-- Был бы я патриотом, сказал бы "да". Но, думаю, что от другого
корня. Как и Ахеронт.
Томас наморщил лоб, старался проломиться через дебри звуков, а Олег,
хоть и жалел усилия друга, но почему-то уточнять не стал.
Томас снова долго думал. Калика слышал, как скрипят могучие рыцарские
мозги. Впереди из тумана медленно выступил пологий берег. Сильнее потянуло
смрадом. Здесь туман рассеивался, Томас увидел, что это не туман, а головы
и плечи, плотно стиснутых друг с другом людей. Глаза были устремлены в ту
сторону, откуда тянуло смрадом. Из темноты возникали новые фигуры.
Томас спросил с недоумением:
-- Чего это они?
Олег смотрел почти со страхом. Томас впервые видел сэра калику таким
растерянным.
-- Что-то стряслось? -- спросил он осторожно.
Сэр калика с трудом выдохнул воздух, запертый в груди. Мертвенное
бледное лицо дрогнуло, медленно пытаясь вернуться к жизни, но в глазах
оставалась великая растерянность.
-- Еще бы...
-- Что?
-- Столпотворение,-- прошептал Олег.-- Сколько народу, сколько
народу!.. Умом я понимал, но все равно -- такое узреть своими глазами...
Томас удивился:
-- Ты ж сам говорил, что человечество состоит не столько из живых,
как из мертвых!
-- Гм... Все равно это как кувалдой по голове. В прошлый раз было
совсем пусто. Одна-две души промелькнет, а снова камни, камни, камни...
Томас удивленно воззрился на калику. А тот, собравшись с духом,
двинулся вперед, постукивая посохом, словно проверяя прочность дороги.
Расталкивая души, благо толкаться с бестелесными нетрудно, они
пробились к самому берегу. Томас едва не падал от зловония. Река текла,
если текла вообще, желтым гноем. Он видывал на своем веку реки, что
выглядели такими же желтыми, но там несли ил и глину, а здесь зловонный
гной, и этого гноя столько, что не просматривался другой берег.
В ушах звенело от стонов, плача, криков. Томас стоял бледный, как
полотно. Калика тоже посерел, затравленно оглядывался. Похоже, вспоминал
уединенную пещеру.
-- Орк,-- пробормотал Олег.
-- Орк? Что-то знакомое.
Олег с недоверием покосился на Томаса:
-- В самом деле?.. Это римляне так зовут, а для греков он Аид. Кроме
названия различий нет.
-- Гм,-- сказал Томас в затруднении.-- Тогда я подумал о чем-то
другом. А что там блещет... такое прекрасное?
-- Потала. Потусторонний мир ариев. А тот огромный город и все дворцы
намного превосходят красотой и совершенством все, что есть на небе.
Странный народ, да?
Томас подумал, буркнул:
-- В Индии жарко. Потому они свой рай и загнали в подземный мир.
Прохлада как в погребе.
Из тумана над рекой медленно выступил загнутый нос челна, потом
показалась высокая костлявая фигура. Человек, лохматый и длиннобородый,
неспешно орудовал коротким веслом с широкой лопастью. Он был в грязной
хламиде, что смутно напомнила одеяние римского пиита, указавшего дорогу,
только у лодочника от одежды остались одни лохмотья. В широкие дыры
просвечивали изъеденные ржавчиной доспехи. Под коростой болезни, что жрет
металл, Томас не рассмотрел ни герба, ни девиза, к тому же лодочник, судя
по доспеху, из простых, человек благородного сословия и с веслом в руках
бы не горбился... Облепленная слизью лопасть опускалось в воду попеременно
то с одной стороны, то с другой, лодка двигалась так медленно, что Томасу
невыносимый смрад начал влезать уже и в уши.
Гребец сделал последний гребок, застыл, угрюмый, как скалы, а лодка
еще медленнее ползла к берегу, наконец ткнулась в берег. Томас не услышал
привычного скрипа, днище словно бы всползло на груду гниющего мяса.
Души кинулись к перевозчику с криками и плачем, на ходу протягивали
что-то мелкое, блестящее, Томас догадался, зачем покойникам кладут на
глаза медные монеты. Тех, кто не платил, лодочник свирепо бил веслом.
Несчастные кричали, падали, многие скрывались в смрадных волнах.
Томас проговорил дрогнувшим голосом:
-- Это что ж... все на этой лодке?
-- Дурость, да? -- предложил Олег, но Томас проигнорировал
предложение язычника охаять христианство, и Олег добавил,-- нет, есть и
другие дороги... Какие-то забыты, какие-то исчезли, но здесь ты не увидишь
ни славян, ни германцев... Англ, может быть, разве что...
Томас вздрогнул, когда косматый лодочник повернул к ним лохматую
голову, грязную и смрадную. Лицо, как старая груша, что побывала в костре,
багровые веки с лиловыми жилками, как раздутые слизни, а белки пожелтели и
стерли радужную оболочку, так что глаза лодочника выглядели слепыми. Томас
ощутил, как холод пробрал до мозга костей.
-- Смертные? -- проговорил лодочник хрипло, и от его скребущего
голоса сердце Томаса остановилось вовсе.-- Давно такого не было!.. Но вам
не пройти.... И даже не уйти!
Он медленно и обрекающе начал поднимать костлявую длань. Рука была
темной, с мозолями, язвами от частых брызг зловонной воды. Длинный темный
палец, весь в наростах, нацелился в грудь Олега. Томас выхватил меч,
готовый обрубить эту руку, раз уж калика снова впал в глубокие раздумья о
смысле жизни, но Олег лишь брезгливо отодвинулся:
-- Да тихо ты, бес.
-- Кто? -- грозно вопросил лодочник.
-- Бес,-- повторил Олег с отвращением.-- Был богом, демоном, духом, а
стал теперь бесом... Кому служишь? Томас, это Херон, он же Ур-Шанаби, Исто
Биз, Остап Синяя Рука... Знаю и другие имена, что и произносить неловко...
Впрочем, здесь не храм богини Лады, здесь все ловко.
Херон всмотрелся, Томас видел, как лицо страшного лодочника дрогнуло.
-- Кто ты?
-- Разуй глаза,-- посоветовал Олег.-- Или поплюй и протри.
Херон прорычал люто:
-- Кто ты, осмелившийся не пасть ниц?
Олег посмотрел под ноги, они стояли по щиколотку в зловонной жиже,
покачал головой:
-- Херон, да будет тебе. Ну служил одним, теперь служишь другим. Чего
стыдиться? Лодочники везде и всем нужны. Христиане, если присмотреться,
тоже вроде бы в чем-то люди... местами.
Херон посмотрел на Томаса, перевел взор недобрых глаз на Олега. Томас
уже начал дышать чаще, готовый броситься на помощь другу. Однако лодочник
отшатнулся. В нехороших глазах мелькнул гнев, изумление и, как показалось
Томасу, искорки страха:
-- Опять ты? И опять за бабами?
-- Да ладно тебе,-- сказал Олег с неудовольствием. Он покосился на
Томаса.-- Откуда только эти слухи берутся!
Херон смотрел с отвращением:
-- Я еще понимаю того троянца, ему никак не обойти было наш мир, или,
скажем, храбрый шумер, что спускался сюда ради своего дикого друга, но ты?
Опять ради какой-то ерунды! Либо как в прошлый раз, когда зашел, потому
что по дороге было. Или позапрошлый, когда хотел куда-то там дорогу
сократить... как, ты говорил, срезать...
-- Да ладно тебе,-- возразил Олег.-- Разве я один такой? Вон
сладкоголосый эллин ради жены спускался, два могучана тоже ради бабы...
помнишь, хотели жену подземного царя увести? Разве не ради ерунды? А один
вовсе ради собаки!
-- И что? -- возразил Херон.-- Жену вывести не удалось, из богатырей
один сам там остался, собаку тоже пришлось вернуть, а тебе все как с гуся
вода! Ну, уж на этот раз не минется, не минется...
Мороз побежал по спине Томаса. В словах страшного лодочника звучала
уверенность. Он что-то знал такое, о чем пока не догадывался калика.
А Олег морщил нос, кривился, с отвращением смотрел на неподвижные
воды. Волны желто-коричневого гноя уходили далеко, терялись в нездоровом
тумане. Томас ощутил, как от смрада кружится голова.
-- Какая мерзость.
Херон огрызнулся:
-- А ты чего хотел?
-- Будто не помнишь,-- напомнил Олег невесело,-- какая река была!
Скалы срывала, вековые дубы выдирала как траву и несла в преисподнюю...
гм... а в самом деле, куда несла? Кто рисковал переправиться вплавь, того
уносило на сто верст по течению! А то и вовсе... уносило.
-- Вспомнил,-- протянул Херон с насмешкой, в которой Томас уловил
горькое сожаление.-- Это когда было?.. Простые реки за это время не только
в болота превратились, но и высохли, а потом на их местах вырос лес,
который сожгли и пустили под пашни... Да и пашни за века выдуло ветром.
Теперь там один песок горячий... А эта все еще течет. Хоть и медленно.
Правда, течет! Стигийское болото придвинулось, но здесь еще река, не
болото.
-- По запаху так болото,-- сказал Олег с отвращением.-- Неужто и
здесь высохнет?
Херон зевнул, отмахнулся с пренебрежением:
-- Это будет нескоро. Придут другие боги, другие обычаи. А я
привыкну... И к этому запаху притерпелся. Он же не сразу так взялся! А
сейчас мне его как и нету.
-- Ладно,-- бросил Олег,-- надо думать о сегодняшнем. Нам надобно на
ту сторону.
Херон смерил его недобрым взглядом:
-- Ты потяжелел. А мой челн только для бестелесных.
-- А ты сам бестелесный?
-- То я. Для тех, кто правит, всегда есть исключения. А по реке
правлю я, вишь весло? Да и за эти века мой челн обветшал. Возить
приходится... Куда больше, чем в старое время. А они все прут и прут. Где
твоя золотая ветвь? Сам знаешь, смертного могу переправить, если тот
покажет золотую ветвь.
Калика скривил губы:
-- Один челн... Как во времена, когда на всей земле была кучка людей,
так и сейчас, когда народу больше, чем песка в пустыне. Даже у богов не
всюду руки доходят. Херон, ты перевезешь нас двоих! Исключения бывают двух
родов. Для тех, кто правит, и для тех, кто не признает правил.
Взгляд Херона стал пронизывающим:
-- Не признают многие. Ты знаешь, сколько их толпится здесь?
Олег отмахнулся:
-- Подождут. У них в запасе, как говорится, вечность. Правда, мы-то
знаем, что вечностью тут и не пахнет... Но ты, Херон, бывал на коне, бывал
и под конем, а все еще не чуешь, с кем надо считаться, а от кого можно
отмахнуться!
Он говорил спокойно, легко, но взгляд Херона стал осторожным,
прощупывающим. Томас в поддержку друга с железным звоном бросил ладонь на
рукоять меча, выпятил грудь и выставил ногу. Он чувствовал, что выглядит
внушительно, и в подтверждение своего бесстрашия сплюнул в гадкую реку.
Плевок взвился легким дымком, едва коснувшись поверхности.
-- Ладно,-- проговорил Херон зловеще.-- Помни, сам так захотел. Назад
не повезу, клянусь водами Стикса!
Томас вздрогнул, он слышал от ученого дяди, что даже для богов клятва
водами Стикса является нерушимой. И если этот лодочник клянется, что не
повезет, то не повезет.
Бледный, он просяще взглянул на Олега:
Потрясение тогда не испугало, как случилось бы со слабой душой, а
Ярославы. Я виноват... и я искуплю своей славной гибелью. А тебя пещеры
ждут.
-- Да-да,-- сказал Олег рассеянно.
Томас обнял друга, шагнул через борт лодки. Челн качнулся, Томас
поспешно присел, чтобы не сверзиться через борт в зловонную жижу. Сзади
слышались шаги, а когда оглянулся, Херон уже отталкивался от берега
длинным веслом, а Олег неспешно опустился на среднее сидение лодки.
-- Олег,-- вскрикнул Томас, на душе сразу стало радостно и чуточку
неловко,-- ты-то зачем?
-- Понять хочу,-- вздохнул Олег.
-- Что?
-- Кто и зачем заманивает нас в преисподнюю.
Томас воскликнул:
-- Ты ж говорил, что во многих знаниях много горя!
-- Сейчас ты прав как никогда. Херон, Стикс теперь везде таков?
Лодочник бросил через плечо угрюмый взор. Весло в жилистых руках
опускалось в тяжелую воду неторопливо, без плеска. Лодка двигалась
сильными рывками, но вскоре застывала недвижимо, словно снизу хватали и
