Затем, совсем неожиданно, они окружили его.
Это были бледные, с жесткими лицами парни, большинство на год или два
старше, чем он. Глогер понял, что смутно знает двоих. Они ходили в
соседнюю школу и пользовались одним и тем же футбольным полем.
- Привет, - сказал он слабым голосом.
- Привет, сынок, - сказал самый старший. Он жевал резинку, стоя так,
чтобы одна нога была готова для удара, и ухмылялся Глогеру в лицо. - Куда
ты направляешься?
- Домой.
- До-о-мо-ой, - протянул самый здоровенный, передразнивая его.
- И что ты собираешься делать, когда придешь домой?
- Лечь спать.
Карл попытался выбраться из кольца, но они не позволили это сделать.
Они оттеснили его назад, к двери магазина. За их спинами, по проезжей
части, проносились мимо машины. Улица была ярко освещена лампами и
неоновыми вывесками магазинов.
Прошло несколько людей, но ни один из них не остановился.
Карл запаниковал.
- Тебе не надо делать уроки, сынок? - спросил подросток рядом с
вожаком. Он был рыжим, веснушчатым, с темно-серыми глазами глазами.
- Хочешь подраться с кем-нибудь из нас? - спросил другой парень. Это
был один из тех, которых знал Карл.
- Нет. Я не дерусь. Дайте мне пройти.
- Ты испугался, сынок? - сказал вожак, ухмыляясь. Он, не торопясь,
вынул жевательную резинку изо рта, а затем сунул в рот новую и снова стал
жевать, ухмыляясь пуще прежнего.
- Нет. Почему я должен драться с тобой? Я считаю, что драться не
следует.
- У тебя нет выбора, сынок.
- Я опаздываю. Мне нужно домой.
- У тебя найдется время для нескольких раундов...
- Я сказал, что не хочу драться.
- Ты считаешь себя лучше нас, сынок?
- Нет, - он задрожал. Слезы появились у него на глазах. - Конечно
нет.
- Конечно нет, сынок.
Карл сделал движение вперед, но они толкнули его обратно.
- У тебя дурацкое имя, не так ли? - спросил другой парень, которого
Глогер знал.
- Гло... - что-то?..
- Глогер. Дайте мне пройти.
- Твоя мамочка не заметит, что ты поздно придешь домой.
- Похоже на жидовское имя.
- Ты жид, сынок?
- Он похож на жида.
- Ты жид, сынок?
- Ты еврей, сынок?
- Ты жид, сынок?
- Заткнитесь! - закричал Карл. - Почему вы пристали ко мне?!
Он попытался протиснуться мимо них. Один стукнул его в живот. Карл
застонал от боли. Другой парень толкнул его, и Глогер пошатнулся.
Люди все так же неторопливо проходили мимо по тротуару. Некоторые
мельком смотрели на группу молодежи. Один мужчина остановился, но жена
потащила его дальше.
- Просто ребята развлекаются, - сказала она.
- Сними с него штаны, - предложил со смехом один из парней. - Это
будет доказательством.
Карл протиснулся мимо них, и на этот раз они не задержали его.
Он побежал по улице.
- Дай ему оторваться, - услышал он, как сказал один из ребят.
Он побежал быстрее.
Они последовали за ним, смеясь и улюлюкая.
Может, у них и были намерения поймать его, но Карл свернул на улицу,
где жил, раньше, чем они догнали его.
Добежав до дома, он шмыгнул через черный ход, на кухню. Мать была
там.
- Что с тобой? Ты весь красный! - сказала она.
Мать была высокой худощавой женщиной, нервной и истеричной. Ее темные
волосы были распущены.
Он прошел мимо нее в гостиную.
- В чем дело, Карл? - вскрикнула она пронзительным голосом.
- Ничего, - ответил Глогер.
Он не хотел сцены.
11
Когда Глогер проснулся, было холодно. В сером сумраке раннего
рассвета он почти ничего не видел, кроме бесплодной равнины,
расстилавшейся во всех направлениях. Он мало что мог припомнить из событий
вчерашнего дня - только то, что он как-то подвел Иоанна и убежал довольно
далеко.
Голова кружилась, затылок все еще болел.
Набедренная повязка стала сырой от росы. Он развязал ее и смочил
губы, проведя тканью по лицу.
Как всегда после приступа мигрени он чувствовал себя слабым,
полностью опустошенным - и физически, и морально.
Посмотрев на свое обнаженное тело, он заметил, каким худым стал.
Его удивляло, почему он так запаниковал, когда Иоанн попросил
крестить его. Была ли это просто честность - что-то внутри его,
воспротивившееся обману ессеев в самый последний момент? Понять было
трудно.
Глогер обернул повязку вокруг бедер и туго завязал ее на левом боку.
Он подумал, что лучше будет попытаться вернуться назад в деревню, Найти
Иоанна, извиниться перед ним и спросить, можно ли чем-нибудь поправить
положение.
Затем он, может быть, двинется дальше.
Машина времени все еще находится в деревне ессеев. Если найти
хорошего кузнеца или другого работника по металлу, есть шанс, вероятно,
что ее можно починить. Но все равно надежда слабая. Даже если на машину
поставить заплату, путешествие назад будет опасным.
Затем он обдумал возможность отправиться назад или попытаться
передвинуться во времени поближе к распятию. Важно было почувствовать
настроения Иерусалима во время пиршества еврейской Пасхи, когда Иисус,
предположительно, вошел в город.
Моника считала, что Иисус ворвался в город с вооруженным отрядом. Она
утверждала, что все факты указывают на это.
Некоторые факты действительно подтверждали ее предположение, но он не
мог принять их, как доказательство. Глогер был уверен, что в
действительности все было гораздо сложнее.
Если бы только встретить Иисуса!
Иоанн, очевидно, никогда не слыхал о нем, хотя упомянул, что есть
пророчество, по которому Мессия придет из Назарета.
Но существовало много пророчеств, и большинство из них противоречили
друг другу.
Он отправился в предположительном направлении деревни ессеев. Она не
должна быть слишком далеко.
В полдень стало намного жарче, а земля еще более опустела. Глогер
щурил глаза от нестерпимого блеска солнца. Чувство усталости, с которым он
проснулся, усилилось, кожа горела, во рту было сухо, ноги едва держали.
Глогер был голоден, его мучила жажда, но пить и есть было нечего. Холмы,
где располагалась деревня ессеев, не появлялись.
Он заблудился, но это едва беспокоило его. В своем воображении он
почти стал частью пустынного ландшафта. Если ему суждено погибнуть, то
переход от жизни к смерти будет едва ощутим. Он упадет, и его тело
сольется с кирпичного цвета землей. Механически переставляя ноги, он
двигался через пустыню.
Чуть позже, примерно в двух милях к югу, он увидел холм. Вид холма
вызвал небольшой проблеск в сознании. Глогер решил направиться к нему.
Оттуда, вероятно, можно правильно определить направление, возможно, даже
увидеть какое-нибудь поселение, где есть пища и вода. Он потер глаза и
лоб, но прикосновение руки болезненно отозвалось на коже. Тяжелыми шагами
он направился к холму. Песчаная почва вздымалась пылью вокруг. Несколько
корявых кустарников, цеплявшихся за землю, оцарапали его лодыжки и икры, а
выступающие камни ловили его ступни. Он был весь в царапинах и синяках к
тому времени, как достиг склона холма.
Глогер отдохнул немного, бессмысленно разглядывая однообразный
ландшафт. Затем стал взбираться вверх по склону.
Путь на вершину (которая оказалась намного выше, чем он предполагал)
был тяжелым. Он оскальзывался на гальке, падая лицом, упирался израненными
ладонями и ступнями, чтобы прекратить скольжение вниз, цеплялся за кустики
травы и лишайники, растущие в расселинах, часто отдыхал; его ум и тело
оцепенели от боли и слабости.
Он забыл, с какой целью взбирается наверх, но был полон решимости
закончить подъем. Похожий на жука, он полз по склону холма.
Он потел под солнцем, пыль липла к влажной коже почти обнаженного
тела, покрывая его коркой с головы до ног. Набедренная повязка скоро
превратилась в клочья.
Внизу расстилалась голая земля, и небо сливалось с ней; желтые скалы
переходили в белые облака.
Он упал, и тело его покатилось по склону вниз. На бедре появилась
рана, голова несколько раз сильно ударялась о камни. Но как только падение
кончилось, он стал взбираться снова, медленно карабкаясь по обжигающим
камням.
Времени больше не было, как не было личности и смысла. Сейчас,
впервые, он находился в подходящем состоянии для того, чтобы оценить
теорию Хеддингтона. Но исчезло и сознание. Он стал вещью, ползущей вверх
по горе.
Затем он достиг вершины и остановился.
Некоторое время он лежал там, моргая, а затем его глаза закрылись.
Он услышал голос Моники и поднял голову. На мгновение ему показалось,
что краем глаза он увидел ее.
- Не будь мелодраматичным, Карл...
Она говорила так много раз. И он услышал собственный голос,
отвечающий:
- Я родился не в свое время, Моника. Этот век логики - не место для
меня. В конце концов он меня убьет.
Ее голос произнес в ответ:
- Вина, страх, трусость и твой мазохизм. Ты мог стать блестящим
психиатром, но ты полностью посвящаешь себя неврозу...
- Заткнись!
Он перевернулся на спину. Солнце пекло его исцарапанное тело.
- Заткнись!
- Полный христианский синдром, Карл! Ты скоро станешь католиком, я не
сомневаюсь в этом. Где сила твоего ума?!
- Заткнись! Уходи прочь, Моника!
- Страх формирует твои мысли. Ты ищешь даже не душу и не смысл жизни.
Ты ищешь комфорт.
- Оставь меня одного, Моника!
Грязными ладонями он закрыл глаза. Волосы свалялись от пыли, кровь
свернулась на ранах, покрывающих каждый дюйм его тела. Солнце над ним
пульсировало в такт с биением сердца.
- Ты опускаешься, Карл, разве ты не понимаешь это? Возьмись за себя!
Ты ведь можешь рационально мыслить!..
- О, Моника! Прекрати!
Голос его был хриплым, прерывистым.
В небе кружили несколько воронов. Он услышал, как они кричат
голосами, похожими на его собственный:
- Бог умер в 1945...
- Сейчас не сорок пятый - это 28 год новой эры. Бог жив!
- Как тебе не надоест блуждать в явно синкретических религиях вроде
христианства - иудаизм, этика стоиков, культы греков, восточные обряды...
- Это не имеет значения!
- Для тебя, в твоем состоянии ума...
- Мне нужен Бог!
- Вот к чему все сводится, не так ли? Неадекватная человеческая
личность всегда кончает так, как ты. Ладно, Карл, сам найди себе костыли.
Только подумай, чем бы ты мог стать, если бы поладил с собой...
Глогер поднял свое измученное тело на ноги и, стоя на вершине холма,
закричал. Вороны испугались. Они скрылись в блеске солнца.
Вскоре небо потемнело.
12
Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для
искушения от Дьявола.
И, постившись сорок дней и сорок ночей,
напоследок взалкал.
От Матфея, гл. 4: 1-2.
Безумец, спотыкаясь, вошел в город.
Его голова запрокинулась лицом к солнцу, глаза смотрели бессмысленно,
руки бессильно висели по бокам, губы беззвучно двигались.
Ноги вздымали пыль и заставляли ее клубиться; собаки вокруг лаяли.
Сзади увязалась ватага детей, сначала они смеялись, затем стали кидаться
камнями. Потом отстали.
Безумец заговорил.
Слова были незнакомыми, но произносились с такой интенсивностью и
убеждением, что казалось - сам Бог говорит его устами.
Горожане не могли понять, откуда безумец появился.
Его остановили римские легионеры и с грубоватой добротой спросили,
