ДРАМАТУРГ. Да, безусловно.
МАФИЛЬКИН. Ну еще бы.
Все встают.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. В моем лице партия неукоснительно следила за качест-
вом выпускаемого вами художественного материала. Вспомните: сколько
бессонных ночей в спорах, в правках текста, в доводке мизансцен...
Изматывающие ночные репитиции, еженедельные худсоветы ... Вот что
дала партия этому спектаклю. И не следует нам забывать об этом.
ДРАМАТУРГ. Ни в коем случае.
МАФИЛЬКИН. Такое разве забудешь.
Одновременно отхлебывают пиво
из горла.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Мы бы сейчас могли вместе что-нибудь спеть, но уже мало
времени. У нас всего пятнадцать минут. Я пошел в зал. Готовьтесь.
Уходит.
ДРАМАТУРГ. У меня сейчас странное чувство, будто бы я проглотил
комсомольский значок.
МАФИЛЬКИН. В чем это выражается?
ДРАМАТУРГ. С одной стороны, вроде, очень ответственно, а с другой -
очень страшно. Я перестаю понимать, что происходит. Я теряю нюх.
Мне не нравится то, что я делаю.
МАФИЛЬКИН. Ты просто заработался. Это пройдет.
ДРАМАТУРГ. Вряд ли. (Задумчиво). Когда я пишу, я радуюсь своей
ловкости. Я смеюсь над своими выдумками, я парю. Но стоит только
вернуться к тексту через каких-то полчаса , как вижу: не смешно,
уже было, неуместно, в целом посредственно. (Зло). И так всегда!
И в этой пьесе то же самое. Вспомни, сколько раз ты меня заставлял
переделывать одну мизансцену за другой. Фактически, за весь
репитиционный период пьеса была переделана трижды. И что толку?
Все осталось на своих местах! Я понял, что тебе надоело со мной
возиться, что ты устал и больше ничего не хочешь менять. И актеры
не причем: они стараются. Они играют как умеют. Но они не в силах
зарядить эту никчемную историю действительной жизнью. Им негде
любить, им не над чем думать. У них нет поля для маневра, для
внутреннего роста. Я не оставил им никаких шансов. А почему?
Потому что я - жалкий дилетант, я бездарность, я тупоумный осел,
который пыхтит над своей ношей, а она ему не по зубам. Зачем
я жил? Зачем я работал? Кого я пытался обмануть? (Принимается
взволнованно ходить из угла в угол).
МАФИЛЬКИН (через паузу, раздумчиво). И добавить-то нечего к ска-
занному тобою. К сожалению, ты прав. И драматург ты никакой, и пьеса
твоя - говно. Прекрати гонять, у меня глаза болят. (Драматург встает,
точно вкопанный). Но это - лишь треть от беды. Ах, если бы не была
говном моя режиссура, я б исправил твои огрехи по ходу спектакля.
Но я не сделал этого. Вот тебе еще треть беды. Оставшаяся треть лежит
в области актерского мастерства. Актеры - говно. Радуют: хорошая му-
зыка (украдено), профессионально выставленный свет (случайно), точно
подобранные декорации и костюмы (из другого спектакля). Все осталь-
ное - говно. Потому что если делаешь спектакль о любви, то надо знать,
что такое любовь. Я надеюсь, что в следующий раз тебе станет совестно,
и, под влиянием своего стыда, раскаявшись в содеянном, ты и вправду
напишешь что-нибудь приличное. А сейчас уже поздно что-либо менять.
Иди в зал.(Открывает дверь). Клаус!
КЛАУС. Я весь здесь.
МАФИЛЬКИН. Доложи о готовности к началу.
КЛАУС. Иванова нигде нет.
ДРАМАТУРГ. То есть как это нет?
КЛАУС. Не подошел.
МАФИЛЬКИН. Твою мать.
Пауза.
МАФИЛЬКИН (Драматургу). Что будем делать?
ДРАМАТУРГ. Если через полчаса не подойдет - надо отменять спектакль.
МАФИЛЬКИН. Еще чего . Нас зритель разорвет, как Тузик фуфайку. И
будет прав.(Поразмыслив). Если в течение десяти минут он не
явится, ты будешь играть.
ДРАМАТУРГ. Я?!
МАФИЛЬКИН. А какие проблемы? Текст ты знаешь. Сыграешь за милую душу.
Открывается дверь в гримерную,
и заходит Седок. Он с двумя большими
чемоданами в руках, а под глазом у него -
синяк. Он бледен.
СЕДОК. Я прошу прощения.
МАФИЛЬКИН. Так, ладно. (Клаусу). Быстро, в темпе вальса, тащи сюда
грим и кисточки. Я сам его обработаю. Потом пойдешь и скажешь всем,
чтобы заряжались на начало. Проверьте реквизит. На все про все -
десять минут. (Клаус убегает, потом приносит грим и снова убегает.
Драматургу). Не удалось тебе сыграть. Ну, как-нибудь в другой раз.
Будешь сидеть в зале, а я посмотрю из-за кулис. Потом обменяем-
ся впечатлениями.
ДРАМАТУРГ. Дай этому парню в глаз и от меня тоже. Я чуть инфаркт
не заполучил.
Уходит.
МАФИЛЬКИН. Не переодевайся, будешь играть прямо в чем пришел.
(Седок садится к зеркалу). Классный у тебя бланш. Кто автор?
СЕДОК. Ириния.
МАФИЛЬКИН. Рад за нее. Поссорились?
СЕДОК. Кажется, окончательно. Я от нее ушел. Совсем. Надо
было немного раньше, но я не успел.
МАФИЛЬКИН. Так вот откуда чемоданы.
СЕДОК. Да.
Пауза.
МАФИЛЬКИН. Ну и что случилось?
СЕДОК. Все - и ничего. Потерял бдительность. Как говорит наш дорогой
шеф, спорол косяка. Ириния копалась в моих документах и нашла письма
и счет за телефон.
МАФИЛЬКИН. Письма от кого?
СЕДОК. От Калерии.
МАФИЛЬКИН (пораженный). От Калерии?!
Пауза.
СЕДОК. Я звонил ей недавно. Она сейчас в Венеции. Пришел счет,
я не успел его оплатить.
МАФИЛЬКИН. Она в Венеции. (Пауза). Теперь я понимаю. Пять лет прошло,
как она пропала. А ты знал, где она, и молчал. Здорово.
СЕДОК. Давай попробуем спрятать синяк.
МАФИЛЬКИН. Да. (Накладывает грим). Ну как она там?
СЕДОК. У нее все хорошо.
МАФИЛЬКИН. Она счастлива?
СЕДОК. Возможно.
Пауза.
МАФИЛЬКИН. Теперь я понимаю Иринию.
СЕДОК. Ириния сказала, что этого дела она так не оставит. Мне кажется,
что она заявится сюда и закатит истерику. Может и на спектакль выйти
предЦявить.
МАФИЛЬКИН. Не думаю.
СЕДОК. Запросто. А потом в районной газете - заметка: "Опять бардак
на клубной сцене".
Пауза.
МАФИЛЬКИН. Видок у тебя, конечно, бледноватый. Сейчас запудрим.
СЕДОК. Меня одно заботит: как будем играть спектакль.
МАФИЛЬКИН. Как Драматург прописал. Или есть другие предложения?
СЕДОК. Есть. Ты кроссворды любишь?
МАФИЛЬКИН. Люблю.
СЕДОК. Рукопись, нанесенная на пергамент, после того, как с него
счистили прежний текст. Слово из десяти букв.
МАФИЛЬКИН. Палимпсест.
СЕДОК. Правильно. Берется пьеса какого-нибудь драматурга, ставится на
клубной сцене, а потом из нее выкидываются все старые слова и пишутся
новые. А актеры играют не то, что предписано, а то, что единственно
верно.
МАФИЛЬКИН. И к чему это все?
СЕДОК. А к тому, что сегодня у нас Другой Спектакль.
Пауза.
МАФИЛЬКИН. Вот как. И кто же будет говорить новый текст?
СЕДОК. Я. После ругани с Иринией я не спал всю ночь. Для тебя не
секрет, что наш спектакль - это просто кусок дерьма к красной
дате. Иванов-из-Клуба справлялся со своим текстом. До вчерашнего
дня. Изменились обстоятельства. Иванова прибили тапком. Зато
обнаружился пропавший доселе Седок.
Пауза.
МАФИЛЬКИН. Ты хочешь сказать... Так, понятно. Бунт на корабле. Зна-
чит, будем выводить тебя из спектакля. Пусть, и впрямь, Драматург
играет.
СЕДОК. Не вздумай.
МАФИЛЬКИН. А что ты сделаешь?
СЕДОК. Ничего особенного. Сожгу Клуб.
МАФИЛЬКИН. Не может быть. Тебе слабо'.
СЕДОК. Это надо проверить. Мы сейчас будем устраивать масштабное корот-
кое замыкание или дождемся второго акта?
МАФИЛЬКИН. Превосходно. (Глядит на Седока пристально). Вылитый камикад-
зе-электрик, потерявший вменяемость после встречи с Иринией. А с боль-
ного взятки гладки. Ну отлично. Давай - ломай. Все на свалку. Ре-
путации, надежды на хорошую прибавку к пенсии - плевать на них. Вперед
и с песней.
СЕДОК. Как сказал один очень известный драматург, не нарушить я
пришел, но исполнить.
МАФИЛЬКИН. Поразительная самоуверенность! Ну иди тогда за кулисы.
Не забудь захватить реквизит. Или теперь тебе это лишнее?
До начала спектакля - ровно две минуты.
Актеры притаились в полумраке кулис по
обе стороны сцены. Они молчат. Из-за
занавеса слышится гулкое бормотание
зрительного зала.
МАФИЛЬКИН (Седоку, вполголоса). У тебя ум настолько справился с при-
родой, что ты поставил свою природу выше, чем искусство. Последний
вздох приговоренного. Калерия - вот источник зла. Сжечь ее
вместе с Клубом! Она - в правых кулисах. (Седоку). Ты видишь ее?
СЕДОК (завороженный). Да. Ее силуэт в длинном платье. Она стоит на
площади Сан-Марко . Ветер ворошит ей волосы. Но я не вижу ее лица,
здесь темно. Или это маска?
МАФИЛЬКИН. Ты просто ослеп. Это не Калерия! Это актриса нашего с то-
бою Клуба Фрося Бурлакова! Она притворяется, она думает, что она
Калерия. Она больна, как и ты. Несчастные! Вы спите. И я усну,
но только не теперь. Сначала выпью чашу я позора, что величавой
поступью грядет. Настройся на спектакль, коли сможешь. Другой Спек-
такль вынь из головы.
СЕДОК. Только вместе с сердцем.
МАФИЛЬКИН. Главное - умничать не надо много.
Но Седок уже далеко отсюда. Он настраивается.
Ему повезло. У него есть чем молиться. Он
произносит свою молитву еле слышно
постороннему уху, а даже, скорее всего, про себя.
СЕДОК. Дай мне сил исполнить все,что задумано. Не дай мне опозориться,
ослабнуть, уклониться от Твоего плана. Ты терпелив и милосерден, но и
твое терпение не беспредельно, я знаю. Дай мне исполнить правду
Твою и остаться на высоте Твоего замысла. Пошли мне всякую помощь на
моем пути. Пусть вещи вернутся на свои места. Пусть в дороге светят
всякие огни, что пошлешь мне ночью. Именем Твоим вызываю запахи
травы, весеннего клейкого листа, осеннего уходящего листа. Я вызываю
всякую каплю дождя и раннюю весеннюю капель. Я вызываю шум тополей над
рекою, что неслышно проносит свои воды мимо меня. Я вызываю роение ве-
нецианского карнавала и безмолвие вовеки оставленного города. Я вызы-
ваю утраченное время и любые иные стихии, именем Калерия. И да будет
так.
Пронзительно звучит третий звонок. Мафилькин
подает условный знак. Распахивается занавес.
Музыка. Свет. Спектакль.
3. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПЕРСОНАЖЕЙ.
x x x
За каждою каплей дождя память тянется вслед.
Тепло твоих рук, возложенных мне на плечи,
оплачена данью дорог, цепями нажитых бед,
и души опаленной никто уже не излечит.
Я просил у тебя подарить мне еще десять лет,
потому что в степи да в седле не найдешь покоя,
покуда судьба не пошлет нам парад планет,
чтоб живые и мертвые встали одной строкою.
Перегретых софитов скрещенные лучи
обозначат нам сумерки на поворотном круге,
чтобы капли дождя, барабаня в любой ночи,
отстучали нам текст о главном сказать друг другу.
Там, где нету времен, сентябрь - игра ума.
Там, где нету пространств, авансцена - лучшее место.
Палимпсест прохудился, и прежние письмена,
проступают сквозь кожу, ища воскреснуть.
x x x
Усилиями режиссера спектакля Мафилькина и его
адептов создана полная иллюзия ночного поезда.
Как будто бы лязгают колеса о стыки. Как будто
бы за окном проносятся фонари. Но вослед зрителю
спектакля становится ясно, что никакой не поезд,
и не фонари, а просто разыгрывается в пыльном Клу-
бе пьеса под названием "Чаепитие у Прекрасной Дамы".
Таков удел всякой иллюзии. И, как бы довершая раз-
рушение этой самой иллюзии, при посредстве убогих
динамиков уху зрителя является назойливая консерви-
рованная музыка. Это - музыкальная тема Седока.
Последний, находясь на свету, докуривает последнюю
сигарету. Все музыкальное сопровождение вводной
части спектакля выстроено Драматургом по образцу
