-- Даже боги? -- ахнул кто-то.
-- Даже Род! -- сказал кощунник строго. Он ударил несколько раз по
струнам, заговорил снова: -- Время и весь мир были в Яйце. Наконец Яйцо
раскололось, вышел молодой и сильный Род. Он был прабогом, но сам не знал
этого. Он остался сидеть в половинке Яйца, потому что ничего не было.
Прошли опять враны и колоды лет, но время для бога -- ничто, а нас с вами
не было. Не знал Род в пустоте ни горя, ни радости, ни веселья, ни
печали... Однако за вечность многое может случиться, и Род однажды словом
разделил мир на свет и тьму. Удивился, возрадовался, решил испробовать
что-то еще...
Молодой голос сказал из полутьмы:
-- А я слыхал, что свет идет не сам по себе, а от солнца!
Кощунник сердито сдвинул мохнатые брови, возразил сердито:
-- Долго спишь, не видишь белого света самого по себе! Встань
засветло, выйди на околицу. Увидишь, как светает на виднокрае, как
отступает злая тьма, как победно надвигается белый свет, как славят его
звери и птахи, как просыпаются пчелки, бегают мураши... Работать начинаем
при белом свете, скотину гоним на выпас, в поле выходим! А солнце
появляется много погодя, на готовенькое.
-- Глупое оно аль ленивое?
Кощунник сердито блеснул глазами:
-- Старших чтит! Не то что нынешняя молодежь! Не забегает поперед
белого света, ибо Род сотворил солнце много позже!
Задорный голос пристыженно умолк. Кощунник ударил по струнам,
заговорил с подъемом:
-- Стал Род творить небо и землю, солнце и звезды, сотворил луну и
зверей, реки и горы, моря и степи. На третий день сел отдохнуть. Не все
понравилось, что сотворил, и он стал думать, что делать дальше.
Неподалеку от Олега парень сказал вполголоса молодой девке:
-- Сперва натворил, потом задумался! Если бог так делал, то чего от
меня батя требует...
Девка отвечала с сочувствием:
-- Ну и мир сотворил! Славко, ты бы сделал лучше...
Кощунник услышал, сверкнул очами, но сказал примирительно:
-- Род был один, никто не мешал. Даже боги не всемогущи: что сделано,
уже не сотворят несделанным. Поправляй, улучшай, но уничтожить нельзя.
Призадумался Род и родил себе в помощь Белобога и Чернобога...
-- Мужик? -- ахнул кто-то.
На дурня цыкнули, кощунник продолжил:
-- Взялись населять мир зверьми, птицами, рыбами, гадами и
насекомыми...
-- Насекомых пошто? -- спросил кто-то, затем послышался звучный
шлепок. -- Насосался, упырь! Лягухам от них радость, так мы и без лягух бы
обошлись...
Кощунник сказал с язвительной насмешкой:
-- Не для человека мир творился! Боги творили просто так, потому
много всякой дряни. Это уже потом, когда колоды веков прошли, а мир не
менялся, прискучило все хуже горькой редьки. Тогда престарелый Род слетел
с Мирового дерева, где сидел в личине сокола, и сотворил на удивление
богам невиданного зверя -- человека. То был самый лютый зверь, самый
подлый и хитрый, но зато и самый слабый. Не дал ему Род ни когтей, ни
клыков, ни плавников, ни крыльев -- зато дал каплю своей крови!
Старец оглядел замеревшие в ожидании лица. В ночном воздухе поплыл
печально-торжественный звук туго натянутых струн.
-- Человек может прожить жизнь, не зная о частичке бога в себе... Но
может и раздуть ее в бушующее пламя, как случилось с тремя древними
героями, которые однажды вышли из дремучего Леса в мир. Раньше жили
по-звериному, копали корни, били зверей камнями и палками...
Олег увидел Гульчу -- вышла на ночное крыльцо, постояла, всматриваясь
в темень. Могучий голос кощунника и пестрая кучка молодежи привлекли ее
внимание, она быстро сбежала по ступенькам.
Кощунник говорил с подъемом:
-- Звали этих героев: Таргитай, Мрак и...
Гульча была близко, Олег протянул руку из темноты, внезапно схватил
ее за плечо. Она дернулась, испуганно ойкнула. Олег обнял ее за плечи,
сказал прямо в ухо:
-- Случилось что?
-- Нет, просто тебя искала, -- ответила она, прижимаясь к нему и
одновременно вытягивая шею к старцу. Тот вещал с вдохновенным блеском в
глазах:
-- Таргитай лучше всех играл на свирели, Мрак был лучшим стрелком,
а...
Олег сказал Гульче на самое ухо, она даже отпрянула от неожиданности:
-- Тогда пойдем ужинать и спать. Впереди трудный путь.
Гульча сказала с неудовольствием:
-- Но я хочу послушать легенды местных племен!
-- Твое право, -- ответил Олег невозмутимо. -- Тогда я поеду один.
Гульча сверкнула глазами, в них отражались уже не звезды, а все
звездное небо. Олег обрадовался, что она остается, но Гульча поспешно
повернулась, взбежала по ступеням, опередив пещерника.
Корчма была просторная, хотя старая, даже древняя, с низким
закопченым потолком. Старые балки просели, выпячивались, как худые ребра
старой лошади. Деревянный пол вдоль стен был вымощен булыжником в два
ряда, в двух очагах взревывало косматое пламя, огороженное валунами. Три
пары сапог стояли близ огня, от сырых голенищ валил пар.
Столов было два десятка, но лишь за одним сидели трое угрюмолицых
мужчин, между собой почти не разговаривали. На вошедших Олега и Гульчу
уставились недобрыми, красными глазами. Пальцы на руке Гульчи сжались
предостерегающе. Олег лениво двигался по корчме в глубь зала, его зеленые
глаза невозмутимо глядели перед собой. Он негромко кашлянул, прикрывшись
ладонью, и тихо сказал, не отнимая руки:
-- Ничего не говори... Третий от двери -- чтец по губам.
Гульча словно оказалась под ледяным ливнем -- похолодела, шла
покорно, по сторонам не рискнула бросить даже беглый взгляд, страшась, что
выкажет свой ужас.
Хозяин корчмы выдвинулся из кухни, вытирая руки о передник:
-- Что хотите?
-- Поесть, -- сказал Олег коротко. -- И выпить.
Хозяин смерил критическим взглядом его рваную одежду, сказал грубо:
-- Хлеб почти свежий -- неделю назад пекли, мясо вчерашнее. И сыр.
-- Сыр прошлогодний? -- сказал Олег хмуро. -- Неси, только быстро,
пока я не начал грызть стол.
Хозяин не сдвинулся с места. Олег вздохнул, долго рылся по всем
карманам, выудил серебряную монетку, показал и спрятал. Хозяин кивнул:
-- Сейчас принесу. Садитесь к этим гостям, там есть места.
Олег ответил медленно, сделав голос почтительным:
-- Зачем же беспокоить важных людей? Сядем и за грязный стол. Мы люди
маленькие.
Гульча молча опустилась на лавку, залитую супом, с трудом отыскав
чистый краешек. Олег шумно сдвинул блюда с объедками, рукавом смахнул лужи
пролитого пива и браги. Гости за дальним столом мрачно посматривали на
новоприбывших, наконец один внезапно спросил:
-- Эй, девка! Из каких краев?
Она вспыхнула, холодно взглянула на гуляку. У него было массивное
лицо, на правой щеке -- глубокий шрам, напоминающий странный узор.
Запавшие глаза смотрели жестко, оценивающе. Перед ним стоял ковш с брагой,
но глаза гуляки были трезвыми.
-- С севера, -- ответила она медленно, -- если мой хозяин позволит
мне ответить самой. Он купил меня там...
-- Он позволит, -- отмахнулся гуляка. И бросил на пещерника
оценивающе-пренебрежительный взгляд. -- Где он серебряные монеты взял?
Зарезал кого?.. А ты северянка?
-- Родилась на севере, -- ответила она, -- но моих родителей привезли
с юга... или востока... Вместе с другими пленными.
Второй гуляка, широкий и хмурый, с двумя ножами на поясе, бросил
хмуро:
-- Когда Войдан ходил, наверное.
Третий, со злым лицом и острыми глазами, хмыкнул скептически:
-- Войдан пленных не довел, передохли. Это добыча Фродо.
Второй отвел глаза от Гульчи, возразил с неудовольствием:
-- Войдан разорил десять городов на востоке, уничтожил войска трех
царей, а пленных набрал столько, что на каждого воина приходилось по пять
девок и семь ремесленников! А Фродо до юга не добрался вовсе, лишь
перехватил два больших каравана невольников... ха-ха!.. вблизи наших
земель. Потому и довел в сохранности!
Третий загоготал, уже забыв о Гульче и оборванном пещернике:
-- Главное, выиграл! Фродо трудился меньше, выиграл больше. Потому к
нему и тянутся умелые воины. С ним без добычи не останешься.
Олег ел торопливо, к браге не прикоснулся. Гульча едва прожевала
кусок жесткого, словно подошва, мяса, как пещерник властно сомкнул пальцы
на ее тонком запястье, вывел из помещения, почти бегом протащил через двор
на темную ночную улицу.
Она спросила сердито:
-- Что случилось? Чего ты так боишься?
Даже в полутьме было видно, как посерело и осунулось лицо:
-- Не понимаю... Я чувствовал сильнейшую угрозу. Меня ищут. Ищут
опытные убийцы. Я -- кому-то угроза?.. Но кому? Какая?
Гульча с досадой вспомнила оставленное мясо, теперь оно не казалось
таким жестким и несвежим.
-- У тебя есть враги? В этих краях?
-- Нет, -- ответил он с недоумением. -- Ни в этих, ни в других... Я
жил в пещере очень долго. Не сохранилось ни друзей, ни врагов. Впрочем...
разве кто-то из Совета Тайных решил, что я выдам какую-то важную тайну...
Но какую? Знать бы самому.
-- Кто это Совет Тайных?
Он рассеянно скользнул по ней взглядом:
-- Могучие маги. Живут сотни лет, некоторые -- тысячи. За такое время
накапливают великую мощь, против которой простой смертный почти бессилен.
Она сказала сердито:
-- Это невозможно!
Он спросил внезапно:
-- Тебе сколько лет?
-- Восемнадцать, -- ответила она удивленно.
Он пристально посмотрел на нее, лицо у него было странное.
-- Ты удивительная женщина, -- сказал он наконец. -- Уже в
восемнадцать лет знаешь, что возможно, а что нет! Впрочем, я в
восемнадцать лет тоже знал ответы на все вопросы. Сомневаться начал
потом...
Она покраснела, сказала с тем же упорством, за которое себя часто
ненавидела:
-- В моей стране дольше всех жил один очень древний пророк. Он прожил
девятьсот девяносто шесть лет. Но не тысячи, как твои легендарные волхвы!
Олег насмешливо сощурил глаза, однако голос прозвучал предельно
серьезно:
-- Видать, твоя страна просто огромная. Намного больше моей.
Она сжала кулачки, но пещерник смотрел серьезно, даже с сочувствием.
Она вздохнула:
-- Ты очень странный человек. Самый странный из всех, кого я
встречала.
Она подумала, что пещерник сейчас напомнит о ее восемнадцати годах --
ведь он сам объехал или обошел пешком чуть ли не весь белый свет, однако
он только кивнул:
-- Я тоже не встречал более странного. Уже давно.
Лицо Олега было в тени, ей показалось, что голос его чуть изменился,
словно мыслью был очень далеко.
Девушка резко повернула разговор:
-- Мы долго будем стоять посреди двора?
Они находились не посреди двора, а в темном углу между хозяйственными
постройками, откуда хорошо были видны двор с колодцем, коновязью,
пристройками. Окна на верхнем этаже почти все были темными. Пещерник
пристально всматривался в постоялый двор, даже скользнул очень
внимательным взглядом по крыше. Голос его был напряженным:
-- Мы не пробудем здесь долго. Сейчас потихоньку возвращаемся,
собираем вещи и незаметно уходим.
Гульча ахнула, усталость обрушилась на нее, как лавина. Она сразу
ощутила все полученные ею синяки, ушибы и царапины.
-- Сейчас? На ночь глядя?
-- Утром не уйдем, -- сказал он невесело. -- Эти трое еще не знают
нас, но за ночь многое может измениться, не обязательно к лучшему...
Впрочем, можешь остаться.
Он двинулся охотничьим неслышным шагом обратно, умело скрадываясь в
тени, ни на миг не выходя на освещенный луной широкий двор.
