-- Перебиваемся, -- лицемерно вздохнул Олег.-- Он тоже англ?
-- Чистокровный! Однажды вывел все войско навстречу высадившемуся на
побережье вражескому войску. Была величайшая битва, врага разбили
наголову, однако в бою погибли сыновья Гаральда, братья и даже престарелый
отец, которого Гаральд очень любил. Он один остался даже без единой
царапины, хотя сражался впереди своих воинов... Стало ему так горько,
когда шел через необозримое поле, заваленное трупами, что сел на пень,
застыл в горестном раздумье, затем вовсе превратился в камень!
Они уже удалялись от камня, Олег спросил уважительно:
-- Видать, давно битва стряслась?.. Трупы воронье растащило. А чего
дрались в дремучем лесу?
-- Сражались в поле, -- ответил Томас раздраженно.-- Лес потом вырос.
Олег окинул взглядом столетние дубы, мимо которых шли могучие
разлапистые невинные цветы, и ядовитая трава, от которой гибнет скот, а
земля становится бесплодной.
-- Я еще понимаю, -- сказал он осторожно, -- как мог попасть сюда
Дикий Охотник. Почему лесной черт говорит на староанглицком диалекте... Но
как сюда попал Гаральд?.. Ты уверен, что битва была где-то в старой
Англяндии? Или даже в Британии?
Томас косился огненным глазом, как рассерженный конь, ждал подвоха.
Олег предположил:
-- Впрочем, если было великое переселение племен и народов, что
сокрушило старые империи Рима, то могли же сдвинуться и наши боги, демоны,
духи, призраки... Со временем меняются даже понятия добра и зла! А наши
боги переходят из страны в страну, от народа к народу, меняются сами...
Помню, как я был удивлен однажды, встретив нашенскую Жар-птицу в одной
стране за тридевять земель, где жил странный народ с темно-коричневой
кожей!
Оказывается, именно там их гнезда, их родина, а к нам залетала
какая-то дуреха, охочая до дальних перелетов. Так у нас и прижилась:
понравилось блистать южными перьями среди северных снегов...
Их разделила огромная валежина, потом прошли по обе стороны могучего
дуба. Томас не слышал, что говорил калика, заинтересованно посматривал в
его сторону. Тот внезапно заорал, указывая рукой. Томас недоумевающе
повернул голову, на миг кровь застыла в жилах: на него мчался, грозно
опустив голову, вепрь чудовищной величины!
Он остро сожалел, что с ним нет верного копья, поспешно вскинул руку
к рукояти меча. Вепрь летел, как выпущенная из катапульты глыба, маленькие
красные глаза горели лютой злобой, блестели страшные клыки размером со
слоновьи бивни!
Томас расставил ноги шире, успел выхватить меч. Вепрь обрушился, как
падающая скала: Томас ощутил резкую боль, с силой ударился о твердую
землю.
В сторонке слышался грозный рев, ругань. Томас успел повернуться на
бок, как что-то со страшной силой ударило в спину, он взлетел, ломая
ветки, увидел вытаращенные глаза белки с бельчатами, перевернулся и тяжело
рухнул обратно на поляну, взвыл от удара.
В двух шагах что-то орал калика. Томас с трудом повернулся, чувствуя
себя искалеченным, истекающим кровью, на него навалилась тяжелая туша,
плеснуло горячей жидкостью. Туша вздрагивала, дрыгала ногами, доспехи
скрипели. Потом туша сдвинулась, голос калики спросил рассерженно:
-- Ты хоть жив?
Томас с трудом приподнялся на локте. Кабан лежал в двух шагах в луже
крови. Он был почти перерублен пополам, вторая глубокая рана зияла поперек
черепа, развалив его.
-- Спасибо, сэр калика, -- сказал Томас с чувством.
Калика стоял над ним бледный от ярости, в руках трясся окровавленный
меч, глаза горели гневом:
-- Дурень, чего застыл на дороге? Некуда отпрыгнуть?
Томас сказал с достоинством:
-- Сэр калика!.. Кабан бежал прямо на меня! Если отпрыгну, разве это
не трусость?
Калика задохнулся от ярости:
-- Трусость?.. Ах ты благородный англ!.. Тебе в самом деле очень
важно, что о тебе подумает кабан?
Томас помыслил, признался с неохотой:
-- Честно говоря, нет. Но традиции рыцарства...
Он поднялся с великим трудом, долго шли молча -- калика сердился.
Томас старался не хромать, терпел боль от ушибов и ссадин. Кабанья туша
осталась позади, нужды в мясе кабана пока не было. Калика хмурился чаще,
хватался за лук. Так они шли почти полдня, калика постепенно смягчился,
начал коротко отвечать Томасу. Тот чувствовал себя виноватым, заговаривал
первым. Калика начал рассказывать о Темном Лесе, но вдруг умолк на
полуслове. Томас видел, как кровь отлила от лица калики. Он напряженно
вслушивался, даже приостановился на миг, затем побледнел еще больше,
крикнул хрипло:
-- Бери ноги в руки! Теперь ничто не спасет, кроме ног... А тебе их
дурню, кабан перебил!
-- А это не спасет? -- потребовал Томас, хлопая по рукояти меча.
-- Если бы! У меня за спиной такая же железка...
-- Сэр калика! Если бы ноги спасали, заяц был бы бессмертным!
Олег ринулся через кусты и завалы, почти не разбирая дороги. Томас
сцепил зубы, побежал следом. Лес был все таким же, опасности Томас не
видел, но с каликой прошел достаточно миль, чтобы доверять его оберегам и
языческому чутью.
Калика проскакивал через заросли как вьюн, иной раз так, что ветка не
дрогнет, будто он превращался в дым или наловчился у агафирсов проходить
сквозь твердое. Томас же проламывался в своей стальной скорлупе, как
летящий валун, не обращая внимания на колючки и острые сучки. Олег часто
оглядывался на бегу, искал глазами рыцаря, но тот почти не отставал: Олег
нет-нет, да и застревал в переплетении веток, а Томас, хотя бежал тяжелее,
но любые препятствия сокрушал, как разгневанный носорог. За ним оставалась
широкая вытоптанная дорога, устланная сломанными деревцами, ветками и
развороченными муравейниками.
Они бежали целую вечность, за все время Томас ни разу не услышал
преследования, и даже волчьего или другого звериного воя, нигде сзади не
хрустнул сучок или веточка. Лишь однажды сверху мелькнула широкая тень, но
между землей и небом был надежный заслон в три этажа ветвей, и потому
птица, если птица бывает такой величины, ни черта не углядела. Тень
сдвинулась в ту сторону, откуда бежали, Томасу показалось, что калика
малость просветлел, перестал втягивать голову в плечи, как заяц при виде
коршуна.
Впрочем, калика по-прежнему орал, не давая остановиться или замедлить
бег. Остатки горного меда выветрились, Томаса уже бросало от ствола к
стволу, во рту стало солоно, тело кричало от боли. Вдобавок сухая земля
сменилась толстым одеялом зеленого мха, ноги проваливались в мокрый
чавкающий слой, стали тяжелые, словно тумбы, за которые привязывают
корабли в портах.
Калика настойчиво торопил, Томас сквозь пелену мутного пота увидел
его рядом, тот ухватил за плечо, тащил, орал, чуть ли не бил. Томас с
усилием переставлял ноги, ничего больше не желая, как только упасть и
спокойно умереть, даже не стряхивал со лба соленый пот.
Внезапно в глаза ударил ослепительно яркий свет. Томас измученно
поднял голову, не понимающе уставился на огромные мрачные стволы, особенно
темные и мрачные, потому что за ними блестел яркий свет!
Олег дотащил Томаса до кромки леса, толкнул вперед. Томас сделал
несколько шагов, протиснулся между исполинскими стволами, что здесь на
краю леса, стояли плотно один к другому -- как рыцарский доспех, защищая
нежные внутренности Леса от знойного дыхания бескрайней степи.
Глава 13
Впереди без конца и края простиралась ровная степь без единого
кустика или деревца. Лишь невысокая трава, чахлая и жесткая, победившая в
борьбе за выживание под немилосердными лучами палящего солнца!
Томас сделал шаг, выйдя из тени деревьев, пошатнулся от обрушившегося
тяжелого яростного жара. В синем небе кое-где плыли белые, как овечки,
облака, но нещадное солнце выжигало землю без помех, под доспехами сразу
побежали гладкие струйки пота. Олег со страхом оглянулся на Лес:
-- Отойдем... Лесные звери могут выскочить на опушку.
Томас послушно заковылял прочь от темной стены Леса, что теперь не
казался таким страшным. Калика сказал неохотно:
-- Cэр Томас, теперь я точно знаю, где мы.
Лицо у него было удрученное. Томас испугался:
-- Агафирсы отвезли назад?
-- Наоборот. Но... шли на восток, по дороге выпустили. Теперь мы
гораздо ближе к Руси, чем к Британии.
Шли молча, Олег все еще не сбавлял торопливого шага. Томас с гудящей
головой с трудом осмыслил слова калики:
-- Мы стали ближе к моей Британии? Или дальше?
-- К Руси ближе, -- ответил Олег уклончиво.
-- Значит, придется идти через твою Русь? Наконец-то я пойму, меж
каких королевств она зажата!
Олег ускорил шаг, Томас не видел его лица, хотел засыпать
расспросами, но гневное солнце накалило доспехи, он варился в собственном
поту, чувствуя себя раком в железном котелке. Ноги тащил по сухой желтой
траве, мечтая дожить до привала.
Когда калика крикнул, что здесь остановятся на отдых, Томас сперва
рухнул, словно из-под него вышибли землю, потом лишь повернулся на бок,
расправляя гудящие ноги. Взглянув сквозь стебли травы, Томас вскрикнул и
привстал на колени.
Далеко впереди блестела яркая стена. Даже не стена -- вал из странных
оранжевых глыб, при виде которого у Томаса сердце застучало чаще. Олег
проследил за взглядом рыцаря, безучастно указал в другую сторону. Там
блестел такой же кольцевой вал. Внутри поместился бы огромный рыцарский
замок, но Томас видел только сверкающую на солнце высокую стену, а что за
нею внутри, сказать трудно.
Олег собрал сухих стеблей, толстых, узловатых, развел огонь. Томас с
отвращением косился на двух толстых ящериц, их прибил камнями калика. Есть
хотелось до колик в животе, но какая-то уж очень не христианская еда!
-- В поле и жук мясо, -- хладнокровно утешил Олег.-- Или ты, как
медведь, будешь лапу сосать?
-- Давай твою жабу.
-- Не жаба, крокодил-недоросток. Помнишь, агафирсы угощали? Там были
крокодилы-переростки. А так порода одна.
Томас съел ящерицу с кожей и когтями, потом взял камень и подстерег
еще двух дур, что вылезли из норок греться на таком диком солнцепеке. Одну
съел еще сырой, показывая калике, как равнодушны одухотворенные воины
Христа к плотоядным утехам, а калика съел свою тоже сырой, явно потакая
звериным языческим привычкам, либо угождая языческим богам.
-- Что это за край? -- спросил Томас.
Он вылез из доспехов, разделся, накрывшись от жгучего солнца одеждой.
Легкий ветерок спасительно охлаждал красное, как свежесваренное мясо,
тело, над ним поднимались струйки перегретого воздуха. Олег закинул руки
за голову, смотрел в небо. В зубах трепыхалась сухая травинка, по ней
растерянно ползала божья коровка.
-- Начало Степи.
-- Степь... Это Дикое Поле?
Олег чуть повернул голову, взглянул остро. Голос его был едкий:
-- Научился заглядывать в грядущее?.. Будет зваться Диким Полем,
потом -- Руиной, а пока что просто Степь. Котел, из которого век за веком
уже несчетные тысячелетия выплескиваются странные народы, которым несть
числа. Дикие, лютые кровожадные. Сеющие смерть, пожары, разрушение, ничего
не создающие. Народы, живущие только грабежами...
-- Разве так бывает? -- удивился Томас.-- Они же пасут скот... Куда
девают молоко, шкуры, мясо?
-- Они не создают культуры, -- поправился Олег.-- Не строят города,
каналы, не сажают деревья, не пишут книги. Захватив город, сжигают вместе
с храмами, библиотеками. Разбивают великолепные статуи, но не создали ни
одной. Немногих уцелевших жителей уводят в полон. Мы, Русь, держим щит
