становились все чуднее, пока не превратились в демонов ночи...
Я буду тебя лечить, милая. Если ты демон, то тебе это не
навредит, сама излечишься, а ежели человек, то я подсобить
могу.
Ис все же по интонации и жестам поняла, что хотела сказать
старая ведунья. Улыбнулась благодарно, ткнула себя в грудь
пальцем:
-- Ис.
-- Ис, -- повторила старуха, -- понятно, тебя зовут Ис.
Верно?.. Вот-вот, Ис!.. Ты права, тебе надо бы подучиться и
языку человеческому. Что ты хотела бы узнать?.. Нет-нет, на
того витязя указывать рано. Зовут его Рус... Рус... Рус... все
остальное не поймешь. Давай-ка начнем с простого. Приветствие
начинаешь со слов "Гой ты еси...", а то и просто "Гой". Что ты
так вздрогнула?.. А вот это рука... это нога... глаз...
То ли язык золотоволосых гигантов был прост, то ли она
оказалась усердной ученицей, но через несколько дней уже
разговаривала с Векшей, а еще через три дня старая ведунья
рассказала, почему так поспешно двигаются через незнаемые для
них земли.
Царь Пан, сын Вандала, был силен и могуч, у него было пять
сотен жен и около тысячи наложниц. От них он породил тысячи и
тысячи сынов и дочерей, внуков вовсе несметное число, но при
царе постоянно находились только две женщины: синеглазая Злата
и красавица Коломырда, обе сильные и умные, обе родили по трое
сыновей, которые красотой, здоровьем и силой затмили остальных
детей Пана. Они с детства росли богатырями, и настоящее
соперничество при дворе царя было только между двумя этими
женщинами. Не за любовь царя, настоящие женщины такой малостью
пренебрегают, -- за имя наследника!
Коломырда родила Крекана, Терлана и Щеркса, а Злата --
Чеха, Леха и Руса. У той и другой были еще и дочери, но
девочки, даже если они царские дочери, всего лишь разменная
монета, отрезанные ломти сладкого пирога, что попадут в чужие
руки, а вот сыновья... Эти шестеро всегда играли вместе, росли
вместе, охотились и учились владеть оружием, скакать на конях,
ловить рыбу и обгонять на бегу оленей. Но когда начали
подрастать, заметили соперничество матерей, сами невольно стали
смотреть друг на друга с подозрением и недоверием. Кого великий
царь назовет своим наследником? Кто станет царем, будет
раздавать братьям земли, людей, стада скота, рабов?
Опасаясь ссор, их разлучили и стали держать в разных
половинах дворца. И однажды Коломырда, опоив царя сладким
зельем, сумела добиться от него клятвы, что всякий, кто войдет
сейчас в его покои и нарушит их ласки, будет изгнан из царства
без права возвращения. Царь согласился, но тут же с грохотом
распахнулась окованная золотом дверь, вбежали, стуча тяжелыми
сапогами, его встревоженные дети Чех, Лех и Рус. Им кто-то
сказал, что их отец заболел и только их присутствие может
отогнать болезнь...
А может, добавила Векша с сомнением, было вовсе не так, но
во всяком случае, царь велел троим покинуть царство. Говорят,
он плакал и убивался, но слово царя крепче адаманта, на том
держится власть царей и крепость царств, и трое ошеломленных
детей повиновались. Их мать Злата умерла с горя в тот день,
когда они выехали за городские врата.
С ними в добровольное изгнание отправились их наставники,
их упросила несчастная мать, слуги, телохранители, а также
часть родни, которые опасались мести Коломырды и ее детей,
когда те придут к власти. И вот теперь трое братьев бегут, ибо
не верят, что Коломырда оставит их в покое. Та, к несчастью,
помнит о судьбе великого пращура Скифа, которого точно так же
изгнали, правда -- на тридцать лет; тогда думали, что с ним
покончено, но Скиф собрал сперва малый отряд, потом войско и
совершил великий поход в южные страны, где захватил их все,
включая Мидию, Сирию, Палестину, а египетский фараон Псамметих
вышел с дарами навстречу и униженно откупился. В захваченной
Палестине Скиф остался на двадцать девять лет, а потом
вернулся, ибо истекал его тридцатилетний срок. Он явился с
великой силой, потрясателем Вселенной, но не казнил своих
врагов, а поблагодарил за изгнание: иначе разве стал бы тем,
кем стал? Сидел бы на печи, ел бы калачи, утирал бы сопли, и
так -- до старости.
-- Коломырда боится этих троих, -- сказала Векша со
смешком. -- Боится нищих, голодных, измученных!.. Боится, сидя
во дворце, имея под рукой уже подвластного ее воле царя и
огромное войско!
-- Так Скиф... его предок? -- спросила Ис медленно,
вслушиваясь в звуки чужого, но теперь почти понятного языка.
-- Прадед... или прапрадед, -- отмахнулась Векша
словоохотливо. -- По прямой линии.
-- А у Скифа как звали отца?
Векша пожала плечами:
-- Кто знает? Разве что волхвы. А мы, простые люди, не
знаем даже, как звали сыновей Скифа. Меж ним и нами столько
поколений.
Лицо Ис оставалось встревоженным. Векша сказала
успокаивающе:
-- Чего так встревожилась? Все хорошо. Никто тебя не
обидит.
Ис сказала тихонько:
-- А ты не слышала случайно... такие имена: Гог и Магог?
Векша наморщила лоб:
-- Погоди... погоди... Нет, вроде бы не слышала. Хотя
что-то знакомое чуется. А что, родня тебе какая?
Смуглое лицо Ис побледнело, словно отхлынула вся кровь.
Голос дрогнул:
-- Нет... Ох, совсем нет!
Векша смотрела с удивлением, набрала в грудь воздуха,
собираясь что-то сказать, но впереди вдруг заорали изумленно,
сердито. В роще, куда подъезжали повозки, деревья стояли
пугающе голые, будто зимой. Скелеты, а не деревья, даже трава у
корней исчезла, оставив серую землю, странно струящуюся,
шелестящую, словно бы та вдруг разом превратилась в гонимую
ветром грязь.
Ис тоже увидела, ахнула:
-- Боги!..
-- Добрый был урожай листьев, -- бросила Векша сожалеюще.
-- Да лесным богам не собрать уже.
-- Что это? -- прошептала Ис.
Она приподнялась, держась за борта, вглядывалась в
непонятное. Ей показалось, что земли вовсе не видно из-за массы
шевелящихся насекомых.
Векша понимающе кивала, а сбоку подъехал огромный воин,
свирепый и со шрамами на лице и голых плечах. У него были такие
же синие глаза, как у Руса и его братьев, открытое лицо. Ис
сжалась, помнила, как огромные руки этого человека деловито
вспарывали раненых, выдирали сердца и печень, как пожирал,
довольно чавкая, хлюпая кровью. Воин густым голосом, привыкшим
больше выкрикивать брань и угрозы, проревел:
-- Гой ты еси! Не видала, красавица из преисподней? А в
моих краях это привычное дело. Это еще что... Один раз мы плыли
по морю, когда такая вот туча перелетала на другой берег. То ли
ветер был встречный, то ли еще что, но эта крылатая мелочь
решила передохнуть. Как навалились на наш корабль, а мы плыли
на быстром двадцативесельном, как облепили, так мы и весла
бросили, еле отбивались...
Он не выглядел словоохотливым, говорил медленно, будто
ворочал камни. Но когда его жестокое лицо осветилось улыбкой,
Ис показалось, что этот свирепый гигант вовсе не так лют, как
выглядит. Она спросила робко:
-- Отбивались?
-- Ну да! Эти твари лезли за ворот, за пазуху, в рот,
ноздри, уши, щекотали, набились на дно палубы... Когда их там
набралось по колени гребцам, наш хозяин заорал, что их надо
выбрасывать за борт... куда там! Руками не выбросишь, так
начали черпать ведром, но у нас ни рук, ни ведер не хватило. А
они все садились и садились, перевести дух решили... Я глазом
не успел моргнуть, как вода хлынула через борт. К счастью, я
хороший пловец, да еще сундук попался под руку... Я золотишко
высыпал в дар морскому кагану, а на пустом добрался до берега.
Один со всего корабля.
-- В ваших краях было море? -- спросила Ис.
Он махнул рукой:
-- Чего в наших краях только нет... Ладно, увидимся. Меня
зовут Бугай. Если кто будет обижать, зови на помощь.
Он уехал вперед, а Векша посмотрела на нее с недоверием:
-- Наверное, ты в самом деле нечистый дух. С Бугаем, с
таким чудом-юдом, да чтоб завести дружбу?
Глава 6
Красный свет падал на горы и скалы, заливая их, как
кровью, багровым светом. Небо было пурпурным, а скалы торчали
как окровавленные зубы. Рус потрясенно вертел головой. Уже
третий день колеса звонко гремят по камню, горы начались как
холмистые возвышения из гранита, затем выросли, между ними
тянулась узкая долина, заросшая лесом, а пологие горы
превратились в стены из остроконечных скал.
Гойтосир долго смотрел на небо, нюхал воздух. За ним
насмешливо следил Корнило, второй волхв, почти такой же
древний, белоголовый, с седой бородой, только без черепа на
поясе. Наконец Гойтосир изрек таинственно:
-- Эти горы через два дня кончатся.
Кто слышал, почтительно переглянулись, волхв и должен
зреть наперед, только один из дружинников. Ерш, вертлявый и
хитрый как лис, скептически оттопырил губу. Его нос беспокойно
подергивался, какую бы каверзу кому устроить, сон без этого не
сладок, кусок хлеба идет не в то горло. Весь из тугих жил,
беспокойный, лицо с желтоватым оттенком, будто сжигаем огнем
изнутри, он исхудал едва ли не больше других, кожа да кости, но
от усталости стал только ядовитее, шуточками доставал всякого,
его сторонились, не в силах даже огрызнуться.
Гойтосир подумал, сказал еще весомее:
-- Если не через полтора.
-- Если мы не кончимся раньше, -- не утерпел Ерш.
Чех спросил осторожно:
-- Точно?
-- Ну, -- сказал Гойтосир с такой же осторожностью, -- так
же точно, как и то, что Бугай замается животом...
Чех довольно хмыкнул. Когда еще только дорога пошла вверх,
он тогда посмотрел на Бугая, тот ехал рядом, и сказал
неожиданно, что у того скоро заболит живот. Бугай посмеялся, но
едва колеса застучали по камням, начал беспокойно оглядываться,
наконец отъехал, присел за камнями. И потом так часто
отлучался, что Ерш посоветовал сделать на портках разрез, чтобы
не снимать так часто.
Гойтосир сказал мудрено, что опыт дает видеть по лицам,
кто чего стоит, кому что выпадет. Так с первого взгляда можно
угадать почти без промаха, открыт человек душой или нет, лукав
или скрытен, здоров или втайне болен. А опытный волхв умеет
читать не только по лицам. Глядя на скалы, уже видит за ними
море, пустыню или темные леса.
На четвертый день, когда скалы пошли на убыль, а дорога
потихоньку устремилась вниз, небо заволокло тяжелыми тучами.
Медленно наползали сзади, низкие и грозные, как лавина. Люди
оглядывались, торопили коней. Рус слышал, как за спиной в небе
пробуждается огромный зверь, взрыкивает спросонья, царапает
небесный купол.
Ракшан вздрагивал, порывался пойти вскачь. Могучий жеребец
не боялся крови, лязга железа, криков умирающих, но всякий раз
вздрагивал и прижимал в страхе уши, когда над головой тяжело
бухало, рокотало, трещал небесный свод, а обломки скал готовы
были обрушиться на землю. Рус не придерживал, дал ему нагнать
передний отряд, где двигался Лех.
А над головами грохот все нарастал. Незримые гиганты гнали
тяжеловесных коней вскачь, небесная твердь дрожала под тяжелыми
копытами. Лех заорал, замахал над головой руками. Оказывается,
справа отыскался проход в скалах, который превратился в широкий
вход в пещеру. Поспешно загнали туда коней, женщины с ближних
телег хватали детей и забивались в глубину.
Потемнело, на землю упали странные лиловые сумерки.
Незримые велеты настигли похитителей, страшно рубились
иззубренными акинаками. От грохота болела голова. Небесный
купол трещал, хрустальные плиты рушились на мир, а затем уже не
