Холодному для заправки гравитора. Откладывать заправку нельзя. Система
планеты действует по жесткому графику. Каждый раз по заполнению хранилища
к нему подается новый корабль, собранный в одной из Монтировочных.
Задержка недопустима. С газовых заводов поднимаются по три ракеты-танкера
в сутки. Если содержимое хранилища не перелить в корабль, некуда будет
разгружать танкеры. Небольшое количество гелия примут гравиторы спутников,
Монтировочных, Башен МПМ и гравилетных станций. Затем заводы остановятся.
Да, придется заправлять корабль, ваша предусмотрительность... Иначе его
заправят без вас.
Все это свалилось на Джала чрезвычайно не вовремя и воспринималось
как неожиданность. Хотя он сам назначил завтрашнее утро для заправки и сам
договорился с гелиевым заводом ускорить доливку Холодного до заправочной
отметки. Сам, да не сам - тогда он еще был настоящим командором Пути и
выгадывал часы, спешил выпустить корабль. А теперь ему были необходимы
сутки, чтобы выручить Машку. Пока Машка в опасности, он обязан вести себя
с крайней осторожностью и никаких штучек не может себе разрешить. Штучку
же он затеял отменную... Задержать этот корабль и все за ним следующие на
полгода, - просто, надежно и практически без усилий.
А ему не хватало суток. "Либо я выручаю Машку и не препятствую выходу
корабля на испытания, либо устраиваю превеликий грохот, космический
конвейер летит кубарем, но Машка навсегда остается там, где она сейчас.
Либо - либо..."
Первый, спокойный и надежный вариант отвечал его тайным желаниям. "Не
спеши. Пусть все идет, как идет, - жужжал внутренний голос. - Один корабль
не делает погоды, а ты погибнешь. Не поддавайся ненависти. Спасай Машку,
спасай себя..." Командору Пути и Севке, как всем храбрым людям, был
отлично знаком этот голос. Они оба привыкли поступать вопреки ему - в этом
и заключается храбрость.
...Несколько длинных минут командор Пути колебался. Затем вывел на
экран схему околопланетных трасс и принялся за расчеты. Попытка не пытка.
Госпожа Тачч может успеть до выпуска корабля. _Д_о_л_ж_н_а_ успеть! Девять
часов - изрядный срок...
Командор рявкнул полным голосом:
- Канцелярия! Заготовьте сертификат на имя госпожи Тачч. Всеобщее
содействие личному представителю моей особы. Срочно. Господин Клагг, прошу
ко мне. Внимание, причал! Немедля изготовьте к полету "Рату". Оглохли? Я
сказал: "Рату"! Вот именно. На южное побережье, с выбросом капсулы.
Срочно... Отправите двоих с моим сертификатом. Господин офицер высшего
класса! (Клагг, сияя, ждал приказаний его предусмотрительности.)
Приказываю! Сопровождайте госпожу Тачч на планету. Распоряжения госпожи
монтажницы выполняйте, как мои собственные. Усвоили? Глупых вопросов не
задавать, слушаться! Скафандр на причал и сами туда же. Мар-рш! (Клагг
изящно повернулся, скользнул к люку.) Госпожа Тачч, я отправляю вас на
скоростной ракете с катапультой. Выброситесь у маяка "Юг-011", где вас
будет ожидать субмарина Охраны. Поднявшись на борт, моим именем примете
командование. "Рата" дает вам три часа выигрыша во времени. Вы поняли?
- Поняла все, ваша предусмотрительность.
Командор повернул кресло, поднялся.
- Не стану предупреждать вас, чтобы вы не возвращались без
_и_с_к_о_м_о_г_о_. Уверен, что вы будете играть честно.
- Это в моих интересах, - бесстрастно ответила монтажница.
- Идите. Из ракеты установите связь с субмариной. Удачи!
Монтажница отсалютовала. Скользнула взглядом по лицу командора и
скрылась в люке. Странное существо, клянусь скафандром... Догадывается ли
она, почему я так хлопочу вокруг "Мыслящего госпожи Ник"? Пожелание удачи,
неуместное в устах Великого, она отметила. А не все ли равно... За Номдала
она позволит распылить себя, не щелкнув.
Подходили к концу пятые сутки после перемещения. Какое время прошло
на Земле, Севка не знал. Задание было выполнено. Он преодолел трудности
почти немыслимые, а последним своим ходом - с госпожою Тачч - мог
гордиться. Вот она вернется с Мыслящим Машки, и вы попляшете, о почтенные
господа!
ЗЕМЛЯ. НОЧЬ
На Земле шли тридцать девятые сутки со дня появления инопланетных
существ. Дела были плохи - хуже некуда. В Центре это знали все - от
высшего начальства, членов комитета девятнадцати, до солдат комендантской
команды. Кто не знал - чувствовал. Говорили полушепотом и надеялись, что к
полуночи хоть что-нибудь прояснится, когда прибудет с вечерних заседаний
начальник Центра. Каждый вечер он приезжал, принимал рапорты и закрывался
в кабинете, чтобы заполнить очередную страницу рабочего дневника. Зернов с
военной аккуратностью проводил черту между событиями, происшедшими до и
после полуночи. Дневник заполнен - значит, сутки прочь.
Но полуночи ждать не пришлось. И вечерние рапорты не состоялись в
этот день. Зернов приехал совсем рано, в одиннадцатом часу вечера, и, ни с
кем не поговорив, ничего не спрашивая, поднялся к себе. Дежурный прикрыл
за ним дверь кабинета. И мгновенно по обоим этажам особняка пронеслась
тревога. Молча, без слов, из глаз в глаза пронеслась, повисла за
темно-синими окнами. Из переулка в приоткрытые рамы вкрадывалась румынская
плясовая - тихая, надрывающая душу, чуть повизгивающая, как ласковая
собака.
Зернов закрыл окно. Задвинул штору так, чтобы из дома напротив не был
виден стол и сейф. Включил настольную лампу, достал из сейфа кожаную
тетрадь с замочком, педантично запер сейф, осмотрел замок тетради, отпер
его и спрятал ключи. Со вздохом поместился за стол, развинтил авторучку и
так же педантично осмотрел перо. Он был готов к худшему и хотел, чтобы
сегодняшняя запись была исчерпывающей и аккуратной. Проставив дату, он
разгонисто, с хвостиками и латинской буквой "т", начал писать:
"Сегодня решительно подтверждено сообщение, что с радиотелескопа
Сьерра-Бланка послан вызов эскадре. Из тех же источников сообщено, что
премьер-министр отменил боевую готовность зенитной обороны, разрешил
отпуска личному составу и так далее. Выводы: премьер-министр и,
предположительно, командующий ВВС захвачены Десантниками. Пользуясь тем,
что их невозможно отличить от незараженных людей, они готовятся обеспечить
эскадре спокойную посадку. Мы предполагаем, что эскадра еще не
приземлилась (исходя из вышесказанного, а также по данным наших служб
космического наблюдения)..."
Зернов перечитал написанное. Досадливо сморщился - неистребимый
канцелярский стиль... "Исходя из вышесказанного!" Пишешь буквально кровью
сердца, получается "к сему прилагаем". И он приписал:
"Не представляю себе, как нашим ВВС справляться с кораблями
пришельцев, если они появятся над чужой страной и в тысячах километров от
наших границ. Впрочем, это вне моей компетенции. Мы выдвинули свое
предложение (сегодня, в 21 час). Обратиться по радио и телевидению ко
всему миру с полным изложением событий. Призвать все мировые службы
зенитной обороны к готовности. Сейчас наше предложение обсуждается
"наверху".
Возможно, нам следовало обратиться к миру значительно раньше. Нас
удерживало то, что невозможно предусмотреть масштабы и последствия паники,
которую сообщение такого рода, несомненно, вызовет среди населения.
Несмотря на все, я полагаю, что сегодня положение еще не безнадежно.
Возможный выход заключается в создании прибора, способного обнаруживать
Десантников так же легко и безболезненно, как счетчик Гейгера обнаруживает
излучение. И неограниченное число раз, в отличие от имеющихся у нас
"посредников". Подчеркиваю: указанный прибор... - Зернов сморщился,
зачеркнул слово "указанный", - ...прибор для обнаружения Десантников
необходим во всех случаях. Если эскадра космических агрессоров приземлится
за рубежом, только с помощью такого индикатора мы сможем создать
мало-мальски надежный карантин у своих границ.
Я считаю себя виновным в том, что до сих пор не создан мощный
научно-исследовательский коллектив для разработки индикатора Десантников".
Он еще раз перечитал запись. Вклеил в тетрадь конспекты сводок, на
которые ссылался в тексте, и черновик обращения ко всему населению мира,
подготовленный нынешним вечером. Посмотрел на часы - совещание "наверху"
еще не могло закончиться. Он запер замочек дневника, положил его в сейф на
видное место, запер сейф и запечатал. Подумал, не поехать ли домой -
послать хотя бы два-три часа, и снова устроился за столом. Он вдруг стал
спокоен. Будто высыпал в тетрадку дневника свою тревогу, страх, отчаяние.
Нет смысла в отчаянии. Когда наступит критический момент, не отчаивайтесь,
ждите. Ищите мелочь, деталь, хвостик событий, за который можно ухватиться.
Он распечатал пачку сигарет, третью с утра. Когда дым заклубился
вокруг настольной лампы, как вокруг жаровни с шашлыком, Зернов поднялся и
посмотрел в пустынный ночной переулок. Ровно тридцать лет назад, теплой
летней ночью, он смотрел через зеркальные стекла на серые каменные плиты -
двор "имперской канцелярии".
Ему был двадцать один год. Жизненный опыт: два курса Московского
института иностранных языков и полугодовая спецшкола... На нем был серый
мундирчик с бархатным воротником, лаковые сапоги, пояс с кинжалом,
обручальное кольцо и перстень от мюнхенского ювелира. Усики. Трещали и
лаяли зенитки, в черном берлинском небе торчали желтые столбы
прожекторного света.
Так начиналась его карьера разведчика. Теперь она кончилась. Зернов
был не из тех, кто боится правды. Он потерпел поражение. Как никто, он
знал людские слабости, ибо пользовался слабостями врагов и боролся со
слабостями друзей. Но все же ему было безмерно жаль каждого из трех
миллиардов человек - слабых и сильных, ничтожных и великих и просто
никаких. Всем им грозило нечто страшное, потому что Михаил Тихонович
Зернов не выполнил свой долг. Выпустил Десантников за рубеж. "Мне чересчур
везло все тридцать лет. Уверенность в себе слишком легко переходит в
зазнайство", - подумал он. Проводил глазами такси, въехавшее в переулок со
стороны Садовой. Машина была с областным номером и затормозила у соседнего
дома, в двадцати шагах от подъезда Центра. Машинально отметив это, он
продолжал думать о своем. Почему-то мысли возвращались к юности. Юность
кончилась, когда он шагнул в дверцу "ЛИ-2" и, крутясь в жестком, ледяном
воздухе, стал падать в черную пустоту на берег Эльбы. "Эвих ферлорен либ,
ихь гролле нихьт". Навек потерянная любовь, я не ропщу... Мечтал
переводить Гейне - сделался разведчиком. Потом - контрразведчиком. И
провалил самое крупное свое дело.
Он покосился на телефонный аппарат. Молчит... Совещание "наверху" еще
не кончилось, Было тридцать две минуты двенадцатого.
Опустив руку с часами, Зернов еще раз взглянул в окно. Такси
отъезжало от тротуара, а пассажир шел к подъезду Центра. Он поднял голову.
Бесстрастный огонь уличного фонаря осветил толстые усы и двумя звездами
вспыхнул в стеклах очков.
ПОВОРОТ
- Приятно, когда прогнозы исполняются, - сказал гость. - Я
рассчитывал застать вас, Михаил Тихонович.
Гость сидел на диване. Рядом, не спуская с него глаз, весь
напряженный, пристроился Ганин. Напротив, в кресле, - адъютант Зернова с
пистолетом. Все, как требовала инструкция. Сам Зернов официально
расположился за письменным столом.
Он безразлично кивнул, продолжая изучать лицо гостя, похожее на
восточную каменную скульптуру - узкие глаза с толстыми веками, широкие
