знаками к ордену Анны 2-й степени. Кутузов, вручая ему награду, заявил:
"Сам знаю, что мало за ваши деяния. Но у вас, батенька, орденов и отличий
и так больше, чем у кого-либо из ваших сверстников во всей армии".
Засядько почтительно принял награду, на лице его было только
благоговение, но мозг лихорадочно работал. Пуля снова пришла из того
места, где не было неприятеля!
Вскоре Александру выпало военное счастье первым вступить в бой, когда
великий визирь во главе семидесятитысячного войска решил перейти Дунай. В
ночь с 8 на 9 сентября турецкие войска начали переправу мили на полторы
выше Рущука. Авангард русских войск был оттеснен, турки захватили русское
знамя, которое сразу же отослали в сераль султану. Великий визирь сам
перешел реку с главной частью армии численностью в 36 тысяч человек. На
правом берегу осталось 30 тысяч, которые угрожали Рущуку и Силистрии.
Засядько усилил подготовку батальона, выписал для ружей добавочные
боеприпасы. Он уже видел, что может получиться из такой расстановки сил.
12 октября саперы навели мост в четырех милях выше Слободзеи, и в
ночь с 13-го на 14-е Засядько во главе батальона первым переправился на
левый берег Дуная. За ним последовало еще около семи тысяч закаленных
солдат. Засядько принял командование и повел войско в атаку. Они прорвали
слишком растянутую линию обороны, овладели лагерем, всеми припасами
великого визиря.
Во время боя кто-то из русских офицеров крикнул Александру:
-- Семь тысяч против тридцати! Не думал, что такое удастся.
Поздравляю!
Засядько узнал капитана Паскевича, земляка из Полтавы, тот командовал
соседним батальоном.
-- У нас ведь регулярная армия,-- ответил Александр, отклоняя
поздравления.
-- А у турков?
-- У них пока отваги больше, чем дисциплины.
С правого берега донесся гром канонады. Это Кутузов атаковал войско
великого визиря. Отрезанные от линии отступления, турки оказались в
отчаянном положении...
-- Война кончилась! -- заявил Засядько, возвратившись в лагерь.
-- Ты что? -- изумился Паскевич.-- Мы только начали добиваться
успехов!
-- Нам нужен мир, во что бы то ни стало. Вот-вот грянет война с
Бонапартом. Мы готовы заключить мир на любых условиях, только бы
высвободить армии...
Паскевичу вскоре пришлось убедиться в правоте товарища. Начались
долгие изнурительные переговоры, в результате которых Россия приобретала
Бессарабию с границей по Пруту -- неважное вознаграждение за шестилетнюю
кампанию! -- и возвращала Порте всю территорию, захваченную у турок в
Азии.
Глава 22
Через три недели Александр Засядько принял первый бой с авангардными
частями армии Наполеона. Маршал Даву отбросил корпус Багратиона, в составе
которого находился батальон Засядько, к Смоленску.
Из-за отсутствия правильной организации интендантства, невозможной
при таких огромных расстояниях и плохих дорогах, солдаты наполеоновской
армии приучились жить за счет побежденной стороны, занимаясь мародерством.
Так как большинство мародеров, особенно из числа солдат иностранных
легионов, превращались в дезертиров, то ряды наполеоновских войск стали
редеть. 29 и 30 июня разразились грозы. Дожди испортили дороги, пало
несколько тысяч лошадей, в результате этого французам не удалось
настигнуть русских при отступлении.
Мародерство, дезертирство, болезни стали причиной огромных потерь в
наполеоновской армии. По пути от Немана до Двины она потеряла около 150
тысяч человек. Кавалерия Мюрата с 22 тысяч уменьшилась до 14 тысяч, корпус
Нея -- с 36 тысяч до 22 тысяч, баварцев Евгения, пораженных эпидемической
болезнью, с 27 тысяч осталось 13 тысяч, итальянская дивизия Пино,
изнуренная переходом в 600 миль, проделанным за три-четыре месяца, с 11
тысяч сократилась до 5 тысяч. Ни один противник никогда не наносил
Наполеону таких потерь, как погода! Вся компания по разгрому русских войск
оказалась под угрозой.
Засядько присутствовал на военном совете под Смоленском, который
созвали Барклай-де-Толли и Багратион. В числе присутствующих был великий
князь Константин, с которым Засядько познакомился еще во время
Швейцарского похода, и много генералов обеих армий: Барклая и Багратиона.
За отступление осмелился высказаться один Барклай.
Этот бой, который решили все-таки дать, продолжался три дня. Затем
объятый пламенем Смоленск был оставлен, русские армии отступили.
Засядько все чаще слышал, как Барклая-де-Толли обвинили в измене.
Дескать, проклятый немец продался французам, во главе армий должен стоять
обязательно русский... Наконец Александр I сменил фельдмаршала, вся вина
которого заключалась в его шотландском происхождении, и поставил на его
место Голенищева-Кутузова.
6 сентября, когда русская армия остановилась на равнине между
деревнями Бородино, Горки и Семеновское, прошел слух, что здесь наконец-то
Бонапарту дадут решительное сражение. Солдаты и офицеры молились
привезенным из Москвы чудотворным иконам, проносимым по полкам крестным
ходом.
На следующее утро в пять часов завязался бой... Он запомнился
Александру еще тем, что удалось ближе познакомиться с фельдмаршалом
Барклаем-де-Толли, удивительным человеком, трагическая судьба которого
потом постоянно привлекала внимание историков, биографов, литераторов.
В начале шестого утра войска Евгения Богарне пошли в атаку через реку
Колочу в направлении селения Бородино. Одновременно корпус Понятовского
атаковал силы Тучкова. Обе атаки успеха не имели, и через полчаса Наполеон
двинул в бой главные силы. Началось сражение, которое военные историки
России назовут Бородинским, а во Франции -- Московским.
Через шесть часов непрерывных атак французские войска овладели
флешами. Багратион был смертельно ранен, а генерал-лейтенант Коновницын,
принявший командование, отвел войска за Семеновский овраг.
Засядько с начала сражения находился на батарее генерала Раевского.
Здесь разразились наиболее ожесточенные бои, так как Бонапарт сосредоточил
для взятия батареи свыше 300 орудий и около 35 тысяч человек. Атака
следовала за атакой. Канониры то и дело, оставив орудия, бросались
врукопашную. Силы таяли, недалек был тот час, когда батарею защищать
станет некому. В самый критический момент Засядько увидел, как слева
выскочил отряд легко вооруженной конницы русских, ударил во фланг
наступающей французской пехоте, смял последние ряды. Во главе конного
отряда он узнал черную фельдмаршальскую мантию Барклая-де-Толли, который
мастерски и ожесточенно рубился, врезаясь в самую гущу неприятеля.
Кто-то позади сказал с нескрываемой досадой:
-- Вот сволочь заговоренная!
Засядько обернулся, зло посмотрел на Балабуху, с которым судьба свела
его за последние несколько часов до битвы. Тот с ненавистью наблюдал за
фельдмаршалом. Перехватив взгляд товарища, пояснил:
-- С утра суется в самые опасные места... Говорят, ищет смерти.
Враки! Подумаешь, обидели... А что цел -- тоже понятно: свой своих не
трогает.
Засядько видел, что небольшому отряду Барклая нужно немедленно
возвращаться: французы отправились от удара и начали окружать отважных
конников. Пятидесятилетний фельдмаршал сражался с энергией юноши и опытом
вождя, но при таком превосходстве сил противника личная отвага и мужество
все равно будут сведены на нет.
-- Надо бы помочь...-- прошептал Засядько.
-- Вывернется,-- ответил Балабуха неуверенно.-- Французы знают, что
он предатель, и не тронут.
-- Глупости говоришь,-- возмущенно сказал Засядько и снова посмотрел
на поле сражения.
Французы уже взяли конный отряд в кольцо. Барклай, отбиваясь от
троих, оглядывался на своих людей. Когда перед ним остался один противник,
он смял его конем и бросился на помощь какому-то юному офицеру с залитым
кровью лицом, который с трудом отбивался от наседавшего дюжего противника.
-- Дай людей,-- попросил Засядько.-- У тебя есть резерв.
-- Не дам,-- поспешно ответил Балабуха, словно ждал этой просьбы.--
Люди устали. Раз выпала передышка, пусть отдохнут.
-- А там гибнет человек, которому мы обязаны этой передышкой! --
резко сказал Александр, уже не сдерживаясь.-- Эх, ты... Запомни: мы с
тобой не учились вместе в корпусе. Мы с тобой не дружили. И уже не
знакомы.
Он вскочил на бруствер и отчаянно звонко крикнул:
-- Есть добровольцы? Надо выручить храбрецов! Кто не трусит --
вперед, за мной!
И с обнаженной шпагой бросился вперед. Сзади слышался топот:
несколько человек покинули батарею и бежали следом. Смяв попавшихся на
пути французов и не ввязываясь в отдельные схватки, Засядько стал
пробиваться к взятому в кольцо фельдмаршалу. Тот уже смертельно устал и
отбивался с трудом. Рядом с ним падали сраженные пулями и саблями русские
солдаты и офицеры.
Засядько сбил с ног еще двоих французов, третьего успел ударить
шпагой и прорвался через кольцо. Француз, бросившийся со штыком наперевес
на Барклая, устремился теперь к нему. Засядько сразил его и стал рядом с
фельдмаршалом. Тот благодарно кивнул. Только теперь Александр увидел, что
фельдмаршал не так бодр, как выглядел издали. Дышал он хрипло, с трудом,
лицо было залито потом и покрыто пылью, отчего морщины казались еще
глубже. Но даже сейчас он был красив: седой, с выразительным мужественным
лицом, большими умными глазами, стройной и сильной фигурой воина.
Сзади послышалось яростное "ура". Засядько в изумлении увидел, что
сквозь ряды французов прорывается русский отряд во главе с Балабухой. На
нем был изорван мундир, по щеке стекала струйка крови. Пробившись к
Александру, Балабуха свирепо взглянул на товарища и, повернувшись к своим
людям, стал отдавать распоряжения. Его солдаты быстро расширяли брешь,
чтобы вывести фельдмаршала.
-- Ты ранен, дружище? -- спросил Засядько тревожно.
-- Не все же заговоренные,-- ответил Балабуха хмуро.-- Разве что
Бонапарт и ты... Да еще этот сумасшедший старик.
-- Отправляйся в лазарет,-- потребовал Засядько.-- Ты ослабеешь от
потери крови!
-- Присохнет,-- отмахнулся Балабуха.-- Царапина. Но посуди сам: за
какие-нибудь пять минут я получил раз десять по голове, меня смяли конем,
кто-то прикладом заехал по лицу, пули изодрали мундир, и еще у меня
сломано по крайней мере три ребра. А ты целехонек! Вот так и бросайся за
тобой.
Его шутливая жалоба окончательно растопила холодок отчуждения.
Засядько рассмеялся и обнял старого друга. Балабуха облегченно вздохнул.
Ему очень не хотелось ссориться с Александром. Хоть и не всегда понимал
его затеи, но это был единственный в его жизни человек, которого он любил
и беспредельно уважал.
Неподалеку от них Барклай садился на лошадь. Это был его третий конь
за время схватки. Балабуха молча подивился, что фельдмаршал ни разу не
сломал себе шеи, когда на скаку падал с лошадей, однако промолчал, чтобы
не вызвать новой ссоры.
-- Уходите, друзья! Сейчас последует конная атака! -- крикнул,
оглянувшись, Барклай.
-- А вы? -- спросил Засядько.
-- Я отойду в арьергарде.
-- Мы будем рядом с вами,-- ответил Балабуха, опережая Александра.
-- Вам бы лучше поберечься...-- начал было Барклай, но умолк под
взглядом Засядько, который дал понять, что если и беречься кому, то
старшему по чину, тогда и младшие могут сохранить головы.
-- Как у вас на батарее? -- спросил Барклай.
-- Продержимся около часа,-- ответил Засядько.-- Потом людей не
