стало жалко и, чтоб он поменьше мучился, я тоже стал курить, фу, до сих пор
противно!
"Братьев Карамазовых" читать начну послезавтра, хотя очень хочется
сесть прямо сейчас. Но -- завтра мамин День Рождения, не хочется рвать
насередине. Спокойной ночи!
26 апреля 198. г.
Мамин День Рождения. Вытряс копилку и купил цветы и духи, самые
дешевые. Мама очень обрадовалась.
Было много гостей. Пили, шумели, веселились, вели дурацкие разговоры о
Боге, НЛО, о перестройке, о реформах. Весь день коту под хвост.
Может, мама только сделала вид, что обрадовалась? Духи-то плохие, а на
хорошие у меня денег не хватило.
29 апреля 198. г.
Кошмар! Машка Стаканова сегодня призналась мне в любви. Я стоял, как
дурак. Да и сейчас, как дурак. Что сказать -- не знаю, куда глаза девать --
не знаю. Сказал, чтоб не обижалась, что подумаю, и, как последний олух,
поцеловал ее в щеку, при этом нечаянно толкнул портфелем, и она чуть не
упала. Остолоп!
Мама дала трешку на неделю, купил пачку сигарет "Стрела". Потом бродил
по городу, курил, противно, но голова прозрачная, думал о Машке, что ей
сказать. Вдруг, у кладбища, увидел нищую старуху с протянутой рукой. Я ей
отдал мелочь со сдачи от сигарет, было очень стыдно, потом пошел дальше и
подумал, что надо отдать и 2 рубля. Стоял, сомневался, неудобно и жалко
денег -- хотел на днях на видео сходить. Потом вернулся, все-таки, а ее уже
нет. И эти 2 рубля проклятые, на что они мне? Никогда не думал, что я такой
жадный.
Итак от всего тошно, кошмарный день, а тут еще мама унюхала, что я
курил. Такой скандал был. Потом отец пришел, мама сказала, а он -- за
ремень. Два года не драл, а тут -- как щенка. Ненавижу!
30 апреля 198. г.
Спина болит. Я отцу этого никогда не прощу. Сам курит, а меня учит.
Назло теперь буду. Все курят, а я чем хуже?
На Машку стараюсь не смотреть, она на меня тоже. Слава Богу! Все равно,
что-то решать надо. Ума не приложу.
Классная сегодня хвалила Горбачева, предки -- ругают. Ну их всех в
баню. Не хочу больше ничего этого слышать.
После уроков искал ту старуху -- как сгинула! Может, померла или
заболела? Какая я свинья!
Начал читать "Братьев Карамазовых" -- оттяжно. В сто раз лучше
"Идиота"!
5 мая 198. г.
Эти дни читал Достоевского. Спасибо, что это есть. Не знаю только, кому
спасибо. Богу, что Он сделал этого человека писателем? Но я не знаю, есть ли
Бог. Ладно, поживем-увидим.
С курением надо завязывать, пока не втянулся. Во-первых, голова
начинает болеть, а, во-вторых, самое главное: мама вчера принесла пачку
"Беломора" и сказала, что если я не брошу, то она тоже начнет курить, а ей
это совсем некстати.
Вечерам смотрел как мама режет сырое мясо. Во рту стало противно
сладко. Представил корову, которой это мясо когда-то было и тупо-тупо
смотрел, уже ничего не соображая. А на ужин -- взял ложку -- не могу.
Отказался. Предки завопили, что я заделался вегетарианцем, что, небось, в
секту какую попал. "Не могу", -- говорю. "Ешь!" Взял ложку в рот -- вырвало
прямо на скатерть. Теперь отстали.
Спокойной ночи!
6 мая 198. г.
Пошел в кино, абонемент школьный. По рядам ходили какие-то парни,
мешали смотреть, шумели. Никто не возмущался, администрация -- ноль
внимания. Подошли ко мне. "Гони 28 копеек". Я говорю: "Ребята, так нехорошо
делать. Лучше по-человечески попросите". А они меня бить стали. В голове --
синие молнии, фильм идет, все, как будто так и должно быть, странно. Я не
падаю -- кресла не дают. Били-били. "Тебе хватит?" Я опять: "Ребята, так
нельзя". И опять били. Зуб потерял, фингал с поллица. После фильма подошел к
ним, дал рубль, говорю: "Возьмите, если вам надо. Не бейте никого". Рубль
взяли и пошли. Один вернулся и сказал: "Извини, сопляк, ты святой". Какой я
святой? Мне еще до князя Мышкина -- о-хо-хо пахать. Все равно приятно.
Может, тот парень что понял...
После сеанса шлялся по городу, зашел в винный магазин, там где
разливают. Смотрел долго как пьют, говорят. Странно все это. И жалко... Один
мужик говорил умные вещи, что-то насчет супраментализации русской нации, про
Бога, астрал, бессмертие, еще про что-то. Его никто не слушал, а мне
понравилось. Плохо, что он потом, как свинья, свалился.
7 мая 198. г.
Ночью написал стих про этих людей в винном, и про предков, вообще про
всех, пока никак не назвал.
Когда ночь опускает занавес черным небом над Ленинградом
И никто в небесах не видит закулисную жизнь людей,
Появляется Достоевский, режиссер наших душ безвзглядных,
Появляется Достоевский, Бог тоски, не имущий церквей.
В саром камне, покрывшем стены, в фонарях, мерцающих желто,
В тусклых блестках воды канала, в царстве пьяниц, поэтов, блудниц,
Перед нин преклоняются слепо, бессознательно, глухо, стерто,
Его видят, слышат, боятся, на колени падают ниц.
Он здесь царь. Все ему подвластно. Все: и скрытые
наши страсти,
И грехи, и мечты, и драки, и распивочных жар, игра
В невиновных, в невинных, в жалких, в беспокойно ждущих участья.
Взгляд безмолвный видит всю кривду и вводит нас в ночи астрал.
Когда день открывает занавес и с неба смотрят с заботой
На то как мы просыпаемся, дети своей страны,
Достоевский нас покидает, и мы спешим на работу,
А с неба следят, не зная нашей ночной вины.
Взрослый стих получился. Мне нравится. Правда, я загнул насчет работы,
а не школы, но ведь это же не про школьника, это же общечеловеческий стих.
Вот только еще последняя строчка странная, боюсь, не двусмысленная ли? Я, в
общем-то, не имел ввиду ничего дурного, когда писал "нашей ночной вины",
просто так получилось, но вдруг -- кто-нибудь не так поймет? Все-таки,
неудобно, человеку 12 лет, а он про это начинает писать. Даже с литрэчем
неудобно советоваться.
Сказал маме, что бросил курить. В самом деле, очень даже хочется, но я
сильный -- выдержу. Мама обрадовалась. Хорошо, а то она после вчерашнего
фингала чуть в обморок не упала. Наврал, что трешку отняли, она еще дала,
теперь с оставшимся рублем -- 4. Жить можно.
Машка опять подошла. Я ляпнул: "А чего ты хочешь?" Она покраснела и
убежала. Кажется, я ее обидел. Что-то у меня и в стихах, и в жизни все
какие-то дурацкие намеки на секс получаются. Надо научиться лучше выражать
свои мысли.
8 мая 198. г.
Сходил на телефонный переговорный пункт и разменял 4 рубля по
пятнашкам. Забрел на Васильевский остров, там интернат для детей без
родителей, раздал им деньги, а они с меня и часы сняли, и значки, ну, да Бог
с ними. Им нужнее. Такой ужас там! Зато теперь совесть перед той нищей
старухой не мучает. Пригласил ребят зайти к нам как-нибудь в гости, а адрес
сделал вид, что забыл дать, а они и не сообразили спросить. А я просто
струсил, что скажу предкам, когда эта орава вдруг навалится. Надо сначала с
мамой обсудить. И все равно -- погано, хуже некуда.
Шел домой. Трава в этом году уже высокая. В садике стригли газон. И
опять -- этот жуткий сладковатый привкус во рту и запах. Это -- смерть. Я
закрыл глаза, мне было больно, но потам я почувствовал, что трава не
умирает, что с ней что-то происходит. Перерождение какое-то. Очень странное
ощущение. Что со мной? Шизуха? Вообще что-то не в порядке с психикой.
Например, я чувствую себя очень-очень старым, а хожу в школу и выгляжу
мальчиком просто потому, что так надо. И я не вижу никакого выхода, мне все
время страшно, темно, и даже жить иногда не хочется. Тот мужик в винном
говорил, что все должны пройти через мрак к свету, но, мне кажется, что у
меня уже вся жизнь позади, я даже однажды видел свою могилу как бы из
будущего. Может, мне надо сходить к психиатру?
9 мая 198. г.
Сегодня День Победы. С утра я сидел дома и думал. Мне было очень жаль
тех людей, которые воевали. Им ведь было страшно, что их убьют, и они знали,
что, если погибнут, то дети их останутся без них. И убивать, наверное, тоже
жуткий облом. Я этого не хочу, не хочу, не хочу! Но хуже всего, наверное,
было блокадным матерям. Не потому, что они голодали, и даже не потому, что
дети их голодали, а самое страшное в том, что они должны были есть свою
порцию, а не отдать ее ребенку, ведь если они сами не выжили бы, то дети
тогда точно загнулись бы. Это ведь ужас: есть и знать, что этот кусок
отнимается у твоего ребенка.
Вот с таким паршивым настроением пошел на улицу. Везде флаги, гармонь,
все радуются, а мне плохо. Я зашел в собор, не знаю как он называется,
попросил свечку, мне говорят: "30 копеек, мальчик", -- а я все вчера
детдомовцам отдал. Я сказал: "У меня нет". Спасибо, какая-то тетенька дала.
Я поставил свечку перед иконой, хотел перекреститься, как все -- не могу,
рука не поднимается, словно я что-то нечестное делаю, обманом будто проник,
а в самом деле чужой здесь. И тогда я попросил Бога, если он есть, чтоб он
помог всем людям, какие есть на Земле, и чтоб они стали лучше, и чтоб они не
мучили и не убивали друг друга, и чтоб всем было что есть, и чтоб никто не
болел. Я даже заплакал. И тут кто-то погладил меня по голове, нежно-нежно, я
оглянулся -- никого. А меня все гладит и гладит кто-то. И тут я
почувствовал, что Бог, наверное, все-таки есть. И я сказал Ему: "Спасибо,
что ты меня услышал", -- и уже спокойно перекрестился.
К психиатру, все-таки, не пойду. Это хорошо -- то, что там со мной
было.
18 мая 198. г.
Все же отдал стих литрзчу. Сказал, что прочитает дома, и еще дал адрес
кружка, где занимаются юные поэты.
Потом подошел к Машке, попросил прощения и пригласил ее зайти
как-нибудь в гости. Она очень обрадовалась.
Все было так хорошо, а вечером страшная новость: умер Шевчук. Развилась
гангрена, никакой антисептики и -- все! Я не хочу больше жить. Почему он, а
не я? Мне здесь не нравится. Кто-нибудь, сделайте что-нибудь, чтоб так не
было.
11 мая 198. г.
На географии написал стих. Про Шевчука.
Белая машина с красным крестом.
Носилки, кровь, смех и пот.
-- Господа врачи, продайте жизни 200 граммов
За любую цену, господа...
-- Поздно.
На асфальте кусок кирпича,
как рыжий обломок жизни,
как колбасы довесок,
рядом с которым дерутся собаки,
сожрут и -- поздно.
-- Господа врачи, пожалуйста, продайте...
Плач -- как тоскливая песнь котов,
плач -- как звезд фосфорический блеск,
плач -- как гаснущий свет лампады.
Битва за жизнь страшней, чем за душу.
Битва за смерть кровожадней гиены.
Вперед, в геену, скорей же, в геену,
Господа врачи, пожалуйста, продайте...
Географичка подошла, прочитала, ничего не сказала. Потом, наверное,
выдаст... А мне теперь на все плевать.
Вот и последняя страница тетради. И этот дневник кончается. Настроение
-- швах! И опять пора подводить итоги. И опять ничего не изменилось. Я
только увидел, какой я плохой, скверный, жадный, ничего не делаю искренне,
от души, и не люблю никого, даже маму, только себя. Я конченный згоист.
Одно лишь хорошо: я, кажется, понял, что все это должно когда-нибудь
кончиться. Я чувствую, что так погано не будет всю жизнь. Я не знаю -- как,
и когда, и что изменится. Только если в это не верить -- то лучше совсем не
жить.
До свидания, Алеша. Начинаю следующий дневник...
10 мая 1991
<<< *** >>>
Оксана Аболина
