Лица гостей были серыми от тревоги. Волк выпрямился во весь огромный рост.
Его трясло от бешенства, на губах показалась пена. Он не замечал даже
Мрака, мало ли бивал таких оборванцев, не замечал дрожащей Светланы --
красивая женщина не заменит чувства власти, он видел только скорчившегося
на троне Додона и дрожащее стадо его бояр и советников.
Голос от ярости срывался на хрип:
-- Да, беглому рабу и вору повезло больше. Но я сказал так, потому
что хотел спасти вас всех от позора!.. Ну что ж, царь Додон. Ты сам
восхотел этого!.. Есть сила, супротив которой ни ты, ни сто тысяч Хозяек
Медных Гор ничего не сделают! Вот эта сила!
Его указательный палец уперся в ряды воинов. Бородатые, хмурые, они
стояли ровно как бревна в частоколе, и раздвинуть или столкнуть с места
было так же непросто, как врытые в землю осмоленные бревна.
-- Я с ними не ссорился,-- сказал царь нерешительно,
-- Да? -- прорычал Волк.-- А кто не платит за службу еще с зимы? Ты
посмотри как обнищали! Взгляни на их оружие, которое надо заменить,
подправить, а оружейники за все денег требуют! Я объявляю во всеуслышанье:
у тебя нет денег, дабы заплатить!
Мрак быстро посмотрел на царя. Тот съежился на троне бледный, лоб
покрылся капельками пота. Во взгляде было затравленное выражение и жажда
держаться на троне до конца. Но если денег в самом деле нет, если казначей
с двадцатью сундуками золота бежал в Артанию, как говорят в народе, если
даже челядь наполовину пришлось отпустить на прокорм в ближайшие села...
Воины грозно роптали. Оружие начало позвякивать громче и громче.
Вроде бы никто не бил рукоятями топоров в щиты, но бронза звенела как
перед боем.
На губах Волка проступила зловещая улыбка. Она была как щель на
каменном лице, как волчий капкан, но ширилась, и Мрак видел как бледнел
царь, как дрожала Светлана. Кузя пролезла обратно между ног взрослых,
требовательно ухватила Мрака за руку:
-- Сделай же что-нибудь!
-- Я?
-- Да! Ты же самый сильный, ты все умеешь! Только ты все умеешь.
Мрак услышал далекий шорох и треск, словно большой червь полз под
землей, рвал коренья деревьев и жрякал на ходу. Шорох становился громче.
Еще никто не слышал, только волчье чутье и обостренный слух заставили
Мрака насторожиться, и когда Кузя снова дернула за руку, он прошипел:
-- Ш-ш-ш!.. Смотри вон туда.
-- Куда? -- переспросила Кузя подозрительно.
Он указал, и Кузя уставилась на мраморные плиты. Там задрожало, две
плиты вспучились, встали шалашиком. Снизу пошел оранжевый свет. Пахнуло
теплым воздухом, чуялся запах гари. Показалась голова огромного полоза: с
крупный валун, ярко-желтая, пышущая жаром как разогретая для поковки глыба
металла.
Он выдвигался с пугающей неподвижностью, будто его что-то выталкивало
снизу. Тело было толщиной с бревно, янтарно желтое, полосы исчезли на
светлом брюхе. Когда выбрался весь, голова была уже почти у
противоположной стены. Он оглянулся на истончившийся хвост, раскрыл пасть,
на миг полыхнул ослепляюще оранжевым огнем. Зашипело, волна жара ударила в
людей с такой силой, что послышались крики. Кто-то упал, закрываясь
руками. Остальные отступили к стенам, ладони держали у лица, прикрывались
от жара.
-- Жи..лу... у...вел,-- проскрипел полоз жутко.-- Жи...лу...
Затем с размаху ударил головой в стену, начал погружаться прямо в
треснувшие камни. Гости замерев, смотрели как гигантское тело втянулось
следом, а в месте исчезновения осталось оранжевое пятно с человечью
голову. От пятна несло жаром, а капельки еще стекали по стене, застывая
как натеки воска.
И лишь тогда кто-то ахнул:
-- Полоз!..
-- Царь-полоз! -- вскрикнул другой голос.
Толпясь, все жадно смотрели на то место, где прополз Царь-полоз.
Каменные плиты просели, через всю палату желтела оплавленная борозда.
Кое-где вздымались легкие дымки, быстро растворялись. Полоса была широка,
будто по плитам из старого коричневого воска прокатили горячий котел. По
всей борозде блестели раздавленные комья желтого металла. А в том месте
стены, куда уполз Царь-полоз, пятно было с конскую голову.
Кузя счастливо прижалась к Мраку:
-- Спасибо! Какой ты у меня замечательный!
-- Я? -- удивился Мрак.-- Тот большой червяк был совсем не я.
-- Ты,-- сказала Кузя убежденно.-- Это ж ты его позвал! Я сама
видела, как ты пальцами шевелил!
Волхв бросился вперед, поспешно бросил священные травы в след
Царя-полоза, все-таки один из древних богов, которых новые низвергли до
демонов. Однако воины, похоже, в этот момент были сторонниками старой
веры. Смотрели жадными глазами, губы их шевелились. Во взглядах был
расчет, плату на этот раз стоит взять и на полгода вперед. Пока золота
хватает...
Рогдай вскинул руки, гаркнул, враз обретя властный голос царского
воеводы:
-- Тихо, все!.. Власть царя крепка, воины верны, а воеводы служат
верой-правдой! А что отыскался настоящий спаситель царя, то что ж... А
тебе, Волк, я говорю от имени царя-батюшки: запятнал ты воинскую честь.
Недозволено никому присваивать чужие заслуги. Даже во имя укрепления
царства. Честь дороже. Посему тебе надлежит немедля покинуть царские
палаты и удалиться в... ну, подальше от стольного града. Царь-батюшка
укажет куда. А куда б я тебе указал, сам знаешь.
Грянула мертвая тишина. Все замерли, боясь шевельнуть даже пальцем.
Всяк смотрел на Волка. Тот всегда был грозен, а воины с ним ходили
матерые, как один рослые, в бронзе, с суровыми лицами, но сейчас Волк был
страшен настолько, что даже его свирепые горцы отступили.
-- Покинуть...-- прохрипел Волк, и каждый содрогнулся от его
наполненного жаждой крови голоса.-- Это мне покинуть?.. Да ты хоть знаешь,
старик, кому такое пищишь, как жалкая мышь?
За спиной Додона началось движение. Один за другим пятились, высокая
спинка царского трона уже не казалась надежной защитой. Воевода бесстрашно
взглянул в грозные очи воителя:
-- Знаю. Что тебе захватить дворец, город и даже страну? У тебя вон
сколько мечей! Но как заставишь замолчать всех... всех!.. кто видел
Хозяйку и слышал, что сказала?
-- Боги врут! -- вскрикнул Волк бешено.
-- Это им скажи,-- воевода указал на молчаливую толпу. Под взглядом
Волка люди опускали головы и пятились.-- Ты помнишь, как ты с сотней
воинов, что шли за тобой радо, с легкостью побил две тысячи ратников
Тюпаря, ибо те шли за ним по нужде?
Волк бешено пожирал взором старого воеводу. Глаза налились кровью. Он
весь раздулся, воздух вокруг него заструился, задрожал. Затем сквозь
сумасшествие в глазах проглянуло что-то новое. Он оглянулся на своих,
отшатнулся, вгляделся снова. Плечи медленно опустились. Чужим голосом
прохрипел:
-- Ладно. Я уйду.
-- Ты поступишь правильно,-- сказал Рогдай.
-- Но на этом наш разговор не закончится,-- добавил Волк зловеще.
-- Я уже стар,-- сказал Рогдай.-- Мой смертный час близок.
-- Ты услышишь обо мне раньше,-- пообещал Волк.-- Это и будет твоим
смертным часом. Как и других.
Он повернулся и быстро пошел к выходу. Толпа расступалась с такой
поспешностью, что кто-то упал, запутавшись в своих ногах, отползал с пути
грозно шагающего Волка на карачках, но никто не засмеялся.
Рогдай повернулся к застывшему Додону:
-- Великий царь, боги помогли выявить правду!
Все взоры повернулись в сторону трона. Додон подвигался, почерневший
от горя и тревоги, простонал тоскливо:
-- Кому нужна правда? Люди бьются за счастье, а не правду. Простое
человеческое счастье.
-- Счастье стоит на правде,-- ответил Рогдай, но уверенности в голосе
не было. Люди неуверенно зашумели. Додон отмахнулся с брезгливостью:
-- До седин дожил, а речешь как младенец. Заяц и то петли кидает,
следы прячет, а уж люди... Ладно, сделанного не воротишь. Да, меня спас...
а вернее, вернул, не Волк, а беглый раб и вор. Мое слово неизменно: ему
вручаю руку Светланы, а с нею -- и половину царства. Что, этого хотели?
Мрак исподлобья наблюдал за царем, толпой, охраной, даже разбойниками
Гонты, с которым пришел. Все, хоть знатные, хоть челядь, переглядываются,
на лицах облегчение пополам с досадой и тревогой. Облегчением, что власть
не взял в руки Волк, а досада и тревога, что трон зашатался с его уходом.
Ховрах одобрительно похлопал Мрака по плечу:
-- Я ж говорил? Если бы я не указал дорогу -- чтоб ты нашел? От
хвоста уши. С тебя ковшик пива! Нет, даже два.
Мрак повернулся к Светлане. Его коричневые глаза впились в ее лицо, и
к несказанному облегчению увидел, что тревога покидает ее глаза. Лохматый
и свирепый с виду разбойник показался не так страшен, чем могучий витязь
Волк!
Толпа затаила дыхание. Мрак сделал шаг вперед. Разбойники с Гонтой во
главе одобрительно шумели. Светлана подняла на него глаза. Кузя уцепилась
за руку Мрака, сжала, вонзив коготки.
-- Ты не пожалеешь, Светлана,-- сказал он перехваченным голосом.-- Я
чужак в этой стране, но я обучаюсь быстро... И я смогу стать твоим
настоящим защитником!
Светлана шире распахнула глаза. Гости заговорили между собой.
Разбойники подняли руки, орали весело. Додон недовольно нахмурил брови:
-- Тихо! Объявляю, что свадьба состоится через неделю. А сейчас
бирючи пусть скачут во все концы Куявии. Пусть на свадьбу царской дочери
с... этим человеком явится всяк, кто пожелает!
Слева хихикнул Голик, сказал тихонько:
-- Кто из знатных явится? Разве что голытьба всякая.
Кузя визжала и цеплялась за руку, пыталась карабкаться как на дерево.
В мертвенном бледном прекрасном лице Светланы впервые проступили признаки
жизни. На бледных щеках проступил легкий румянец, но глаза оставались
невеселыми. Мрак стиснул кулаки. Дурак, мечтал как прийдет, разом всех
победит, завоюет ее сердце... Но вот она рядом, вот ее трепетные пальцы,
но что-то не позволяет просто протянуть руку и взять!
Его поместили в светлой горнице, чистой и просторной. В стенах по
светильнику, широкое ложе в углу, стол, две лавки, на полу шкуры, на
стенах рога оленей, лосей, туров, оскаленная кабанья морда. И два окошка
без решеток, белые вышитые занавески.
Мрак разулся, с удовольствием прошелся босыми ступнями по гладко
выскобленному полу. Вымыли перед его приходом, половицы еще влажные,
пахнут свежестью.
Сердце стучало, он боялся отойти от окна. Все чудился стук копыт
легконогого коня, даже ветер доносил запах ее кожи. Потом понимал, что все
чудится, начинал бегать по комнате, но время текло как смола из разбитого
громом дерева: тягуче и почти незримо.
Когда за дверью послышались легкие шаги, он привычно нащупал оружие,
засмеялся.
Трое молодых девок внесли огромную лохань. Как Мрак не отнекивался,
со смешками содрали с него волчью душегрейку, усадили в горячую воду,
терли, скоблили грязь и пот. Он наконец распустил сведенные напряжением и
неловкостью мышцы, отдался их быстрым пальцам с острыми коготками.
-- Только жук, в навозе живуче, чист обихаживается! А человеку мыться
надобно.
-- Огонь чистит, вода моет.
-- Все мы по пояс люди...
Слова журчали над головой мягко и успокаивающе, он едва не задремал.
Его терли, скоблили и смывали пот, поливали горячей водой и снова терли.
Он чувствовал как усталость бесследно растворяется. Тело снова стало
молодым и сильным. Их пальцы ненадолго задерживались на его шрамах, иногда
в бугорках, иногда в виде рубцов или канавок, там гладили особенно
бережно, а в их голосах он слышал глубокое сочувствие.
В разговоры не вслушивался, достаточно беззаботного щебетанья. От них
