело худо, -- сказал Олег тревожно. -- Надо уходить.
-- И недодраться?
-- У нас много дел, -- сухо напомнил Олег.
-- Ах, да... А ежели догонят?
-- Догонят -- разберемся. А если опоздаешь, то Крижана не только
замуж выйдет, но и родить успеет.
Томас заскрежетал зубами. Конь под ним всхрапнул, подобрался. Олег
ожидал, что рыцарь сорвется с места в галоп и помчится так до самого
Лондона, однако Томас рысью подъехал к столбу, протянул руку:
-- Леди, прошу вас.
Женщина ухватилась за железные пальцы, их взгляды встретились. У нее
были странные лиловые глаза, таких Томас у людей не видел, гордо
приподнятые скулы и тонко очерченный нос. Губы были выкрашены желтой
глиной. Томас улыбнулся своей самой мужественной улыбкой. Ему говорили,
что когда он так улыбается, даже королева добудет для него ключ от своего
пояса верности. Женщина одним прыжком оказалась позади рыцаря. Олег
одобрительно свистнул, кони пошли вскачь. Копыта загремели по сухой земле,
взвилось облачко пыли.
Сзади хан заорал тонким визжащим голосом:
-- Запереть ворота!
Сразу несколько голосов заорали подобострастно:
-- Запереть! Схватить! Не дать уйти!
Слышно было, как половцы ловили коней и вскакивали в седла. Олег
пропустил Томаса с женщиной вперед, наложил на тетиву стрелу. Тяжелые кони
русичей могут с ходу проломить стену, но зато легкие кони половцев без
труда догонят, а острие копья вонзится между лопаток. Или хуже того,
повяжут арканами, будут изгаляться долго и сладостно, ведь утех и
развлечений у бедного степного народа мало, а потом неспешно сдерут шкуры
на барабаны.
Улица вывела на перекресток, где возвышался терем -- добротный,
сложенный из толстого мореного дуба, потому и не сгорел, хотя весь в
пятнах копоти. Окна забраны железными решетками, дверь низкая, обязательно
пригнешься, там даже один ратник устоит супротив целого войска.
