обязан. Он знал, что должен что-то сделать, иначе перестанет уважать себя,
но и это понимание давалось крайне смутно.
...В горах часто все зависит от действий каждого. Или в любом месте,
где человека подстерегает опасность?
Рудольф очень не любил себе в этом признаваться, но в нем уживалось
сразу две личности, людей с разными жизненными установками, с совершенно
не похожим типом поведения. Он ухитрился убедить себя в том, что это не
так, что он целостен и един - но пропасть последнее время между этими
двумя разрослась, угрожая уничтожить какую-то из частей. Какую именно
догадаться было не сложно - второй Рудольф возникал обычно не на долго - в
горах, во время отпуска, в то время, как первый занимался упрочением
своего положения и делал это весьма профессионально, во всех смыслах этого
слова. Сама избранная им дорога заставляла порой петлять, порой хитрить и
ловчить, надеясь лишь на самого себя и на самого себя в конечном случае и
работая. В коридорах того учреждения, куда забросила его мечта и судьба
было не принято "идти в одной связке", а если этот термин и использовался
порой, то обозначал союзы и блокировки совсем другого типа, чем в основном
значении этого выражения.
Он старался избегать некрасивостей такого рода, как мог, но был
реалистом, понимающим, что жизнь такова, как есть, и что не ему исправлять
придуманные кем-то другим законы. Раз его вынуждают порой идти на
компромисс с совестью - вместо того, чтобы таранить стены лбом, считал он,
лучше постараться свести уступки темной стороны жизни до минимума. И все
же порой они его тяготили, и только мысли о том, что вокруг полно зла
более серьезного, чем его мелкие прегрешения, не позволяли Рудольфу
потерять уважение к себе, во всяком случае - надолго. Он был честнее
многих своих коллег, не ставил главной задачей нахапать себе побольше - и
это уже само было достойно уважения: все относительно в этом мире...
Сейчас в его представлениях о жизни что-то сломалось - опасность
напомнила о совсем других взаимоотношениях, напомнила о второй его
личности и потребовала Поступка. Пока смутно, так, что Рудольф и сам с
трудом осознавал это, но все же достаточно сильно, чтобы зудение совести
становилось все нестерпимей.
Нужно было защитить Альбину - это дело выглядело совсем конкретным и
простым.
Надо было подумать о том, чтобы не подставить под удар новую
знакомую: каковой бы грубоватой и самостоятельной не выглядела Эльвира,
она оставалась женщиной.
Надо было подумать и об остальных... о тех, кого он не знал, не мог
знать, но о ком, через сопричастность к власти - пусть иллюзорную - был
ответственен. Ответственен, как те, кого сейчас не было в городе. Как те,
кто оставил его и подставил. Нет, больше чем они - все уступки совести
всплыли вдруг из памяти, словно намекая: пришло время выбирать между
подлостью и платой за свою нетвердость.
Стараясь избавиться от этих мыслей, Рудольф потер лоб. Ему стало
тошно.
- Ладно не будем об этом, - проговорил он, не глядя на Эльвиру. -
Сейчас я... нет, мы, пойдем к одному человеку, это тоже недалеко. Затем я
отправлюсь к жене. Если не хотите идти со мной - подумайте, как вы можете
защищаться оставаясь в квартире. Она к вашим услугам. К сожалению, я
сейчас не смогу проводить вас из города, хотя, если хотите, можете взять
мою служебную машину... надеюсь, вас пропустят.
Эльвира не спеша подняла голову и прищурилась. В ее душе происходила
подобная борьба, и потому на лице молодой женщины возникла вроде бы совсем
и не уместная улыбка.
- Помните я вам сказала, что катастрофы быть может, нужны людям для
того, чтобы они могли разобраться в себе, осознать свою истинную цену? -
заглянула она Рудольфу в глаза. - Так вот - я иду с вами. Я хочу
ознакомиться с собой... и посмотреть, что из этого выйдет.
Рудольф удивленно взглянул на журналистку и ничего не сказал. Он
очень хорошо понимал ее сейчас, как и то, что находясь рядом с Эльвирой и
он будет мучить себя вопросом: кто я есть?
12
"Сюда никто не придет... сюда никто не придет..." - как заклинание
повторял шестидесятилетний продавец, наблюдая за смутным мельканием
человеческих фигур, просвечивающимся между зеркальными буквами "Охота".
Констрикторы не должны были появиться здесь потому, что это был
магазин. Остальные люди - потому что магазин не был продуктовым.
На улице было людно, словно какая-то шальная демонстрация стихийно
образовалась в этот момент и шла теперь по городу, протестуя против
неожиданного несчастья. Занявшая большую часть стекла масляная краска
мешала продавцу разглядеть подробности, но лишь одного он опасался всерьез
- случайный камень разобьет витрину, впуская внутрь чужие взгляды.
Он хотел одного - отсидеться, а потом, когда шум поутихнет, как все
остальные податься подальше из города.
"Сюда никто не придет... не придет" - не то убеждал, не то упрашивал
он вывороченные зеленые буквы.
Неожиданно стекло треснуло, разлетевшись по магазину блестящим
дождиком, расколовшись на более крупные части, со звоном опавшие сразу
возле витрины, и покрывшись трещинами по краям, слишком надежно упрятанным
в раму. Какая-то фигура возникла в проеме, заставляя продавца присесть -
но вряд ли она принадлежала констриктору - до сих пор никто из них не
прыгал так резво и не размахивал баграми. Молодой парень в полосатой
майке, плечистый, накачанный, как культурист, но не столь массивный,
призывно махнул рукой, соскочил на осколочную россыпь и тут же через
витрину в магазин хлынула целая группа таких же молодых, здоровых и
зачем-то наголо обритых парней.
Это было уже нечто новенькое - продавец недоуменно заморгал.
Первый взломщик обвел помещение взглядом. Его лицо по природным
данным могло бы быть привлекательным, но едва ли не все черты излучали
затаенную внутри злобу или ненависть, что-то жесткое и безжалостное
скрывалось в них. Он увидел высунувшуюся из-за прилавка макушку, он
оскалился, демонстрируя крупные, ровные, но чуть желтоватые зубы и быстро
шагнул туда.
- Вылезай, папаша, - поцедил он сквозь зубы. - Есть разговор.
Макушка зашевелилась, поползла вверх и из-за прилавка появились
морщинистый крутой лоб, пегие брови и слезящиеся от страха глаза.
- Да? Слушаю? - неуверенно продребезжал голос продавца.
- Слушай, охотник, - ткнул пальцем в появившуюся грудь бритый качок,
- нам нужны ружья. Раз власти нас на....., мы наведем порядок сами, понял?
Так что пошевеливайся - у нас времени не так уж много. Эти сраные зомби
плодятся как кролики...
Он посмотрел на продавца сверху вниз.
У каждого человека однажды происходит звездный час - но у вожаков и
вождей он обычно совпадает с беспорядками. Сейчас этот безымянный парень
чувствовал, как и полковник Хорт, что его час настал и не собирался его
упустить.
- Ружья... какие ружья? - замотал головой продавец. Почему-то как раз
в этот момент у него разыгралась изжога, и лицо его жалко скривилось.
- Ты, старый... Что ты тут рожи корчишь? - вспылил бритый.
Продавец втянул голову в плечи, окончательно утрачивая способность
говорить.
Ворвавшиеся в магазин парни казались ему великанами.
Ворвавшиеся в магазин парни казались ему бандитами.
Ворвавшиеся в магазин парни казались ему чем-то еще худшим, чем
констрикторы.
Мог ли он дать им ружья при таком условии? Разумеется - нет, но мог
ли он его не дать? И изжога от страха становилась все злобней.
- Последний раз спрашиваю по-хорошему, - гаркнул бритый и двое его
подчиненных подхватила ошарашенного продавца под руки. - Где ружья?
Продавец жалобно замычал, устремляя свой взгляд на лосиную морду.
Стеклянные глаза охотничьего трофея смотрели равнодушно и тупо.
"Сейчас что-то случиться..." - подумал продавец и втянул голову в
плечи...
В то же самое время другой член той же компании по кличке Цицерон
демонстрировал свое ораторское искусство, стоя на поваленной телефонной
будке. Говорил он с жаром и вдохновенно - никогда у него еще не было столь
обширной и, главное, внимательно слушающей аудитории. Не почт одинаковые
лица давно из известных и изначально согласных с его словами - с
идеологией их же группы - люди разных возрастов, убеждений,
разноуровневые, изначально не похожие друг на друга, но превращенные в
единое существо по имени толпа растерянностью и страхом.
- Кто - с нами? - вещал он, время от времени рефлекторно взмахивая
рукой. - Все кто не хочет складывать руки и бросать своих близких на
произвол судьбы, идите с нами. Если государство не может защитить нас от
этих монстров - мы сделаем это сами. Я знаю среди вас есть настоящие
мужчины, не падающие в обморок при виде крови. Эти констрикторы, эти
зомби, убивают нас - так кто может запретить нам ответить им тем же?
Братья - мы должны спасти город!
- Ну-ка, послушаем, - шепнул Рудольф Альбине, осторожно присоединяясь
к собравшейся толпе. - Кажется, это любопытно...
- А что? - повернулся в их сторону какой-то незнакомец - верзила с
всклокоченной шевелюрой. - Человек дело говорит... Бить этих зомбей
надо... неча с ними церемониться...
- Кошмар-то какой, Господи, - подтвердила простоватая женщина в
платке, ее внешность была типична для жертв чрезмерной домашней и прочей
работы - не старая, но выглядящая старой из-за подаренных усталостью и
неустроенностью морщин. - Что твориться... Защитить-то нас некому... так
оно и есть...
- И то верно...
- Что ж... может быть, - хмыкнул себе под нос Рудольф. Вообще он и
сам не знал, что не понравилось ему в этом агитаторе: защищаться надо было
необходимо и срочно, и все же что-то в глубине души настораживало его,
заставляло вслушиваться в яркие и сильные слова предвзято.
"Наверное я действительно оброс комом, - был вынужден одернуть сам
себя Рудольф. - Разумнее всего - подойти к этому парню и поговорить с ним
всерьез, такие как он - молодые, храбрые очень пригодятся в работе... Хотя
я кажется догадываюсь, что именно мне не по душе - уж слишком легко
бросается этот дружок словами об убийстве, о крови, о мести... Нет,
решительно надо и самому мне поговорить с людьми. Вот только доберусь до
радио... или ну его к черту, это радио!"
И, расталкивая локтями стоящих вокруг людей, он неожиданно для самого
себя отправился к центру.
- Мы не можем дольше терпеть вокруг себя эту заразу, - все злее
становились слова и интонации. - Или мы - их, или они нас...
- Верно, - закричал кто-то едва ли не на ухо Рудольфу. - Бить их
надо, тварей, бить!
- Бей зомби!!! - задрожал воздух.
Кричали почти все. Даже облезлые кариатиды под балконом ближайшего
дома, казалось, присоединились к общему крику.
- Бей констрикторов!
- Даешь оружие!!!
Эльвира едва поспевала в толпе за Рудольфом; видимо от предчувствия
чего-то нехорошего или не менее потрясающего, чем само явление эпидемии,
ее сердце учащенно билось.
- Люди, - прорвался вдруг крик совсем другой тональности; шел он с
балкона: там стояла, перегнувшись через перила, щуплая женщина с худым
вытянутым лицом. - Избегайте таких скоплений! - кричала она неумело, ей
явно не хватало опыта подобных выступлений. - В условиях эпидемии это
опасно: среди вас могут быть вирусоносители. Расходитесь быстрее по домам.
- было похоже и на то, что она просто стесняется кричать в полный голос. -
Не рискуйте своим здоровьем, вы слышите? Это опасно!
