лежало деревянное колечко.
Спозаранку на пляжах царит суета. Желающие устроиться
поудобнее столбят место под солнцем. Именно в этот момент,
когда курортному люду не до любования морем, не до
рассматривания кораблей или игры вод с небесами, в дикой
части побережья из воды вышел стройный, спортивного вида,
немолодой человек. Он шел покачиваясь, видимо, далеко
заплыл, не рассчитав силы и переоценив себя. Это бывает.
На его счастье, море в то утро было спокойным. Окажись сей
чудак вдали от берега хотя бы при двух-трех баллах- не
выбраться ему. Сколько таких - дорвавшихся и зарвавшихся -
нашли себе жуткую погибель в глубинах прекрасного, теплого
залива. Этот же счастливчик, благополучно выбравшись, упал
на гальку возле кучки своей одежды и полчаса лежал
неподвижно. Отдохнув, вполне бодро оделся и уже через
несколько минут очутился в самой оживленной части городка -
на Набережной улице. Ел мороженое. Пил газировку. Шел
расслабленной походкой свободного человека. Судя по всему,
в карманах его модных полотняных брюк имелись деньги; и с
жильем он уже устроился; а по тому, как хладнокровно
проходил мимо зазывно-ароматных забегаловок общепита, легко
сделать вывод относительно и этой стороны его благополучного
бытия. Он выделялся среди дефилирующих мужчин тем, что не
обращал внимания на женщин, которых здесь несчетно и на
всякий вкус, а внимательно присматривался к мальчикам,
сновавшим по Набережной.
Седой субъект добрался до Кизиловой горки, некогда
утыканной частными домиками, а ныне тесно застроенной
высотными жилыми зданиями.
"Где же она теперь живет?" - озадаченно пробормотал он и,
оглядевшись, направился к телефонной будке. Справочная
служба выдала ему необходимый номер, и он тут же набрал его.
В трубке раздался девичий голосок:
- Слушаю вас.
- Девочка, мне надо поговорить с Александрой
Александровной.
- Я не девочка, - ответила трубка. - А мама на работе.
- Все ясно. Сколько же тебе лет, мой мальчик?
- Девять. А что?
- Надо же! - обрадованно выдохнул в трубку пловец. И,
словно испугавшись, что трубку на том конце повесят,
заторопился: - А где твоя мама работает?
- На почтамте, до востребования. А вы кто?
- Я друг твоей мамы. Друг молодости...
- Значит, вы не местный?
- Когда-то жил тут.
- Вы не найдете ее. Давайте я вам объясню.
- Не нужно. Я найду.
- Тогда поспешите. Мама сегодня в первую смену. Скоро
она кончит, и вы можете не застать ее на работе.
Мужчина повесил трубку и пошел назад, на Набережную.
Спустился к молу. Долго стоял там, слушая, как кричат
чайки, споря о кусочке хлеба, брошенного катающимися на
морских трамвайчиках отдыхающими. Электронные часы
показывали тринадцать часов. Потом на экране появилась и
другая информация: температура воды, воздуха, балльность
волнения, день недели, число, год. Спохватившись, мужчина
побежал, и прохожие оглядывались на высокого, хорошо одетого
человека с ослепительной шевелюрой. На подступах к почтамту
он перевел дыхание. В зал вошел неторопливо. Направился к
отделу "До востребования". За барьером сидела полная
рыжеволосая женщина. Он отметил: "Перекрасилась!" На
мгновение в лице женщины что-то дрогнуло.
"Постарела. Особенно руки. Смотрит, словно под
гипнозом".
Он быстро отвернулся и вышел на улицу. Сел неподалеку в
скверике. Стал ждать.
"Скоро пересменка. Пойдет домой. Подойти?"
Минут через десять появилась она.
"Высокие ноги. Походка та же".
Он уже решился подняться и подойти. Но в последний
момент что-то его удержало.
"Нет! Зачем? Да и как объяснить? Перепугается".
Мужчина поперхнулся.
"Господи! Все, как раньше. А думал, что давно уже все
отмерло. Не как у людей..."
Из кустов выскочили двое ребятишек. Загорелые,
светловолосые.
- Мама! - завопил один из них. Нос и щеки в веснушках.
"Этот подходящий. Этот, пожалуй, то, что надо. Мой!"
Встал и пошел за матерью с сыном. Крадучись, сторонясь и
боясь упустить из виду.
Но вот мальчишки отстали. Женщина ускорила шаг и пропала
в аллее Приморского сквера.
- Ну что, парни! - окликнул он ребят. - Какие проблемы?
- Проблем хватает, - ответил тот, которого он выбрал.
- Может, я помогу?
- Бабки нужны, - хитро сощурился конопатый.
- Тоже мне проблема!
- Если для вас бабки не проблема, то мы с вами дружим, -
ответил второй.
- А зачем вам бабки?
- Цирк приехал, - ответил конопатый. - Билетов не
достать. Но тут один обещает за тройную плату.
- И что, интересный цирк?
- Там фокусник пилит бабу на виду у всех. Настоящей
пилой. А потом она срастается; снова живая становится.
Охота посмотреть. - Глаза конопатого горели. Он даже взмок
от предвкушения счастья.
Мужчина дал мальчишкам денег. Наказал взять билет и на
его долю.
Ждать пришлось недолго.
Размазывая по лицу пот и слезы, мальчишки выскочили из-за
угла и стали наперебой жаловаться, что Козел их надул.
Деньги забрал, а им еще и пинкарей навтыкал.
Пришлось идти разбираться. Козел, невысокий, вертлявый
человечек неопределенного возраста, увидев, что мальцы
вернулись с заступником, попытался улизнуть. Но разве от
пацанов скроешься? Тогда он решил идти ва-банк. Подлетел к
заступнику, надеясь взять его на испуг. Пришлось поставить
беднягу с ног на голову и вытряхнуть из него все содержимое
- деньги и пачку билетов в цирк. Козел вопил, брыкался.
- Пусть пацаны берут свои билеты, остальное отдай, иначе
не обрадуешься!
Но деньги и билеты были уже подобраны. Судя по всему, их
никто не намеревался отдавать.
- Длинно-белый. Ты, я вижу, приехалом. Имей в виду,
Морфий тебя накажет. Не слыхал про такого? Ну подожди,
услышишь. Вертай бабки и квитки по-хорошему, иначе...
- Что? - воскликнул один из мальчишек. - Морфием
пугаешь? Это тебя Морфий наследства лишит, если я расскажу,
как ты хотел нас надурить. Да, да! Морфий - мой дядя.
Понял, Козел?!
После таких доводов Козел замолчал и исчез. А троица
пошла к цирку и, к восторгу оставшихся без билетов, стала
раздавать их бесплатно. Начиналось дневное представление.
Троица с наслаждением смотрела, как фокусник перепиливал
девицу, сам проваливался сквозь землю, спускался с неба в
кубическом ящике. И всякое другое творил - невероятное,
несусветное.
После цирка Длинно-белый провожал приятелей домой. Один
из них жил тут же, на Набережной. Другой - подальше. Когда
Длинно-белый остался наедине с конопатым, он обнял его за
плечи, поднял и поцеловал.
- Что это за новости сезона? - вывернулся из рук
мальчишка.
- Извини, брат, - смущенно пробормотал мужчина. - Это я
так. Больше не буду.
- Ладно, извиняю, - возмущенно пробормотал мальчишка. И
вскоре забыл об этом инциденте, который, судя по
дальнейшему, нисколько не убавил его интереса к
Длинно-белому.
- Где это вы так ловко изучили приемчики, которыми
скрутили Козла? - спросил конопатый.
- Да было дело, - уклончиво ответил мужчина.
- А кто вы? Откуда? - не унималось любопытство
мальчишки.
- Ну что ж, давай знакомиться. Тебя я уже знаю. Мак?
- Мак.
- Что ж, вполне иностранное имя. Я тоже иностранец.
Только что из Франции. По заданию. - Глаза его улыбались,
и Мак недоверчиво спросил:
- Неужели шпион?
- Боже избави. Я прибыл сюда, чтобы спасти хорошего
человека и наказать плохого, очень неважного, надо сказать,
типуса.
Значит, вы из Интерпола. Я читал, что эта полиция
помогает тем странам, которые сами не могут со своими
бандитами справиться. Да?
- Что-то вроде того, - нахмурился иностранец.
- Какие же в нашем городе могут быть преступники?
- Есть и у вас. Да еще какие!
- Вы, наверное, имеете в виду наркоманов?
- Ты угадал.
- Ясно! - заключил Мак и пристально взглянул на
Длинно-белого. - Мне надо бежать. Мама не любит оставаться
одна по вечерам. Спасибо вам за цирк...
- Мы еще увидимся, Мак?
- Ладно, - чуть подумав, решил Мак. И побежал прочь.
- Только у меня одно условие! - крикнул ему вслед
иностранец.
- Какое? - остановился Мак.
- Приходи на мол. Но один, без приятеля.
- Ладно. А почему?
- Сам понимаешь, конспирация у меня. В тебя я верю, а
вот приятель может проболтаться и все испортить. Я имею в
виду мое задание.
- Согласен, - ответил Мак.
Всякий раз, возвращаясь, он как бы предчувствовал, куда
возвращается. В калейдоскопе уходов и возвращений он не
видел никакой закономерности или системы. Выныривая из
небытия чаще всего в новом для себя месте, он тут же
ориентировался во времени и пространстве. Шел туда, где был
необходим, и сразу же находил пару: убийцу и жертву. И, не
теряя ни минуты, начинал работать. Зачастую времени не было
не только на отдых, но и на размышления. Уходы порой
следовали один за другим. И тогда он воспринимал все
происходящее с ним, как мучительно затянувшийся сон- тяжелый
и изнурительный. Обычно после такой серии уходов он попадал
на какое-то время в родной город. Здесь отдыхал, иногда
довольно долго: неделями, а то и месяцами.
Где его только не носило, какими только способами его не
отправляли на тот свет! В последний раз в него всадил всю
обойму из автомата чернокожий наркоман, захвативший частную
аптеку в предместье Лиможа. Арусс только приступил к
службе. Взяли его подменным патрульщиком в дорожную
полицию, куда и поступил сигнал о захвате аптекаря с женой и
дочерью. Когда прибыла группа захвата, Арусс предложил
комиссару полиции свой план. Мол, он с мегафоном пойдет
прямо к парадному входу в аптеку, а ребята, пока будет
переговариваться с захватчиком, ворвутся через черный ход.
Для пущей важности Арусс надел жилет. Короче, он беседовал
с черным наркоманом до тех пор, пока не увидел, что ребята
вошли в помещение. Арусс бросил мегафон и начал вламываться
в аптеку с улицы. Его сочли ненормальным, однако проверить
это было невозможно, так как прямо от аптеки Арусса повезли
в морг, откуда он благополучно испарился.
Еще в ушах пробуждающегося Арусса звучало: "Призри,
услышь меня. Господи, Боже мой! Просвети очи мои, да не
усну я сном смертным", - а сквозь тяжелые веки уже текло
солнечное земное сияние. Ушные раковины наполнялись шумом,
памятным еще не определившейся в сознании гармонией.
"Все возвращается. Скоро я все увижу и пойму".
Сверкнула радостная искорка: "Домой еду!"
И дернулся, и вышел на поверхность того, что глухо и
отдаленно шумело, и задышал.
"Дома!"
Сюда он возвращался всегда морем. Выходил где-нибудь на
диком пляже. Шел именно туда, где ждала его одежда.
Одевался - и в город. В карманах всегда находились деньги
на первый случай. Он не торопился, гулял, рассматривал
заметно изменившийся облик города, вспоминал...
На следующий день они встретились. Катались на морском
трамвайчике. Поднимались в горы по канатной дороге.
Рассматривали город и море в подзорную трубу. Обедали в
ресторане на скалах. Вернувшись в город, Арусс
почувствовал, как накатила подстерегавшая его все это время
тоска.
- А кто у тебя отец?
- У меня знаменитый отец, - ответил Мак. И было в его
голосе нечто неведомое Аруссу, но такое необходимое. Что
это? Аруссу захотелось схватить мальчонку, вцепиться в его
щуплое тельце, полное будущего, дышать родным ароматом. И
говорить ему. Пусть поймет, пусть запомнит, что этот
Длинно-белый, щедрый, нежадный человек и есть его отец.
- Чем же он знаменит? - спросил Арусс.
- Он был скульптором. Только рано умер. На выставке,
устроенной уже после его смерти, его хвалили и почти все
раскупили. За большие деньги. Осталась самая малость, у
Коляни. Коляня сказал, что отдаст мне, когда я стану
совершеннолетним.
- А ты был на той выставке?
- Нет, я тогда совсем малой был. Это мне Коляня недавно
пересказал, да и мамка кое-что сообщила. У Коляни осталась
одна, как все говорят, шедевральная статуэтка. Когда
вырасту, заберу ее. А пока она стоит в мастерской.
- Что же это за статуэтка?
- Женщина из красного дерева. Очень красивая. Из
