Томас спросил с осторожностью:
-- А сейчас оно... издохло?
-- Да... Не понимаю только, зачем из последних сил ползло к пропасти?
Томас посмотрел в темноту, где угадывался край:
-- Не хотел, чтобы сняли шкуру?
-- А ты собирался? -- ответил Олег вопросом на вопрос.
-- Вообще-то нет,-- признался Томас.-- Я ж не дикий рус, что шкурами
убитых врагов накрывает коня, из черепов делает чаши, а кожей с рук
обтягивает колчаны! С другой стороны, снимал же с убитых оленей, кабанов,
медведей, а в Сарацинии -- с ихнего зверья... Хотя нет, не до шкур! При
чем тут шкуры? Даже если золотая, как у того барана, за которой святой
Язон плавал с двенадцатью монахами. Мы не за шкурами пришли, сэр Олег.
Край тучи медленно светлел, а внизу смутно проступили сперва вершины
острых, как зубы, скал, затем засеребрились круглые валуны. Олег сидел,
весь залитый неприятным мертвенным светом. Томас заметил, что калика
морщится, зажимает ладонью правое плечо. Между пальцами проступило темное.
Томас сглотнул комок, молча взмолился, чтобы у калики хватило языческой
нечестивой мощи, дабы заживил раны с той же быстротой, как и на земле,
когда мог пользоваться своей богопротивной магией. Дыхание из груди калики
вырывалось все еще сиплое, словно там раздували мехи.
Томас ощутил вину, что он, молодой и полный сил, встречает опасность,
весь закованный в сталь... сейчас уже сильно измятую, а отшельник дрался
со зверем грудь в грудь, такой же как и у него голой... ну, пусть такой же
волосатой, сражался голыми руками на равных.
Из-под ног сильно пахло убийством. Сапоги чавкали в застывающей
крови, а когда Томас рассмотрел под ногами нечто блистающее, он нагнулся и
постарался подцепить блестку, надеясь втайне, что вышиб зуб чудовища,
можно взять с собой, а ежели уцелеет, то будет хвастаться перед другими
рыцарями.
Пальцы подняли из темной крови длинное жесткое перо. Самый кончик
блистал, там не было крови.
-- Олег, а такого зверя знаешь?
Олег взял перо, стер пальцами кровь, помял, понюхал. Из под крови и
грязи проступила белизна с серебристым оттенком. Ноздри тревожно
дернулись, запах от пера не просто чужой или враждебный, а такой, что
мышцы напряглись, а в горле само зародилось грозное рычание. Рыцарь не
учует, он слишком благороден, а это уже наполовину слеп, а он сохранил
лесную привычку улавливать даже самые слабые запахи. По запаху любой
охотник определит матерость зверя, стать, силу, возраст... Олег чувствовал
как шевелятся, понимаясь, волосы на затылке. Он знал, что уже повидал всех
зверей на свете. Они не берутся ниоткуда. Но с этим зверем еще не
сталкивался.
Томас видел, как лицо Олега потемнело. Рыжие брови сдвинулись на
переносице, глаза посуровели.
-- Что-то знакомое? -- спросил он с тревогой.
-- Нет,-- ответил Олег медленно.
-- Слава богу!
Олег покачал головой:
-- Меня незнакомые пугают больше.
-- Да ладно,-- возразил Томас.-- Справились же. А перья... что ж,
значит, черти бывают не только в шерсти как наш полковой прелат, но в и
перьях. Только и все! Скажу ему, ахнет.
Он говорил беспечно, но в голосе угадывалось страшное напряжение.
Олег отвел взор. Рыцарь чувствует, что он недоговаривает что-то важное. Но
пусть пока не догадывается, насколько важное. И насколько важно то
странное превращение, которое успели прервать!
Они прошли всего несколько шагов, когда Томас внезапно метнулся в
темноту. Олег услышал жалобный крик. Вскоре рыцарь вытащил низенького
человека, вовсю пинал ногами, свободной рукой бил по затылку. Когда
подтащил ближе, Олег разглядел что человек странноват: слишком темен, из
курчавых волос торчат короткие рога, а те побелели от старости. Под
истрепанным лапсердаком на спине вздувается уродливый горб.
-- Мерзавец! -- орал Томас.-- Наконец-то я тебя поймал.
-- Ясновельможный рыцарь...
-- Я ж говорил, и в аду отыщу?
Олег услышал жалобный крик:
-- Да-да, конечно... Только вы говорили про себя, потом, ой-ой!....
конечно, я обязан был слышать!
-- Да я шкуру спущу! Чучело набью... Раздеру... Нет, лучше в геенну
зашвырну, а то без грешников и не геенна вовсе...
Олег наблюдал с любопытством. Гордый рыцарь не часто бывал в такой
ярости. Разве что когда обгорелый утащил Ярославу. Не иначе как что-то
столько же важное.
-- Сэр калика, я изловил мерзавца, который подлым обманом, хоть и без
колдовства, признаю, выиграл коня. После чего я как распоследний
простолюдин тащился, как и ты, пешком.
Он разжал пальцы. Горбун рухнул Олегу в ноги:
-- Смилуйтесь, господин! Замолвите слово перед грозным рыцарем. Это
же дракон, а не рыцарь! Я сам искал вас.
-- Ах, искал! -- проревел Томас. Он дал пинка в бок.-- Что, еще и на
мой меч глаз положил?
-- Зачем бедному иудею меч?
-- Ах, так ты и без меча обдерешь как русский медведь липку?
Горбун ухватил Олега за ноги:
-- Замолви слово, у него ж ноги железные, как и лоб!
Олег кивнул Томасу, тот видел напряжение и тревогу в зеленых глазах.
Да и сам, несмотря на ярость, ощутил недобрый холодок. Почему горбун
бросается искать защиты от могучего рыцаря к простолюдину, да еще такому
неприметному: в старой звериной шкуре, нечесаному, неухоженному. Знает о
них больше, чем они показывают?
-- Погоди,-- остановил Томас Олега.-- Пусть сперва признается. Ты
все-таки черт?
Горбун умоляюще посмотрел на Олега, но, видя, что защиты пока нет,
искательно и с некоторым укором поднял взор на грозного рыцаря:
-- Ай-яй-яй, ясновельможный рыцарь, а рассуждает как простой йемен.
Это для простого люда мир прост как их коровник, а рыцари... тем более --
короли, знают о разных тайных службах, о другой жизни вроде бы привычных
явлений...
Томас гаркнул, бешено раздувая ноздри:
-- Ты мне голову не морочь! Я не строю из себя умника, того бы ты уже
обвел вокруг пальца, а сейчас вот мой меч -- твоя голова с плеч.
Посмотрим, у черта вырастет ли другая?
Он зловеще выпростал меч, широко замахнулся. Горбун в диком страхе
обхватил колени Олега:
-- Неужто рыцарь ударит в спину?
Олег предостерегающе протянул руку:
-- Томас, погоди. А то ненароком и мне обрубишь... хоть я и
отшельник, но все же. Что-то мне его гнусная рожа кого-то напоминает. Ты
случайно не сын Исхамона?
Горбун вскрикнул, растирая по лицу крупные, как капли нефти, слезы:
-- Сын. Но почему случайно?
-- Такая рожа могла получиться только случайно. Говори, кто послал?
Зачем? Что велел? Сбрешешь -- умрешь не от меча. Я не рыцарь. Ты у меня
издохнешь так, что ваш Сатана примчится перенимать опыт.
Горбун пролепетал:
-- Да-да, наслышан. Я могу отличить рыцаря от... не рыцаря.
Томас насторожился, видел, как Олег метнул в его сторону огненный
взор:
-- Наслышан? От кого?
-- Ну, о великих героях, как и великих злодеях, все почесать язык
любят. Я уж не упомню, кто и что говорил, но говорили... Не то у тебя шубу
украли, не то ты украл... А шел я, чтобы повиниться перед рыцарем. Все
равно конь мне не достался.
Томас онемел от такой наглой лжи. Его могучий кулак взлетел над
головой черта, тот втянул ее в плечи, а калика сказал быстро:
-- Говори, что слышал о женщине из мира живых?
-- Какой... женщине?
Олег сказал раздраженно:
-- Не прикидывайся. Не каждый день, даже не каждый век из мира живых
уволакивают человека. Кто?
Томас ухватил черта за черную шею, сдавил. У того глаза полезли на
лоб, посинел, пасть открылась, высунулся лиловый язык. Оба едва расслышали
слабый сип:
-- Ры... царь... Гудвин...
Томас чуть разжал пальцы, черт уже закатывает глаза, а Олег сказал
нетерпеливо:
-- Это своей чертовой бабушке скажи. Гудвин -- тля, мальчик на
побегушках, как и все рыцарство. Кто послал Гудвина?
Томас, дернувшийся при оскорблении рыцарства в лице Гудвина, снова
сдавил шею черта, а другой рукой прищемил ему нос:
-- Говори.
Черт просипел, из лиловых глаз выкатились две крупные слезы:
-- Меня прибьют...
-- Разве ты смертен? -- удивился Олег.
-- Или сошлют,-- прошептал черт.
-- А что может быть дальше ада?
-- Это... цветущий сад... в сравнении... что ждет вас...
Томас поежился, но голос держал рыкающим, нагоняя на иудея ужас:
-- И туда придем... за правом первой ночи! А ты, если не скажешь
сейчас...
Черт дрожал, из глаз ручьем катились крупные слезы, с шипением
шлепались на землю, исчезали, оставляя выжженные круги. Калика, гадко
ухмыляясь, взял его за хвост и начал наматывать на кулак. Черт побледнел,
скосил умоляющий взор на рыцаря, но тот уже побывал в Сарацинии,
насмотрелся, лицом не дрогнул, слыша как скрипит кожа, а потом уже и
трещит. Черт взвизгнул:
-- Ее... увели... к Вельзевулу!
-- Врешь! Вельзевул о ней и не слышал. Кто еще мог приказать такое?
-- Не знаю... не смею... Тогда только сам...
Олег внезапно ухватил горбуна за ворот, рванул. Томас едва удержал
добычу, ветхая ткань затрещала, он заранее задержал дыхание и сморщил нос,
но на месте отвратительного горба зашевелилось грязное тряпье, лохмотья
перепрелых кож, выпростались, и Томас от изумления едва не выпустил
пленника.
Горб расползся в стороны старыми кожаными крыльями, похожими на
крылья огромной летучей мыши, потертыми, с трещинками на суставах. Остатки
шерсти сохранились только на внутренней стороне, а сухожилия от старости
выцвели, сухие, словно выбеленные ветрами кости.
-- Так он и летать может? -- ахнул Томас.-- И ему понадобился мой
конь?..
Он люто тряхнул пленника. Тот бросил быстрый взгляд на Олега, лицо
посинело, из перекошенного рта вырвалось причитание:
-- Разве это крылья? Вы бы видели мои крылья, когда я был молодым! То
были крылья! А сейчас всяк норовит пнуть старого иудея...
Олег кивнул Томасу на край пропасти:
-- Сбрось. Проверим, в самом ли деле здесь горячий воздух не
возносится... или только глазам мерещится.
Черт взвыл, его затрясло:
-- У вас же говорят, что если смолоду ворона не летала в поднебесье,
то не полетит и под старость!
-- Самое время научиться,-- подбодрил Олег.-- Ты ж не ворона, а орел!
Томас подтащил черта, тот вопил и упирался, падал ниц и хватался за
железные рыцарские колени. Томас с превеликим удовольствием стукнул
железным кулаком между ушей. Олег посматривал по сторонам, но пока лишь
голые скалы.
-- Я не смогу,-- вскрикнул черт.
-- До дна далеко,-- сказал Олег ободряюще,-- успеешь.
А Томас добавил злорадно:
-- Или успеешь вспомнить всю свою нечестивую жизнь, покаяться.
Он поднял его за пропастью. Черт зажмурился, завопил тонким голосом:
-- Все-все, я понял! Вам нужно добраться до самого Сатаны, так понял?
Если не так, меня можно поправить.
-- Так,-- ответил Томас. Он поднял его на головой повыше, словно
пропасть казалась ему недостаточно глубокой.-- И что ты понял еще?
-- Что только я смогу провести вас к нему,-- почти прошептал черт
упавшим голосом, он всячески отворачивал голову от огненной пропасти, на
шее вздулись сухие старческие жилы.-- Только я знаю, где он трудится, где
развлекается...
Томас отпустил на землю, сунул под нос железный кулак:
-- Понюхай, чем пахнет? Вздумаешь обмануть, я тебя расплющу на милю в
длину.
А Олег спросил заинтересованно:
-- А чего ты... дело прошлое... так страшишься пропасти? Все равно,
клочья сползлись бы обратно, кости бы срослись... постепенно.
Черт вытер дрожащей рукой лоб, ответил быстрым испуганным голосом:
