Ну и все стали Коростылева к себе в гости приглашать, а потом уже он
сам к себе всех позвал. Причем не просто так - а на коктейль.
Оказывается, этот проклятый геодезист еще тогда рассказал Анне Львов-
не, когда они с ней вместе из Симферополя летели, - да перестаньте вы!
просто случайно попали на один рейс! - так вот, он ей рассказал, что у
него есть такое хобби - коктейли.
Ну и когда к нему пришли, оказалось, правда. Оказалось, этот Коросты-
лев помешан на приготовлении всяческих смесей - всяких там пуншей, фли-
пов, джулепов и тому подобное. У него оказалась целая библиотека всяких
рецептов со всего света, а на кухне все просто было забито разными мик-
серами, шейкерами, выжималками и сотрясателями, которые этот чертов Ко-
ростылев с большой охотой всем демонстрировал.
Но самое страшное оказалось не это, а то, что гости должны были его
смеси непременно дегустировать. Он уединялся в кухне, невероятно долго
там звякал, стукал, жужжал и булькал, в то время как гости сидели в ком-
нате и ждали начала дегустации. Причем те, которые были тут впервые,
ждали с интересом, а которые не впервые - с содроганием.
И вот наконец открывалась дверь, и в комнату въезжал столик на коле-
сиках, на котором покачивались бокалы, уже наполненные очередным корос-
тылевским кошмаром, а за столиком входил сам Коростылев, с таким видом,
словно он не дряни всякой намешал, а открыл философский камень. Ну и
все, значит, должны были эту его гадость пробовать, нюхать, глядеть на
свет и ахать - какой потрясающий запах, и вкус, и особенно послевкусие.
Этот Коростылев, чтоб его, утверждал, что чем дольше послевкусие, тем
изысканнее напиток. И надо ему отдать должное, однажды он исхитрился
устроить всем послевкусие недели на полторы. Ему удалось изготовить та-
кое нечеловеческое пойло, что каждый из тех, кто усилием воли смог всо-
сать его в себя, полторы недели после этого провел в автономном режиме,
без выхода наружу. Ибо если кто и успевал еще добежать до выходной две-
ри, то ему сейчас же приходилось бежать обратно.
Конечно, после той дегустации на Коростылева все были несколько оби-
жены, но он сам был больше всех расстроен, всем звонил, извинялся и
объяснял, что неприятность проистекла потому, что в тот коктейль, как он
упорно называл свою отраву, следовало по рецепту положить еще какую-то,
африканскую, что ли, травку, которой у него не было, но теперь ее ему
привезли, и он просто обязан искупить свою вину и всех угостить уже
по-настояшему, по фирме. И до того он был милый, и так переживал, да еще
бедная Анна Львовна, черт бы ее драл, тоже так за него страдала, что все
Коростылева простили и опять у него сошлись, чтобы он угостил всех уже
по фирме.
И на сей раз действительно никакого такого послевкусия не было. Вкус
гадчайший был - это да, а послевкусия - ни-ни. Но назавтра всех обзвони-
ла жена Муркина и объявила, что она этого Коростылева убьет, потому что
после фирменного напитка у ее Михаила Павловича напрочь отнялась речь. И
она это так говорила, что у всех возникло ощущение, что у Михаила Павло-
вича от коростылевского зелья пострадала не только речь. И никто даже не
сомневался, что Коростылеву осталось жить недолго, потому что все очень
хорошо знали супругу Муркина. И это счастье для проклятого Коростылева,
что Михаилу Павловичу быстро достали какие-то лицензионные таблетки, от-
чего у него вновь заработал речевой аппарат и вообще.
Как ни странно, но и на этот раз геодезиста простили. И даже опять
стали к нему ходить, дегустировать: во-первых, не хотели огорчать Анну
Львовну, милую женщину, черт бы ее драл, а во-вторых, надеялись, что,
может быть, Коростылев еще сделает что-нибудь не такое уж гадкое, а ка-
кое-нибудь другое.
Дождались!
И очень даже символично, что именно с Анны Львовны все и началось.
В тот раз опять все сидели у Коростылева. И Анна Львовна, и Муркин с
женой, и Сергей Арташезович без жены, он вообще предпочитал бывать в
разных местах без жены, потому что в разных местах могли быть какие-ни-
будь интересные встречи, а какие могут быть интересные встречи, когда
рядом жена? И еще какие-то были люди, которых сейчас не вспомнить. И все
сидели и беседовали об искусстве, что один режиссер опять сошелся с ар-
тисткой, с которой раньше жил, а ту, с которой сейчас жил, бросил. Потом
стали говорить, что вообще бог знает что творится. И, разговаривая,
нервно прислушивались к бульканью и звяканью на кухне.
Наконец, как всегда, появился Коростылев проклятый со своим столиком,
и все, конечно, лицемерно захлопали и заахали. Только жена Муркина пог-
розила как бы шутя пальчиком и говорит: "Ну, на этот раз смотрите мне,
Коростылев!" А сам Муркин при этих словах заерзал и покраснел.
Бедная же Анна Львовна, черт бы ее взял, как всегда, первая схватила
бокал и принялась его нюхать, изображая на лице неслыханный восторг. И
остальные тоже стали нюхать и вертеть свои бокалы, с большим подозрением
разглядывая довольно-таки мутную жидкость какого-то голубоватого цвета.
Потом - деваться некуда - хлебнули. Мол, за здоровье, значит, хозяина.
Лучше б они выпили не за его здоровье, а чтоб он сгорел.
Тем не менее заглотили. И даже, против обыкновения, на этот раз вкус
был менее отвратительный. Так что все не слишком даже покривились, а
Сергей Арташезович даже сказал: "Х-ха!", пытаясь выказать себя храбрым
коршуном и джигитом, а не линялым заведующим овощным подвальчиком и по-
тенциальным клиентом ОБХСС.
Тут Коростылев, как обычно, интересуется:
- Ну? Как сегодня? Ничего?
И Анна Львовна, тоже как обычно, первая стала сыпать свое вранье:
- Боже, Коростылев! Что значит "ничего"? Не "ничего", а потрясающе! Я
с детства обожаю этот вкус, когда во рту такое, как пожар в степи!
И никто не успел даже усомниться, откуда это Анна Львовна знает, ка-
кой вкус у степного пожара, и когда это она могла в детстве испытать
этот дикий вкусовой эффект, тем более она из благополучной семьи, и не
успела сама Анна Львовна доврать все до конца, как нос ее стал...
...Синий! Причем не то чтобы он как-нибудь там поголубел или, допус-
тим, появились прожилки - нет! Натуральнейшего синего цвета сделался нос
у Анны Львовны. Синющая такая носопыра.
При виде этого зрелища остальные широко распахнули глаза и раскрыли
рты. Но, конечно, ничего не сказали. Кто же из порядочных людей возьмет
на себя заявить даме, что у нее носик синий? Тем более, между нами, вов-
се это был и не носик, а сооружение дай боже.
Однако бедная Анна Львовна чувствует к себе повышенное внимание и не
понимает, чем оно вызвано. И обращается поэтому к жене Муркина.
- Какая ужасная погода! - говорит она. - Я в последнее время даже не
сплю и, должно быть, ужасно выгляжу. Вы даже на меня так смотрите.
Ну, жена Муркина, дама волевая, овладела собой, замахала на Анну
Львовну руками и, в свою очередь, стала врать:
- Что вы, что вы! Что вы, что вы! Я как раз наоборот! Я на вас смотрю
и думаю: как это вы умеете, что всегда так чудно выглядите! Даже Миша
мне вас всегда в пример ставит - как надо выглядеть, правда, Миша?
И тот моментально принялся подвирать.
- Да, да, - говорит, - правда. Буквально все время ставлю в пример.
Что было даже не подвираньем, а отъявленнейшим враньем, ибо если бы
Муркин хоть раз вздумал поставить кого бы то ни было в пример своей суп-
руге, то никто в мире бы ему не позавидовал.
Интересно само по себе не столько это, сколько то, что по произнесе-
нии этих слов носы обоих Муркиных были изумляющего цвета синьки. Причем
у супруги даже с лиловым отливом.
И вот они поглядели друг на друга, и все остальные - на них. И воца-
рилась страшная тишина. И эта тишина висела, пока ее не нарушил коршун и
джигит Сергей Арташезович, который с лживой бодростью воскликнул:
- А? Что такое? Никто не синий, а?
И сейчас же орлиный нос коршуна стал стремительно наливаться синевой
и через мгновение имел уже вид вышесреднего баклажана.
Короче говоря. Оказалось, этот мерзавец Коростылев - случайно или
злоумышленно - сотворил такую адскую смесь, которая воздействует на са-
мые тонкие процессы организма. Механизм до сих пор толком неизвестен, но
достаточно было хоть чуть-чуть этой подлости выпить, как при малейшем
намеке на вранье - буквально при малейшем! - человек сейчас же начинал
синеть. Именно начиная с носа. Через какое-то время синева спадала - но
лишь до тех пор, пока снова... В общем, фактически просто жидкий детек-
тор лжи. Такая свинская история.
Выяснилось это не сразу. В тот день все просто-напросто демонстратив-
но встали и ушли. Причем жена Муркина перед тем как хлопнуть дверью Ко-
ростылеву сказала, что если помимо синего носа у ее супруга опять будут
другие неприятности, то она Коростылева посадит. Этот проклятый геоде-
зист что-то бормотал, что-то пытался объяснить, но на этот раз его даже
не стали слушать. И даже Анна Львовна - и та не задержалась, чтобы, как
она это обычно объясняла, помочь Коростылеву помыть бокалы. На этот раз
не захотела она мыть с этим подлецом бокалы. Она только посмотрела на
него со слезами презрения и убежала, прикрывая свой синенький носовым
платочком.
Однако, несмотря на этот категорический демарш, ни Анна Львовна, ни
остальные участники дегустации еще не представляли себе подлинных масш-
табов катастрофы.
Начать опять-таки с Анны Львовны. Эта бедная женщина, черт бы ее
взял, всю ночь проплакала, проклиная и Коростылева, и город Ялту, и даже
самолет, на котором они - хотя и случайно, конечно, - летели вместе с
этим негодяем.
- Ай, геодезист! - вскрикивала она сквозь слезы. - Геодезист сучий!
Затем несчастная все же забылась сном, а поутру увидала в зеркале,
что за ночь ее носик, как мы условились называть эту Пизанскую башню,
совершенно пришел в норму. Анна Львовна невероятно обрадовалась! И еще
подумала, как нехорошо, что она плохо думала о Коростылеве, и что надо
будет ему вечером позвонить, договориться насчет мытья бокалов. А пока
она позвонила к себе на работу и очень взволнованным голосом сообщила,
что у нее в ванной жутко прорвало трубу и она никак не может выйти из
дома. Эта легенда ей нужна была для того, чтобы поскорей побежать к од-
ной знакомой, которой из-за рубежа привезли разные интересные тряпки, и
там могло быть и для Анны Львовны. Но когда, изложив эту остроумную ле-
генду, Анна Львовна положила трубку и вновь глянула в зеркало, то соседи
в квартире за стенкой услыхали звуки вулканических рыданий и горький
крик:
- Уй, геодезист сучий!..
Далее - Сергей Арташезович.
Этот овощной джигит, поднявшись утром с постели, первым делом скосил
глаза крест-накрест - вот так! - и убедился, что за ночь и его могучий
клюв обрел свой всегдашний достойный вид. И коршун Арташезович решил,
что на этом очередное коростылевское послевкусие для него закончилось. И
настроение у джигита сделалось очень хорошее. Тем более что и вчера жена
Арташезовича ничего такого не заметила, а может быть, и заметила, но ре-
шила, что ее храбрый коршун сам знает, какого цвета у него должен быть
нос. Лишь бы не было неприятностей с ОБХСС.
И вот в этом очень хорошем настроении Сергей Арташезович уже стоит за
прилавком вверенного ему овощного подвальчика и лично сам осуществляет
торговый процесс, а именно - отпускает гражданам яблоки по цене один
рубль пятьдесят копеек за килограмм. И строго следит, чтобы, не дай бог,
не допустить какого-нибудь недовеса. И все идет очень хорошо, как вдруг
появляется какая-то неприятная дамочка и неделикатно интересуется, поче-
му это здесь яблоки по рубль пятьдесят, а повсюду точно такие же по
рубль тридцать.
Сергей Арташезович со всей любезностью разъясняет дамочке, что только
такая старая слепая курица может не видеть, что это совсем другие ябло-
