травы вдруг появились каменные ступени. Она бездумно опускалась,
полумертвая от холода, еще не замечая, что ночной воздух замер, перестал
двигаться, словно они оказались в глубоком подвале.
Потом в полной темноте ощутила ладони пещерника на плечах, он
заставил ее сесть на мягкое. Послышались удаляющиеся шаги, затем легкий
стук, будто стучали кресалом по огниву. В темноте появилась искорка,
разгорелась. Гульча увидела горящий факел, а следом за ним --
изуродованное лицо пещерника, вздутое, вместо левого глаза темно-синяя
опухоль, правый залит кровью, нос распух, губы огромные, разбиты, корка
крови закупорила трещины, лицо, шея, руки и все тело пещерника покрыто
засохшей кровью и грязью.
Пещерник поднял факел, сказал хриплым голосом:
-- Кий!.. Тебя призываю я, Вещий Олег!
ГЛАВА 12
Факел освещал малую часть помещения. Гульча лишь сейчас со страхом
поняла, что они попали в гигантский склеп. Под ней был ворох шкур, на
стене висели мечи, топоры, луки с истлевшими тетивами, боевые палицы,
кольчуги, внизу в ряд выстроились сундуки. Дальше трепещущий свет факела
не доставал.
В склепе слышалось хриплое дыхание Олега. Он пошатнулся, оперся о
каменную плиту, повторил страдальчески:
-- Я призываю явиться Кия, основателя Города, князя полян!
Тишина оставалась такой же пугающе-мертвой, лишь внезапно ярче
вспыхнул факел, затем кто-то огромный тяжело вздохнул. Гульча уловила
движение стоячего воздуха.
-- Я призываю явиться Кия, -- сказал Олег совсем тихо, силы его
покидали, -- основателя союза племен, защитника... Страшная опасность
нависла над его потомками... Только Кий...
Он покачнулся, медленно сел, упираясь спиной в каменную плиту. Факел
горел ярко, пещерник держал его на вытянутой руке, уперев в каменный пол.
В мертвой тишине кто-то снова вздохнул, затем нечеловечески огромный и
мощный голос произнес, растягивая слова:
-- Кто тревожит мой вечный сон?.. Неужели я не дал потомству силы...
А, это ты, я чувствую твое присутствие...
Пещерник открыл глаза и поднял факел выше. Голос прозвучал после
паузы, в нем была нотка недоверия:
-- Опять в том же виде... И опять с бедной женщиной... Несчастная,
знала бы с кем... Не понимаю, за что тебя звали мудрым, вещим...
Олег быстро взглянул на Гульчу, на ее вытаращенные глаза, сказал
быстро:
-- Ладно-ладно, это жизнь, а не склеп. Наверху не так спокойно, как
здесь.
Голос возразил, заполнив собой весь огромный склеп:
-- Это именно с тобой всегда не так спокойно... Другие живут тихо.
Девушка с тобой, конечно же, голая... Что ты с нею сделал, чудовище?..
Морда побитая, весь в синяках... Куда боги смотрят?
-- Боги правду видят, -- огрызнулся Олег. -- Не спят, как ты. Тебе
травы и корни положили?
Голос ответил печально:
-- Я думал, ты сам распорядился... гм... когда меня...
Олег ответил поспешно:
-- Не тревожься! Тризну справили отменную, краду заготовили великую.
Склеп рыли триста пленных савиров, их порубили сразу, кости тлеют в
основании кургана.
-- Нужно ли было? -- спросил Кий печально. -- Здесь не бывает рабов,
как обещали волхвы.
-- Надо было, -- ответил Олег. -- Дабы не проболтались. Зато твой
склеп поныне неразграбленный!
-- А что собираешься делать ты?
-- Ну... я возьму лишь часть того, что сам положил.
-- Да-а, -- протянул Голос, -- я тебя в таком виде не часто видел.
Сказать по правде, всего пару раз. Хотя дед мой поговаривал...
-- Старики наговорят, -- буркнул Олег, -- только уши развесь!
Он уже бродил, пошатываясь, с усилием поднимал крышки сундуков.
Гульча преодолела оцепенение, заставила себя встать с вороха шкур,
оставив сползающую с плеч душегрейку пещерника, уцепилась за тяжелое
кольцо, добавляя свои усилия к попыткам Олега поднять крышку большого
сундука.
Голос произнес печально:
-- Она еще ему помогает... Бедное неразумное дитя...
Сундук оказался полон золотых монет, бриллиантов, изумрудов. Олег
сердито плюнул прямо на золото, опустил крышку. Гульча едва успела убрать
пальцы -- крышка дернула ее книзу. Пещерник, ворча, заглядывал в кувшины,
скрыни, тряс резные шкатулки.
Голос печально произнес:
-- Если бы сам клал, как говоришь, знал бы, где то, что ищешь... Пить
надо меньше!
-- Все разве запомнишь? -- буркнул Олег.
Под руки попался сверток бересты, хотел отшвырнуть, но на всякий
случай сорвал лыковую веревочку, не сумевшую пересохнуть в сырости,
развернул хрупкий лист. Лицо его чуть просветлело.
Вскоре он уже сдирал, постанывая, грязь, накладывал примочки из
темной и густой, как деготь, жидкости. От нее смердило, он заставил Гульчу
отпить пару глотков. Ее едва не вывернуло, но, странное дело, сразу
согрелась, боль в исцарапанных ступнях ушла. Даже пальцы на ногах, озябшие
так, что не чувствовала их вовсе, отошли, пошло покалывать иголочками.
-- Бедное дитя...
Олег, накладывая на лицо и грудь смердящую пакость, предостерег:
-- Кий, не увлекайся!
-- Я только по-отечески жалею...
-- Знаю-знаю. Самые красивые и беззащитные с виду змейки -- самые
ядовитые. Да и ты, ласковый, как кошечка... пока не наступишь на хвост.
Гульча, вон в том углу всякая всячина из рухляди! Выбери, а то князь Кий
уж очень волнуется. Воображение у него, видите ли...
Девушка с факелом в руке пошла рыться в ворохе одежды. Пещерник был
груб, но грубости умел говорить так, что у нее сама собой выпрямлялась
спина, грудь поднималась, а щеки горели в странном радостном предчувствии.
Она наткнулась на множество сапог, словно волхвы предполагали увидеть
усопшего князя в личине сороконожки, затем обнаружила одежду. Рыться одной
рукой было непросто, держа факел на отлете, чтобы искры ненароком не
сорвались в гущу шелков, бархата, дорогих шуб, мехов, тонко выделанных
сорочек.
Когда вернулась, одетая в княжескую расписную сорочку, что доходила
ей до колен, Олег лежал возле каменной плиты -- страшный, распухший, с ног
до головы покрытый темными пятнами. Гульчачак вскрикнула, опасливо
опустилась возле него на корточки. Смрад ударил в ноздри, она помахала
ладонью у лица. Очень медленно правый глаз пещерника приоткрылся.
-- Не тревожь, -- прохрипело у него в горле.
Она ушла в другой угол, села на шкуры. От факела струился тусклый
мерцающий свет. Гульча зябко куталась -- ее снова трясло. Неподвижный
воздух, запах целебных настоек, трав, пережитые страхи! Голова начала
кружиться, Гульча ощутила себя летящей в пространстве, замелькали крыши
домов, в темном небе светили непривычно яркие звезды. Слабо слышались
голоса.
Проснулась в полной темноте. Лежала в страхе, не понимая, откуда под
ней взялись шкуры, почему темно. Было тихо, как в могиле. Как только
подумала о могиле, сразу вспомнила, что она и есть в могиле -- заживо
погребена в склепе древнего князька местного племени язычников. На
строительстве этого подземного дворца были зарезаны сотни пленных
кочевников, их кости тлеют под ее ногами...
Она зябко поджала ноги, сказала дрожащим голосом:
-- Эй, есть кто-нибудь?.. Олег, ты еще живой?
В склепе было тихо, никто не сопел, не похрапывал. Не слышно было и
голоса погребенного князя, основателя Города. Гульча осторожно сползла со
шкур, чувствовала себя отдохнувшей, только очень хотелось есть -- до спазм
в желудке. Едва подумала о еде, как в животе заворчали кишки, голодно
заурчало, а рот наполнился слюной. Она шарила в потемках по полу, где-то
должен лежать факел -- не весь же сгорел. Если отыскать еще и огниво...
Ее пальцы наткнулись на твердое, угловатое. Она некоторое время
ощупывала, потом сообразила, что под ее ладонями человеческое лицо.
Вскрикнув, отшатнулась, долго сидела неподвижно, прислушиваясь к
оглушительному стуку своего сердца, наконец решилась потрогать лежащего за
плечо:
-- Эй... Олег, это ты?.. Или это великий князь, основатель Киева? Кто
бы ни был, помогите! Мне так страшно и хочется есть.
Из темноты послышался вздох, глухой голос произнес сипло:
-- Всегда одно и то же: как утро, так хочет есть... Сюда много
натащили всякой еды! Если думаешь, что не испортилась за четыреста лет, то
давай, ухомякивай за обе щеки...
-- Олег, -- вскрикнула она, -- я так рада!
В темноте послышался шорох, стук. Темноту прочертили красные точки.
Вскоре факел вспыхнул, Гульча с недоверием смотрела на осунувшееся лицо
пещерника. Он был смертельно бледен, под глазами повисли черные мешки в
два ряда, но лилово-черная опухоль сильно спала, оба глаза смотрели ясно.
-- Ты выглядишь лучше, -- сказала она ошарашенно.
-- Сплюнь. Ты не видишь моих ребер!..
Он воткнул факел в стену между камнями. Двигался намного лучше и
легче, но лицо все еще было обезображенным, а по телу плыли цветные
разводы синяков и кровоподтеков.
-- Олег, -- проговорила она дрогнувшим голосом, -- чтобы выздороветь,
надо хорошо есть... Тебе хорошо -- медом и акридами... Впрочем, чтобы
выздороветь, надо бы мяса...
-- Сиди здесь, -- велел Олег.
Он ушел в дальний угол склепа, там была темнота, а когда через пару
минут Гульча окликнула его дрожащим голосом, ей никто не ответил. Она
опустилась на шкуры, застыла в бездумном ожидании, даже не вздрогнула,
когда из темноты бесшумно шагнул пещерник. Он швырнул на пол большого пса
с оскаленной пастью, сказал устало:
-- Бегал поверху... крыс гонял.
Гульча отыскала нож, принялась снимать шкуру. Она изо всех сил
сдерживала себя -- пещерник наблюдает, так пусть не услышит ее визга. Пес
худой, кожа да кости, а вместо мяса одни жилы. А жевать придется сырое,
огонь не разведешь в склепе -- в дыму задохнешься.
Печень оказалась удивительно крупной, с полкаравая размером --
тяжелая, сочная. Гульча жадно съела свою половину, забрызгалась кровью,
подумала, что не хотела бы увидеть себя сейчас: с окровавленным ртом,
тяжелыми каплями на подбородке, окровавленными пальцами. Олег раздвинул
губы в понимающей улыбке. Он жевал медленно, с трудом, морщился -- челюсти
его и шея все еще были в жутких кровоподтеках.
Они пробыли в склепе трое суток. Воздух был тяжелым, Гульча
обливалась потом, дышать было трудно. Пещерник уверял, что воздух
меняется, отдушина лишь малость засорилась, но прочищать не стал.
Он быстро поправлялся, синяки поблекли, а кровоподтеки исчезли вовсе.
На третьи сутки Олег долго рылся в дарах, что нанесли в склеп вожди,
русичи и знатные люди полян, древлян, дряговичей и северян. Из одежды
кое-что удалось отобрать. Олег заверил, что собранное в дорогу не
разлезется от ветхости по меньшей мере до ближайшей купеческой лавки.
Для себя он в первую очередь выбрал широкий пояс из двойного слоя
кожи. Кроме колец для ножей, меча и баклажки, в поясе были тайные карманы,
куда Олег натолкал золотых монет. Еще золотых монет он сложил в две калиты
средних размеров, одну передал Гульче. Из оружия отобрал двуручный
сарматский меч, пластинчатый лук -- тетивы не было уже лет четыреста,
прицепил к поясу два швыряльных ножа.
Гульча отказывалась грабить могилу, но Олег подцепил к ее поясу
длинный узкий кинжал в дорогих ножнах, усыпанных драгоценными камнями.
Рукоять кинжала была из слоновой кости, в основании блистал огромный
изумруд.
-- Бери, дурочка, -- сказал Олег наконец. -- Я сюда, знаешь, сколько
натащил? Когда была тризна...
В тишине раздался вздох, затем послышался тихий Голос, в котором
