чeму, не сказал.
Олег с трудом перевернулся, встал на четвереньки. В глазах плыли
огоньки, в затылке вспыхнула острейшая боль. Он упал лицом в грязь --
холодная земля немного охлаждала избитое тело и смиряла боль, на
четвереньках обполз подвал, натыкаясь на заплесневевшие бревна. Нащупал
нишу в стене -- толстый мох, плесень. Пахнет кислым, судя по запаху, здесь
стояли бочки с огурцами и капустой.
Он сцепил зубы, кое-как поднялся на ноги, цепляясь за стену. Пальцы
скользили по плесени, бревна шли как огромные слизни -- холодные,
скользкие. Если и была лестница, то убрали, других ступеней нет, а ляда
под самым потолком -- не дотянуться.
Одежда в лохмотьях, саднящими пальцами ощупал карманы, чувствуя, как
тяжело сгибаются суставы. Пусто, вытряхнули все -- умельцы наемники.
-- Здесь ничего нет, кроме грязи, -- сказала она где-то близко в
темноте.
-- Да, одна грязь... Не надо было тащить тебя сюда.
Он пробовал рыть голыми руками землю -- не мог бесцельно ждать
смерти, но сразу обессилел, тяжело сполз по стене на землю. Так они сидели
в тишине, Гульча прижалась к нему плечом, и Олег чувствовал, как она
мелко-мелко дрожит.
Внезапно он увидел полоску света на своих ногах. Вскинул голову,
охнул, в потолке наметилась щель. Оттуда сыпались сухая грязь, древесная
труха. Затем яркий сноп света упал вниз, а наверху затопали ноги. Олег
упал в грязь, разбросал руки.
Сверху опустилась добротная лестница, сколоченная из толстых жердей,
покачалась, нащупывая дно, концы с чмоканьем уперлись в мокрую землю.
Перекладинки заскрипели, сверху показались ноги, обутые в грубые сапоги с
толстой подошвой. Страж остановился на последней ступеньке, осмотрелся,
хищно улыбнулся. Женщина вжалась в угол -- маленькая, с синяком под глазом
и диким ужасом на лице. Мужчина, который называл себя пещерником, лежал в
грязи лицом вниз, неестественно вывернув руки, а пальцы впивались в мокрую
землю, словно в последнем предсмертном усилии он пытался ползти.
-- Встань! -- рявкнул страж Гульче.
Она не двигалась. Он спрыгнул, в два широких шага оказался рядом,
грубо схватил ее за руку. Сверху раздался нетерпеливый голос:
-- Фриз, давай их сюда! Забавляться будем вместе. В своем подвале.
Страж, не выпуская Гульчу, сказал с неудовольствием, не отводя от нее
хищного взгляда:
-- А как будем тащить этого быка? Сбрось веревку.
Наверху послышались проклятья, удаляющиеся шаги. Страж облизал губы,
глаза заблестели. Его пальцы были как железные крюки, он ухватил Гульчу за
сорочку, рванул за ворот. Легкая ткань распалась на две половинки. Страж
двумя мощными рывками сорвал ее платье, отшвырнул клочья, с наслаждением
втоптал каблуками в грязь.
Гульча стояла обнаженная, ее смуглая кожа в свете факела казалась
слепленной из красного пламени. Страж протянул руку к ее груди, а сверху
раздался раздраженный вопль:
-- Кончай забавляться в одиночку! Держи веревку!
Вниз упала толстая пеньковая веревка, хлестнула стража по лицу. Он
ругнулся, сделал наскоро петлю, набросил Олегу на ногу, крикнул:
-- Готово! Тяни.
Веревка натянулась, тело Олега медленно подползло к лестнице, затем
тот же голос зло проорал:
-- Лезь наверх! Всегда хитришь. Грязное мне, а забавы тебе?
-- Подождешь, -- огрызнулся страж.
Он похлопал Гульчу по щеке, его улыбка стала шире, на губах выступила
слюна. Гульча старалась смотреть прямо, но от страха дрожали губы. Ее тело
в неровном свете факела было похоже на прекрасную мраморную статую, она
выглядела гордой и сильной. Частое испуганное дыхание заставило грудь
подниматься и падать, розовые кончики от холода и страха вытянулись и
заострились.
Ступеньки лестницы заскрипели. Вверху показались толстые ноги, второй
страж торопливо спускался, часто дышал. Еще с лестницы крикнул хрипло:
-- Может быть, потом продадим ее?
-- Нельзя, -- ответил первый с сожалением. -- Говард велел прикончить
обоих. Жаль, этого бугая сам забил насмерть. Говард хотел прикончить девку
на его глазах, а потом уж самого пещерника... Мстительный.
-- Все чего-то доказывает, -- сказал второй.
Он опустился на землю, попутно пнул лежащего Олега, шагнул к Гульче с
распростертыми объятиями:
-- Чур, первым буду я!
Олег с трудом поднялся на колени, стараясь делать это бесшумно.
Стражи смотрели на обнаженную жертву, в их глазах похоть уже полыхала
жарким огнем. Олег тихонько свистнул. Оба повернули головы, удивленно, без
спешки, всего лишь пытаясь понять, откуда и что за звук.
Полные пригоршни грязи ударили им в глаза. Олег выдернул из ножен меч
у первого стража, толкнул его к стене. Тот с проклятиями протирал глаза,
второй успел прочистить лицо и тут же перекосился от ужаса: перед глазами
блеснуло лезвие меча.
Олег неуклюже повернулся, с трудом взмахнул второй раз -- в горле
стража булькнуло, голова запрокинулась назад, из перерубленного горла
ударил фонтан горячей крови.
Гульча подскочила к первому стражу: он все еще вытирал лицо,
вцепилась в ножны, тот придавил их задом, остервенело спихнула его в
грязь, вытащила меч. Это был акинак, но в ее тонкой руке выглядел как
двуручный меч.
Тяжело дыша, Олег без сил прислонился к бревнам. Ноги дрожали, он
напрягался, стараясь не соскользнуть на землю. Гульча подалась к нему,
неумело тыкала концом меча в узел. Веревка не поддавалась. Гульча, закусив
губу, присела возле Олега, одной рукой оттянула веревку, другой начала
пилить узел. Олег отдышался, тряхнул ногой, и петля соскочила.
С мечом в руке он начал карабкаться вверх по лестнице. Гульча
кинулась следом, стараясь изо всех сил помогать ему. Ноги пещерника
соскальзывали, он часто останавливался, дыхание у него из груди вырывалось
с хрипами, стонами. Из подвала он вывалился животом на пол. Лицо было
страшным под коркой грязи и крови, но не только лицо -- весь был покрыт
грязью и кровью.
Гульчачак кое-как выбралась следом, почти ничего не видя перед собой
от слез. Олег с трудом поднялся, шепнул:
-- Сюда... Здесь ход на задний двор.
Он все еще держал меч, и Гульча подумала было выбросить свой, такой
тяжелый, но руки пещерника свисали без сил, и она оставила меч, лишь
подобралась под его руку, уперлась в землю, стараясь принять на свои плечи
как можно больше тяжести, потащила.
-- Тебя могли убить, -- прошептал он с некоторым удивлением.
-- Так говоришь, будто сомневался!
-- Гм... Впрочем, правая рука не всегда знает, что делает левая...
Впереди показался холоп Говарда -- нес, согнувшись, на спине
громадную плетеную корзину, и Гульча не успела выяснить, что пещерник
имеет в виду. Беглецы вжались в стену, работник шел прямо на них... Они
увидели вытаращенные глаза, красное от натуги лицо, на них дохнуло мощным
запахом чеснока и жареного мяса, и человек протащился мимо, вяло
постанывая под тяжестью корзины. Он даже задел Гульчу локтем за обнаженную
грудь, и она раскрыла было рот для вопля, но холоп протащился мимо,
оставив за собой зловонное облако. Гульча покосилась на Олега. Покрытый
грязью, он был почти неразличим на фоне стены. Пещерник криво улыбался ей
разбитым лицом.
Выждав малость, он приоткрыл дверь, прислушался, кивнул Гульчачак.
Она выскользнула за порог, поежилась. Была холодная ночь, яркие звезды
смотрели бесстрастно. Олег тихонько отпустил дверь, схватил девушку за
руку.
Поблизости лениво тявкал пес, и Олег повел Гульчу вдоль сараев. Они
перелезали через низкие заборы, карабкались через кручи камней, ползли под
телегами. Пещерник посматривал на небо, слюнил палец, определяя
направление ветра. Гульча ежилась от холода, пугливо оглядывалась --
двигалась чересчур медленно.
-- Не догонят? -- спросила она с дрожью в голосе.
-- Кто знает... Зависит от Говарда, насколько невтерпежь. Задержку
понимает: те двое забавляются с тобой на моем трупе... Потом пошлет
третьего, поторопить...
Плечики Гульчи передернулись. Они шли задворками, дома оставались
позади.
Олег с трудом растянул разбитые губы в кривой улыбке:
-- Ты ладная девушка...
Она зябко передернула плечами, чувствуя, как от холода кожа идет
пупырышками:
-- Что мне снять еще, чтобы выглядеть замечательно?
Разве что отскоблить грязь, подумал Олег. Он замедленными движениями
стянул душегрейку, набросил ей на плечи:
-- Ты хорошая... Маленькая, но отважная...
-- У меня есть и другие достоинства, -- отрезала она с вызовом.
Его огромная душегрейка, изорванная и в запекшейся крови, висела на
ней, как шуба. Гульча куталась, зубы выбивали дробь. Олег держался за
плечо Гульчи, другой рукой опирался на меч, как на посох.
-- Если уцелеем, -- сказал он сипло, -- надо бы проверить эти твои
достоинства. Мне кажется, врешь...
-- Как ты собираешься проверять?
-- Вернемся, сразу снасильничаю.
-- Все обещаешь да обещаешь! -- обвинила она оскорбленно.
Олег часто сплевывал сгустки крови, опираться на меч почти перестал,
и Гульча заметила, что шаг пещерника стал шире. Силы возвращались к нему
быстро, словно у него, как у кошки, было девять жизней.
-- Куда идем? -- спросила она. -- Впереди ночь!
-- Говард пошлет головорезов на постоялый двор... Затем начнут искать
по другим постоялым дворам, корчмам, обыщут караван-сарай багдадских
купцов... Это займет их надолго.
-- А где будем мы?
Олег закашлялся, выхаркнул сгусток крови. Дышал он с хрипами, но
грудь уже вздымалась мощно, глубоко. Гульча заметила, что он на ходу щупал
ребра, суставы, морщился, но костоправил усердно, и Гульча вспомнила, что
он вылечил Морша от тяжелейшей раны, другие лекари признали бы ее
смертельной.
Впереди начала подниматься черная стена, закрывая звезды. Над самым
краем плыл узкий серп луны, заменяя заснувших стражей. На угловых башнях
горели смолистые факелы, видно было, как вниз срывались огненные капли
смолы. Гульча искоса поглядывала на молчаливого пещерника: ворота заперты,
возле них дремлет чуткая стража. Полезет через стену? Он и через бревно не
перешагнет...
Она стучала зубами, босые ступни задубели, покрылись ссадинами.
Гульча не заметила, когда исчезла крепостная стена. Как-то
мало-помалу уменьшалась, таяла в ночи, и вот уже спускаются по крутому
склону, скользят, цепляясь за вбитые в землю колья, заостренные кверху.
Гульча тащилась за пещерником, сцепив зубы. Тот был на последнем
издыхании, хрипло стонал, харкал кровью, но упрямо полз, поднимался на
четвереньки, замирал ненадолго -- то ли терял сознание, то ли переводил
дух, и снова они ползли, карабкались, пробирались.
Лишь очутившись внизу, Гульча поняла, почему нет нужды в крепостной
стене. Берег был крут, высок, а внизу трясина -- утопит любое конное
войско. Пещерник повел по кромке трясины, нескоро выбрались на каменистую
насыпь, долго брели, едва переставляя ноги.
Олег часто оглядывался на чернеющую за спиной стену и башни Города,
высматривал камни, чтобы не оступиться, останавливался. Гульча молчала, ее
губы посинели, распухли. Она боялась, что от холода не выговорит и слова,
только запищит, и за эти муки возненавидит его и себя.
Она слышала бормотание пещерника, но язык был непонятен. Перед
глазами девушки уже плавали от усталости цветные круги, ее сотрясала
крупная дрожь, в груди появился хрип, и она поняла, что позже придет жар,
ее будет трясти по-настоящему, а в ночных видениях навалятся демоны, бесы,
асмодеи...
Пещерник куда-то тащил, что-то говорил, под ногами после булыжников и
