головой, глаза ввалились на бледном, как смерть, лице.
-- Ну, все... дальше и ты не сможешь...
-- Ты... прав... -- прохрипел Залешанин.
Он прислонился с ним, не выпуская из рук, к каменной стене. Рагдай
сунул два пальца в рот, пронзительно свистнул, перевел дух, свистнул еще,
теперь уже в четыре пальца. Залешанин тупо смотрел сквозь разъедающий
глаза желтый пот, вонючий и едкий, будто луковицей потер, голоса
послышались совсем близко, на этот раз донесся и яростный лай собак...
Внезапно слева наперерез по узкой улочке выбежало с десяток городских
стражей. Толстые неуклюжие, но все свежие, а тут руки разжимаются, ноги не
держат, а прохожие разбегаются, прячутся за калитками, жмутся по углам и в
простенках, прячутся за карнизами, только бы не попасть в схватку.
-- Бык! -- прокричал Рагдай хрипло.
Да что ты орешь, мелькнуло в голове Залешанина злое. Тоже мне клич!
Хотя бы "Русь" или там имя той, что народит тебе мудрецов и героев...
На них бросились с ходу, без переговоров. Явно уже знали или услышали
про них, и Залешанин с усилием поднял палицу. Рагдай вскинул меч. Они
пошатнулись от налетевшей волны человеческих тел, отступили невольно,
спины уперлись в стену, и тут оба поняли, что пришел смертный час, но даже
перекинуться словом не могли, сражались, сцепив зубы и задержав дыхание,
зная, что сейчас все кончится...
Звон железа и крики раздавались и совсем рядом. Когда неожиданно
стало полегче, Залешанин рискнул скосить на миг глаза. Там кривым мечом
сражался здоровенный мужик, а за его спиной умело орудовал узкоглазый
степняк в богатой одежде. Часть стражи отступала перед их ударами, а когда
глаза мужика встретились с глазами Рагдая, он гаркнул зло:
-- Печеный!..
-- Дальше, -- потребовал Рагдай.
-- В боку... нож точеный, -- ответил мужик, задыхаясь. -- Отступайте
вдоль стены... Черт бы вас побрал...
-- Спасибо, -- прохрипел Рагдай. В горле у него сипело, глаза
закатывались. Залешанин подхватил витязя под руку, в ладони стало липко и
горячо, потащил вдоль стены. Узкоглазый отступил, пробежал вперед, что-то
крикнул. В стене отодвинулась неприметная калитка. Залешанин, не
раздумывая, ввалился, таща Рагдая. За спиной слышались озлобленные крики,
звон железа, ругань, потом внезапно -- восторженные крики, отчаянный рев,
в котором были злость и разочарование...
Залешанин был в малом дворике, Рагдай вопросительно поднял голову,
глядя на смуглолицего. Тот с саблей в руке выждал, когда в проем нырнул
чернобородый, быстро захлопнул калитку, задвинул толстенный засов, и все
четверо по знаку чернобородого побежали через дворик к зияющему входу в
дом.
Они пронеслись ко комнатам, чернобородый что-то кричал на бегу,
выбежали в другой дом, пробежали снова через дворик, затем через сад,
выбежали на улочку, долго неслись вдоль высокой стены из накаленного
камня, нырнули в калитку, вбежали в дом.
Сильные руки подхватили Залешанина, густой голос прорычал:
-- Что с ними, Козьма?
-- Не знаю, -- ответил до грохота в ушах голос, в котором Залешанин
узнал голос чернобородого, -- они крикнули заветное слово.
-- Эк, угораздило...
-- Да, нам не позавидуешь...
Залешанин чувствовал, что сидит на лавке, упираясь спиной в стену.
Заботливые руки стирают мокрой тряпкой с лица пелену мутного пота. В ушах
грохотала копытами конница, так могла нестись только орда степняков, не
сразу сообразил, что стучит, едва не выпрыгивая, его сердце. В помещении
стоял надсадный прерывистый свист, но скоро сообразил, что свистит в его
раскаленной бегом груди.
Рагдай сидел рядом, его тоже обтерли мокрой холодной тряпкой.
Залешанин видел, как витязь жадно ловит языком холодные капли, не замечая,
что смешаны с его горько-соленым потом. В комнате суетились люди,
переговаривались негромко. Звякал металл. После яркого солнца Залешанин с
трудом различал лица.
Чернобородый сказал с досадой:
-- Угораздило же услышать это словцо!.. Теперь все нажитое -- коту
под хвост. А сколько карабкался наверх, состояние сколачивал, в совет
квартала вышел... Уже вся восточная пристань моя... почти вся моя, одного
ромея осталось дожать -- и все склады, таверны, причалы... эх... все
перешло бы под мой кулак.
Залешанин слушал, не понимая, а Рагдай, ему перевязывали раны, сказал
утешающе:
-- В другом месте наживешь...
-- В другом, -- огрызнулся чернобородый зло. -- Это не мечом махать,
здесь годами карабкаешься со ступеньки на ступеньку! А мне опять с пустого
места...
-- Ну, великий князь золотишка подкинет...
-- Что золотишко! У меня и своего здесь нажито. Ромеи только думают,
что хитрее их нет на свете. Но где один киянин пройдет, там трем грекам
делать нечего. Но не все покупается золотом. А доброе имя купеческое? А
доверие? Это ж сколько времени еще минется...
Заботливые руки сунули Залешанину ковшик. Он жадно прильнул, чувствуя
холодную тяжесть, выпил залпом, потом лишь поперхнулся, ощутив, что
проглотил не родниковую воду, а охлажденное вино.
-- Сюда точно не придут? -- просил Рагдай.
-- Как это не придут? -- оскалил чернобородый купец зубы. -- Стал бы
тогда беспокоиться!
-- Тогда надо срочно...
-- Ничего пока не надо. Пусть чуть уляжется. Придут потом, когда
соберут все клочья, соединят, поломают головы. На это уйдет вечер, а то и
вся ночь. До утра тут безопасно. А в полночь вас выведут... а только и
мне... какая жалость!.. уже здесь заказано.
Залешанин начал понимать, чернобородый был послан не купцом, а лишь
прикидывался купцом, дабы в случае чего прикрывать тайных людей киевских
князей. Но вошел во вкус, развернулся, в самом деле успел нажить
состояние, потеснил других купцов, подмял под себя не одного
купца-соперника...
-- Ты еще арабских стран не видывал, -- донесся утешающий голос
Рагдая. -- Один Багдад чего стоит! Гарун-аль Рашин, Шахерезада, лампа
Алладина, Синбад... Эх, тебе радоваться надо, а не тужить. Ты еще в полной
силе, а уже сиднем стал...
-- Сиднем? -- огрызнулся купец. -- А кто твоего дружка Манфреда от
алеманов вытаскивал?
-- Ну, когда это было...
-- А кто помог бежать Лешку Красноухому из Британии?.. Я уж молчу,
что это мои деньги... ну, вверенные мне князем, помогли тебе выбраться из
оков исландского ярла.
Рагдай сказал успокаивающе, словно купец не спорил, а поддакивал:
-- Вот видишь, ты уже продрог на севере. А Царьград -- это тоже север
по сравнению с роскошью Востока, его сералями, гаремами,
драгоценностями...
Купец умолк, Залешанин видел по его затуманившемуся взгляду, что уже
примиряется с потерей имущества... если не успеет еще сегодня вечером
срочно все продать, и уже перебирает страны, в которых не бывал, но
наслышан много.
Царьград никогда не спал, но на рассвете, когда на Руси встает стар и
млад, все же чуть затих. Купец вывел обоих через десяток двориков,
потайных дверей. На улочке пусто, даже сравнительно чисто: объедки
подобрали бродячие собаки, а помои из окон начнут выплескивать ближе к
вечеру.
Залешанин бурчал, чалма налезала на лоб, полы халата раздувало
ветром. Со стороны он выглядел как старый калека. Правда, его и
разрисовали под старика: лицо коричневое, морщины, глаза натерли какой-то
дрянью: красные и старческие слезятся. На спине, горбясь, тащил широкую
корзину с тряпьем, крышка откинута, вон громоздятся цветные тряпки. А то,
что на дне во всю ширь затаился щит, уже набивший ему всю спину до
кровоподтеков, знают только он да этот спесивый восточный купец, в котором
мать родная не признает Рагдая.
Рагдай вышагивал впереди, как и положено хозяину. Высокий, надменный,
гордый, за поясом богато украшенная драгоценными камнями короткая сабля.
Сердце Залешанина подскакивало, причал тянулся и тянулся, по обе
стороны всевозможные корабли, вон их мачта, только бы не побежать в ту
сторону, там ждут друзья, но на причале группками стоят воины, придирчиво
заглядывают в лица каждому, проверяют мешки, роются в телегах. А помимо
воинов многие вроде бы в обычной одежде, но даже Залешанин чуял в них
самых опытных и жестоких рубак, что из простых головорезов поднялись по
службе выше.
До желанного корабля осталось не больше полета стрелы. Залешанин уже
чувствовал запах свежей смолы, пеньки, когда с двух сторон дорогу
перегородили высокие и с перьями на шлемах. За их спинами неотступно
следовало по десятку воинов.
Один потребовал коротко:
-- Кто? Куда? Зачем?
Залешанин набрал в грудь воздуха, готовясь разом сбросить мешающий
халат и ухватить пару железных болванов в руки, после чего от тех
останутся сплющенные железки, а в его руки попадет хотя бы меч ли топор,
однако Рагдай вдруг бросил что-то резкое и брезгливое на странном языке,
офицер поднял брови, а Рагдай рывком сунул ему под нос руку. Залешанин
думал, что витязь даст сейчас тому в морду, но Рагдай то ли дал только
понюхать кулак, то ли разрешал поцеловать ему пальцы... то ли показывал
перстень на кукише.
Высокий с перьями переменился в лице:
-- От самого божественного базилевса? Пожалуйста, простите! Мы ищем
двух опасных преступников... Проходите, проходите, пожалуйста!
Сердце Залешанина едва не разорвало грудь, а дыхание было таким
частым, что уже сипел от ярости. Стражи покосились на него удивленно, но
что со старика возьмешь, задыхается даже под тяжестью тряпья...
В это время с соседнего корабля по сходням важно двигалась пятерка
купцов, одетых глупо и нарядно, будто вороны в павлиньих перьях. Залешанин
сразу узнал земляков, чвянятся, будто козы в лесу.
По кивку Рагдая он прошел мимо стражей, вот уже и сходни корабля
Зверодрала, как вдруг один из купцов радостно заорал:
-- Гляди, хлопцы! Индийские гости, как есть, индийские!
-- Ишь ты... -- сказал другой пораженно.
-- Какая удача! -- завопил третий.
Какая там удача, подумал Залешанин затравленно. Он уже поставил ногу
на сходни, но купец догнал, ухватил за рукав:
-- Погоди, мил-человек! Мы тут в Индию навострили лыжи, ты нам не
подскажешь, какой дорогой лучше, где цены ниже...
Залешанин в растерянности замычал, оглянулся на Рагдая. Того тоже
окружили, бесцеремонно теребили, дергали, уговаривали, будто уже
предлагали на продажу всю Русь с ее новыми землями. Рагдай раздраженно
отпихивался, но рта не раскрывал.
Тот, который остановил Залешанина, воскликнул вдруг с жалостью:
-- Он немой, братцы!
-- Злодеи, -- бросил другой понимающе, -- чтоб, значит, не разболтал
секреты хозяина... им языки режут!
-- Знать, не одну душу такой хозяин загубил, раз так боится правды!
-- А исчо Индия, -- бросил третий. -- Ладно, доберемся... А то, мол,
не счесть алмазов в каменных пещерах... Обдерем, еще и камень на капище
вывезем.
Рагдая теребили настойчивее. Он упорно отмалчивался, надменный и
брезгливый, проталкивался к сходням своего корабля. Один купец внезапно
бросил рассержено:
-- Что за свинья черномазая? Вежеству их не учат там в Индии?
-- Давай мы научим, -- предложил другой.
Веселые, налитые молодой дурной силой, они нагло загораживали дорогу.
Рагдай пихнулся, перед ним стояли стеной, ухмылялись. Он нахмурился,
пробормотал ругательство, стараясь, чтобы это звучало по-индийски или
похоже на индийское, напер на одного, тот не устоял, отлетел в сторону. На
него наперли с двух сторон, Рагдай еще раздраженнее повел плечами,
