над морем. Пошли же...
- Меня сегодня ни свет ни заря взбалмошили. Жена
приятеля позвонила. Да ты его знаешь: Коляня. Дома не
ночевал. Я знаю, где он - в галерее. Выставка там сегодня
открывается, вот он и пашет всю ночь. Там и его картинки
будут. Слышь, Шурик, пойдем, а потом - будь по-твоему - к
тебе, к вам. Надо Коляню предупредить, что он в розыске.
Жена у него несусветная. Скандал может учинить. К тому же
увидишь одну вещицу. Коляня нас с тобой изобразил.
- Когда это было, что-то не помню.
- Однажды застал нас в мастерской, когда мы уснули, и
набросал, а потом доделал по памяти.
- Голыми?
- Да не волнуйся ты. Мы там неузнаваемы. Знаешь почему?
Он написал нас не в том возрасте. Мы на картине старше, чем
есть. Так что никто и не узнает.
- А я вспомнила. Ты мне тогда еще это колечко подарил...
- Колечко? Не помню... Покажи-ка.
- Ну как же, из моржового клыка. С глазком. Ты тогда
еще присказку говорил: "Смотри в оба, зри в три!"
- Моя работа! Но, убей, не помню, когда делал, когда
дарил...
- Правда? Ну, ты даешь...
- Я давно замечаю в себе какие-то чудеса с памятью.
Помню, чего не было, и не помню, что было.
Они шли по Набережной. Ее черно-блескучие волосы играли.
Глаза светились синим огоньком. Пигментные кляксы исчезли.
- Жуткая, Ваня, новость. Слышала, когда ехала сюда в
троллейбусе: якобы из больницы мертвяк сбежал.
- Чушь какая-то. Вечно люди выдумывают...
- Я тож так думаю, Ванечка.
Внезапно он остановился. И, встревоженно глянув на Шуру,
сказал:
- Шурик, подожди меня тут минуту. Я загляну в
мастерскую. Может, Коляня там?
- Ты ж говорил, предполагал...
- Все-таки я сбегаю, тут рядом. Подожди.
- Тогда и я с тобой.
- Не стоит. Я мигом. А потом - в галерею.
- Нет уж. Я с тобой.
- Ладно. Пошли.
Достав из тайничка свой ключ, Иван открыл мастерскую.
Шура вошла первая.
- Тут человеческим духом пахнет, - сказала она. И
направилась на кухню.
Иван же прямым сообщением бросился на половину Коляни,
открыл шкаф. Там висел серый окровавленный импортный плащ.
- Арусс, Ваня! - кричала с кухни Шура. - Чайник совсем
еще горячий.
- Значит, все в порядке, ничего с Коляней не случилось
плохого, - ответил Иван, оглядываясь и запихивая злосчастный
плащ в один из старых вместительных этюдников Коляни.
Тут и раздался звонок. Иван не успел дух перевести, как
Шура уже впускала в мастерскую незнакомого парня. Он
бесцеремонно обежал все комнаты мастерской, ринулся к шкафу,
заглянул в него, потом представился:
- Следователь Синаний Валентин Антонович, лейтенант
милиции. А вы, как я понимаю, Арусс Иван Митрофанович?
- Вот именно.
- Мне поручен розыск без вести пропавшего художника
Коляни Степана Степановича...
- Чем могу - помогу. - Арусс оглядывал молодого сыщика.
И он ему не понравился. То ли из-за отсутствия военной
выправки - был этот Синаний низкорослый и щуплый, - то ли
потому, что начал с обыска, не представив никакой на то
санкции.
- Когда вы последний раз видели своего товарища?
- В последний раз? Затрудняюсь сказать.
- Да жив Коляня, - вмешалась Сандра. - Только что здесь
был. Чайник на плите горячий. Чашка, из которой он пил
кофе, немытая.
- Чашка? Это интересно. - Синаний бросился на кухню. -
Где же она? Чашка немытая?
- В буфете, - ответила Сандра. - Я ее помыла и спрятала.
Не разводить же мух.
- Жаль! - вышел из кухни Синаний. - Можно было бы
дактилоскопировать чашечку.
- Да не волнуйтесь вы, - продолжала Сандра. - Сейчас мы
его вам покажем. Мы знаем, где он. Пойдемте с нами.
Правда, Ваня?
- Конечно. Отчего же не пойти? Выставка ожидается что
надо, - пробормотал Арусс и бросил взгляд на старинный
этюдник Коляни.
Стали собираться. Сандра размашисто натягивала на себя
розовый балахон. Взмыло над коленями широкополое платье.
Обнажились ляжки, обтянутые дырявыми колготками. И Арусс
перехватил взгляд Синания, воровато пробежавшийся по
небрежно прикрытым прелестям восхитительной Сандры.
