однако в верхнем ящике стола обнаружил целую связку ключей всех размеров.
После ряда неудачных попыток открыл обе. Покрутил головой, даже
дыхание перехватило. В одной -- горка золотых монет, есть даже старинные,
в другой -- куча бумаг, документов, расписок, а на самом дне Засядько
обнаружил удивительной красоты медальон на золотой цепочке. Чувствовалось,
что работал большой мастер-художник, работал долго и тщательно, с любовью.
Может быть даже не на заказ, а для себя, настолько все оформление выглядит
необычно и ярко. Даже не в рубинах и бриллиантах дело, хотя медальон ими
усыпан, а в той удивительной симметрии и расположении, где чувствовалось,
что создатель в него вкладывал свое сердце.
Он услышал далекий тревожный крик. Насторожился, но когда крик
повторился, узнал голос Афонина. С пистолетом в одной и шпаге в другой
руке, он выбежал наверх.
Сразу заметил, что берег отодвинулся, а снизу из-под борта раздался
встревоженный крик:
-- Ваше благородие! Лександр Митрич!..
-- Что стряслось? -- спросил он, наклонившись над бортом.
Солдаты обрадовались так, будто он вынырнул из царства мертвых и спас
их тоже. Афонин заверещал:
-- Ветер усиливается! Корабль уносит в море. Надо уходить, а то с
такими гребцами нам только к русалкам подаваться!
Засядько занес было ногу над бортом, потом спохватился. Корабль
уносит, а в море либо потонет, либо... да нет, все-таки утонет под ударами
ветра, вряд ли благополучно пересечет огромное море до противоположного
берега.
-- Погодите!
Он исчез, бегом вернулся в каюту. Кто бы здесь не путешествовал в
роскоши, больше ему не увидеть свой корабль. Разве что на дне морском... А
морской царь и без этого судна не последний бедняк.
Торопливо выбрал монеты, схватил медальон и поспешно вернулся.
Солдаты вздохнули с облегчением, когда он спрыгнул в лодку. Афонин
закричал срывающимся голосом:
-- Гребите! Гребите скорее! Теперь уже ради наших шкур!
Весла вспенили воду с такой мощью, что Засядько лишь покрутил
головой. Солдаты спешат еще и как можно быстрее отойти от зачарованного
корабля, который плавает сам по себе, без команды. А может команда и есть,
но вся из призраков?
Пока добирались до берега, Засядько вкратце рассказал какой корабль
внутри, какие богатства, что на столе и под столом, в гардеробах и
сундуках. Солдаты ахали, едва не роняли весла. У всех были белые как мел
лица, вытаращенные глаза и раскрытые рты. То-то будет рассказов, подумал
Засядько, когда эти простые люди вернутся в свои дремучие села, лесные
деревеньки!
Пока доплыли, набили кровавые мозоли. Еще попали в полосу отлива,
неумело боролись с волнами, пока выбрались на мелководье. Уже и солдаты
выбежали навстречу, помогли тащить лодку, стоя по уши в воде, скрываясь с
головами под набегающими волнами.
Они же и вытащили лодку на берег, а гребцы попадали на песок, едва
отошли на пару шагов. Засядько пошел к подводе, что держалась в сторонке.
Грессер явно оберегал жену и дочь от вида купающихся мужиков
Возница, увидев идущего к ним русского офицера, дернул за вожжи, и
лошади нехотя сделали несколько шагов навстречу. Засядько чувствовал как
из глубин души поднимаются злость и горечь. Дернуло же его полезть в тот
белокаменный дворец! Теперь взвалил на плечи самую странную ношу, какую
только мог себе представить. Расскажи Балабухе или Быховскому -- не
поверят.
Из повозки вылез Грессер, помог выбраться Кэт. Она прижимала к груди
завернутую в шаль Олю. От моря несло прохладой. Пронзительно вскрикивали
чайки.
Грессер подошел к Александру. Голос барона был хриплым от усилий:
-- Мы... мы вынуждены просить о помощи. Замок Трипопулоса, друга
князя Волконского, разграблен до основания... Турки вывезли все деньги,
драгоценности, утварь... Он разорен и не может нам помочь даже выбраться с
этого острова...
Оля нетерпеливо ерзала в руках матери, наконец, требовательно
протянула руки:
-- Хочу к нему!
Кэт шикнула на дочь, повернула ее так, чтобы та не видела Александра,
начальника гарнизона. Новичок дважды легко обезоружил бузотера, а тот был
-- Хочу к тебе.
Кэт шикнула громче, шлепнула по оттопыренной попке. Сказала
раздраженно:
-- Зигмунд, да скажи прямо! Мы умоляем, чтобы нас взяли на борт. Нам
без денег не выбраться отсюда. А у нас ни копейки...
Грессер нервно сглотнул, опустил глаза. Засядько видел, каких усилий
ему стоит держать свою гордость в узде. В своем имении он был царь и бог,
соседи уважали и побаивались, в городе знали и симпатизировали. В любом
уголке Херсонщины он мог бы остаться без денег, но к нему отовсюду бы
поспешили с раскрытыми кошельками. Но то степи Херсонщины, обычная земля,
хотя с теми же родниками с хрустально чистой водой, зелеными рощами,
реками, синим безоблачным небом...
-- Я не думаю,-- сказал он серьезно,-- что вам удалось бы сесть на
военный корабль российского флага, будь вы не дочерью князя... а вы -- не
бароном, а даже родней здравствующему императору. Правила строги, но
благодаря им мы как раз и бьем турков, у которых... с дисциплиной
слабовато. Но здесь постоянно шныряют их фелюги. Любая за небольшую плату
отвезет в порт, где стоят большие торговые корабли. Оттуда и отплывете в
Россию.
-- Прямо в Россию? -- спросила Кэт с надеждой.
-- Лучше прямо. Думаете, туда ходит мало кораблей? Да теперь уже
Россия становится владычицей морей и океанов!
Глаза Кэт вспыхнули надеждой, но тут же погасли. Ее некогда звонкий
голос стал тусклым как засиженное мухами стекло:
-- Туда нам не добраться. Они взяли все...
Он только сейчас заметил распухшие мочки ушей, где темнели коричневые
комочки крови. Серьги у нее выдрали силой, разрывая плоть!
Сердце забухало чаще, пальцы стиснулись в кулаки так, что костяшки
побелели, а кожа заскрипела. С неимоверным усилием заставил взять себя в
руки.
-- Они не взяли жизнь,-- возразил он.-- Остальное восстановимо.
-- Как? -- спросила она с горечью.-- У нас нет денег даже на молоко
для Оленьки!
Александр отцепил от пояса и швырнул в телегу мешочек с золотыми
монетами:
-- А если вот так?
Возница ухватил, торопливо развязал веревочку. На колени хлынул поток
золотых монет. Супруги Грессеры ошеломленно смотрели на золотую струю, что
с ласкающим сердце звоном образовала на коленях возницу горку, а оттуда
стекала на дно повозки. В ней была новая одежда, карета, хорошие кони,
слуги, оплата всех дорожных расходов до ближайшего порта, отдельная каюта
на корабле, даже небольшой запас на непредвиденные расходы!
Малышка, наконец, дотянулась до Александра, обняла его за шею,
поцеловала и сказала очень серьезно:
-- Я тебя люблю!
-- Я тебя тоже,-- ответил Александр.
-- Ты меня жди!
-- Обязательно,-- пообещал Засядько. Он вытащил из кармана медальон,
одел ей на тонкую детскую шею.-- Это тебе.
Кэт потянула дочь, детские руки расцепились. Кэт так и усадила
малышку в телегу: ребенок не отрывал глаз от красивого мужественного
офицера с темным как грозовая туча лицом, при одном имени которого мама
всякий раз плачет горько и безутешно.
Возница помог Грессеру собрать золотые монеты, наконец, телега
повернула по большому кругу. Грессер поклонился:
-- Мы... в самом деле бесконечно признательны. Как только вернемся в
Россию, я верну все с процентами.
Александр пожал плечами:
-- Не стоит.
-- Я это обязательно сделаю,-- объявил Грессер. Он оживал на глазах.
Морщины на сером лице разгладились, он гордо выпрямился.-- Для моего
состояния это сущая безделица. Укажите только адрес, по которому
переслать.
-- В действующей армии какие адреса? Но я же сказал, мне это ничего
не стоило. Так что и благодарности не стоит. За такой пустяк.
Он надеялся, что это не прозвучит оскорблением, но они напряженно
ждали от него чего-то подобного, не мог же этот малоросс не
воспользоваться случаем унизить, никто не устоит перед искушением... и
поняли его так, как ожидали понять, он увидел по их изменившимся лицам.
Грессер вырвал кнут и вожжи из рук возницы, озлобленно хлестнул
коней. Те заржали и понесли. Загрохотали колеса, взвилось облачко желтой
пыли. Но и в нем Александр разглядел детские ручки, что тянулись к нему
трогательно и настойчиво.
Загребая ногами песок, он вернулся в своим солдатам. Те уже
одевались, как овцы толпились вокруг Афонина. Тот, размахивая руками,
изображал нечто огромное и ужасное, с которым, суда по упоминанию его
имени, их отважный капитан сражался на корабле-призраке. А потом, когда
всех побил и потоптал, он ходил по кораблю и видел как призраки прячутся
по углам, в каюте бравый российский капитан обнаружил только что
раскуренную трубку с турецким табаком, еще слюни на мундштуке не высохли,
а на столе чашки с тем же турецким кофе, совсем горячим, а за спиной
звякала посуда, и призраки перешептывались как все же сгубить отважных
российских солдат!
Глава 21
В очередном кровавом десанте на один из десятков островов он привычно
остался цел и невредим, только с головы до ног забрызгался кровью. Зато не
повезло Куприянову. Едва ступив на землю, он получил сильный удар саблей
по голове от турецкого солдата. Засядько распорядился храброго поручика
перенести на корабль, чтобы врачи оказали ему посильную помощь.
Спустя неделю, когда он посетил раненого друга, тот уже улыбался:
-- А здорово мы их?
-- Здорово,-- ответил Александр.
От врача он знал, что состояние поручика еще тяжелое. Рана не
заживала. Куприянов сильно исхудал, глаза ввалились и потускнели. Много
разговаривать ему не разрешали, поэтому Засядько, не вдаваясь в
рассуждения, вскоре попрощался и ушел.
Из Европы продолжали приходить неутешительные вести. Александр I
приказал произвести новый набор и предписал духовенству проповедовать
Отечественную войну. Англия ссудила шесть миллионов фунтов. Пруссия
двинула свои заново укомплектованные войска, Швеция примкнула к союзникам.
Однако Наполеон без труда сокрушил прусскую армию. Мелких королей и
герцогов изгнал из княжеств, пощадив только князей саксонских, ибо при
дворе одного из них -- герцога Сексен-Веймарского -- жили величайшие умы
Германии: Гете, Виланд, Шиллер, Йоганн фон Мюллер. Германия была
разгромлена. Затем Наполеон в битве при Фридланде разгромил русские
войска. Говорят, что когда русский командующий Беннигсен, желая сохранить
за собой дорогу на Кенигсберг, перешел Алле и сбил войско в кучу в узкой
лощине на левом берегу реки, Наполеон воскликнул: "Не каждый день поймаешь
неприятеля на такой ошибке!" Через несколько дней был заключен Тильзитский
мир, который положил конец существованию и четвертой коалиции.
-- А что теперь? -- спрашивал Куприянов. Он все еще не поднимался с
больничной койки.
-- Вернемся домой,-- высказал догадку Засядько.
-- Я в это уже не верю!
-- Александр I и Наполеон делят мир. Две самые могучие военные
монархии Бонапарт сокрушил, а третью склонил содействовать своим замыслам.
Надеюсь, что теперь мы сможем, наконец, отдохнуть от кровопролития. А я...
займусь своими делами.
-- Я сейчас ты чем занимался?
-- Служил. А теперь буду работать.
Засядько ошибся. Ракетами заниматься не пришлось, снова ему выпал
бранный путь. Александр I возобновил войну с Турцией. Сразу по возвращении
из архипелагской экспедиции Засядько был направлен в действующую армию на
