своей редиской. Чрез пару секунд, впрочем, она вылезла из него и с криками:
"Ирод! Рабочий люд не уважаешь!" с силой швырнула в меня два пучка редиски,
один из которых попал мне в лоб и опрокинул навзничь, а второй - как раз
туда, куда я меньше всего бы хотел. Но он, тем не менее, туда попал, от
чего глаза мои вылезли на лоб, а тело скрючило.
- Ах ты, старая карга! - вскричал я, бросаясь на бабку с кулаками. Однако
та на редкость споро и проворно откинула прочь мешок с редиской, который
закрывал ее почти полностью. Оказалось, что рядовые советские
бабки-продавцы редиски носят боевое кимоно и имеют, как минимум, красный
пояс. Пытаясь защититься от боевой бабки, я обнаружил, что в левой руке
держу громадный молот и, когда она с боевым кличем "Хадж-мэ!" побежала на
меня, я, развернувшись, сплеча впаял этим достойным орудием ей прямо между
бровей. Эффект, как бы то ни было, оказался прямо противоположным
ожидаемому - бабка, вместо того, чтобы упасть в лужу крови, мягко
отскочила, как каучуковый мячик и, прыгая, удалилась к горизонту.
Я посмотрел на часы. И не очень удивился тому, что стрелки встали прямо
перпендикулярно циферблату, то есть строго вверх, в небо. Естественно,
определить время по таким часам было очень сложно, но внутренний голос
подсказывал мне, что было тринадцать тридцать шесть.
Мимо прошли восемь человек. Каждый нес под мышкой двоих бумажных Хакимов. Я
подошел к ним.
- Простите, что вмешиваюсь, - сказал я. - Вы не подскажете, что это вы
несете?
- Как это - что? - сказал один из них, негр с голубыми глазами, посмотрев
на меня, как на ненормального. - Бумажных Хакимов.
- А куда? - спросил я, продолжая упорствовать в своем невежестве.
- Да вот, на пароход, - сказал негр. Когда он это сказал, остальные
принялись усиленно кивать.
Да, кстати, я не сказал, что вокруг простиралась пустыня?
- А на какой пароход? - спросил я, вежливо улыбаясь.
- Рейс Антверпен-Антверпен, - сказал негр. Остальные продолжали кивать.
- Так где же мы сейчас? - улыбнулся я.
- В Антверпене, - засмеялся негр.
Группа носильщиков, отсмеявшись, ушла.
Хм, Антверпен, так Антверпен, подумал я. Но разве в Голландии есть пустыни?
- Разве в Голландии есть пустыни? - закричал я в морозный воздух.
- Есть, сынок, есть, - ответила бабка, которая уже успела вернуться и вновь
усесться за свой неизменный мешок.
4. HTTP:\\
Я, наконец, догнал корабль, прыгнул на палубу и уселся у иллюминатора.
Подошел стюард.
- Что желает сэр? - спросил он, услужливо нагнувшись к самому моему уху.
- Сэр желает знать, где он, - неприветливо отозвался я.
- Что желает сэр? - спросил стюард еще раз.
- Я хочу знать, где я! - громко повторил я.
- Что желает сэр? - все так же негромко и с полуулыбкой спросил стюард.
Я посмотрел на стюарда и понял, чтО с ним было не так. У него из спины
торчал огромный ключ для завода, как в старых советских игрушках. Я достал
ключ и положил на пол. Стюард сказал "Кхр" и упал на землю.
- Антверпен, - сказал громкий голос надо мной.
Я огляделся. Мимо прошли негры с Хакимами под мышкой, сошли по сходням на
причал и медленно исчезли где-то вдали. Мимо прошла огромная мокрая собака,
неприятно косящая глазом. Мимо пробежал капитан и с криком "Виват!" прыгнул
в воду, моментально пойдя ко дну. Вперед прошли гардемарины. Я стоял сзади
всех. Внезапно мир повернулся, и я понял, что я теперь спереди. Ко мне
подошла женщина в белой тоге с амфорой, из которой доносился запах
прекрасного вина.
- Оракул, - сказала она, - когда вернется мой муж?
К ней подбежал мальчик. "Да, дяденька," - сказал он, - "когда папа
вернется?"
- Твой папа, мальчик, - сказал я медленно против своего желания, - сейчас
под Троей, но ударится щит Ахилла о земли троянские, протащат Гектора под
стенами Трои, оплетут змеи Лакоона, деревянная лошадь войдет в стойло, и
твой папа вернется. Через девять лет это будет.
Женщина судорожно сжала амфору рукой.
- Он жив, Пенелопа, - сказал я, - не бойся, Телемах, жив он.
- Спасибо, оракул, - сказала женщина, - я поняла.
Они ушли.
Я понял, что мне пора домой.
Я начертил на песке надпись http://www.home.com и нажал на нее рукой.
Вназапно все быстрее мысли промоталось назад, мимо стюарда, мимо негров,
мимо бабки, мимо Хакима, и вот я вновь сижу на кухне и ем раков. Где мои
часы?
5. Девять.
- Вот видишь, сынок, - сказала женщина, показывая на диковинную штуковину,
внутри которой что-то неустанно двигалось, - видишь, вот эта стрелка
пройдет дважды этот круг. Так пройдет день. Она шестьдесят раз пройдет этот
круг - и пройдет месяц. Она должна будет двенадцать раз по шестьдесят
пройти этот круг, и девять по двенадцать, и вернется твой папа.
Глотая какие-то слезы, женщина пошла ткать.
А мальчик нарисовал круг и медленно ходил, осторожно ступая по этому кругу.
Stan
ХОРОШИЙ ДРУГ -- НЕ ПРЕДАСТ. МЕРТВЫЙ ПРЕДАСТ -- БЫВШИЙ ХОРОШИЙ ДРУГ. (из
интернационального фольклора зоны 241667 Коми АССР)
"Гений иль злодейство? Гений! Гений!!!" --
Уж в сотый раз он заклинал, сипя,
Пред зеркалом. Ответствовали тени:
Ты... парень, недостоин сам себя.
Зачем подавлен ты?
ИИИИИДоверившись вину,
ИИИИИИИИИИЗря душу не трави.
Чтоб быть отравленным --
ИИИИИДля зависти одну
ИИИИИИИИИИХотя б причину предъяви.
Story Teller
С помощью этого текста я объявляю войну
1. Опровержение легким дымом: пополудни заходили по тростнику Пепеляев с
Мардониным. Они подлезли под небольшую веточку, расположились у речной
коряги. Написав пожелание окружающим богам, разбили напрочь свои жизни,
разбубенили их смертью.
2. Сплошным утром на следующий день пришел по следам Пепеляев,
староста-старожил далекого значения. Его не очень интересовал вопрос
признательности или неясности, он просто разбирал новизну ощущений. Когда
речь зашла о природных гробах, его стошнило из специального отверстия.
Борис Келлерман
Утро Первого Дня
Леночке...
Впервые он заметил это существо не очень давно. Он стоял... он просто
стоял; это был один из тех немногих моментов, когда ему не надо было ничего
делать, он просто стоял, наслаждаясь приятным днем, а это существо прошло
мимо него. Собственно говоря, он знал это существо уже давно, он даже
раговаривал с ним, иногда просто беседовали, иногда решали какие-то
проблемы и обсуждали важные вопросы. Но именно в этот момент он осознал со
всей отчетливостью и такой пугающей неотвратимостью, что ему стало страшно,
- это не просто существо, хордовое, млекопитающее, ходящее на двух ногах,
разумное - это Женщина! И это Она.
Эта мысль пронзила его насквозь, заставив затрепетать что-то внутри... он
догадывался, что это что-то была его душа, но все-таки душа должна была
трепетать только перед Богом, а Она никак не могла быть таковым, если
рассматривать этот вопрос с точки зрения теософии. Это утверждение
опиралось на многочисленные доказательства, что, однако, не мешало душе
трепетать.
Он застонал; в первый момент он хотел подойти к Ней и сказать те два слова,
что молнией полыхали перед его глазами; но потом он подумал, что, вероятно,
он заболел и в целях нераспространения инфекции он не решился; так или
иначе, ничего хорошего из этого не выйдет; он не подошел.
Теперь он смотрел на Нее другими глазами; не как на существо, коих
множество было вокруг, но как на Женщину; жадно впитывал взором изящные
формы Ее тела; проводил взглядом по полукруглым грудям и стройным бедрам.
Слова лились из него безудержным потоком, заставляя Ее улыбаться, но вряд
ли он понимал, о чем он говорит.
Ночью, глядя в темное звездное небо, он видел перед глазами Ее силуэт;
образ Ее лица словно выжгло на сетчатке его глаза неистовой вспышкой
ядерного взрыва, и сотни и тысячи таких взрывов расцветали грибообразными
облаками в его крови, заставляя ее быстрее обычного струиться по венам и
артериям.
Ласковый шелест деревьев слышался ему голосом этой Женщины, словно вой и
грохот урагана звучал этот голос в его ушах, перекрывая все остальные
звуки, заставляя его забывать обо всем на свете. И тогда во всем мире
существовала лишь звездная тишь и ласковый голос Ее...
Какое-то время он пытался анализировать свои чувства; говорил себе что это
- проделки Дьявола, что Она заставляет его позабыть о Боге; он говорил
своему воображению - нет! но Природа шептала ему на ушко - да... да...,
затуманивая мозг и расслабляя тело.
Прошло совсем немного дней, и он уже не мог думать ни о чем, кроме этого
восхитительно-божественного тела, лица, что затмевало солнечный свет,
нежной коже и стройных волнующих изгибах талии. Ее мягкие пушистые волосы
закрывали от него сияние дня и все прелести мира; Ее голос заглушал все
звуки; в Ее глазах он тонул при каждой встрече словно в бездонном голубом
озере высоко в горах. Каждое Ее прикосновение жгло его как раскаленное
железо.
Тогда он обратился к Богу. Но Бог, видимо, был занят другими делами и не
слышал мольбы его.
Изнемогая в борьбе с самим собой, отступая перед неукротимым голосом
влечения, он не знал, что делать. Молитвы и пост не помогали, Бог не слышал
его.
И тогда, измученный и опустошенный этой титанической борьбой, не желающий
ничего иного из всех прелестей жизни кроме как обнять это нежное тело,
ласкать его под сенью струй и шелестом деревьев; дарить наслаждение и
получать стократ, он сдался. Последний раз взывая к Богу, произнес он
громко:
- Господи! Я не знаю, что мучает меня, дьявольское ли искушение, Твое ли
проклятие! Но неисповедимы Пути Твои и Ты сам сказал детям Твоим: "Се,
земля ваша; плодитесь и размножайтесь и заполняйте ее"!
И не в силах и далее бороться с собой, он подошел к Ней; робко провел рукой
по шелковистой щеке, и, когда Она, изумленная этой неожиданной лаской,
подняла на него свои бездонные глаза, он тихо произнес те два слова, что
жгли и мучали его, лишали покоя и отдыха:
- Люблю тебя...
И увидел он, как затуманились на миг эти глубоко-голубые прекрасные глаза,
как что-то нераспознаваемое мелькнуло в них, обещая наслаждение и счастье
на весь остаток жизни; и Она обняла его своими гибкими как кусты вереска
руками за шею и прошептала тихо на ухо мелодичным голосом, в котором было
все - и грохот литавр, и звон колоколов, и песни жаворонков на заре, и
щебетание соловья:
- Знаю... - и коснулась его губ своими мягкими медовыми губами, погружая
его в пучины наслаждения, что сродни боли где-то внутри, закрывая глаза. И
медленно опустились они на землю; и долго-долго и нежно-нежно любили они
друг друга, даря и получая ласку и нежность; и соединились не только тела,
но и души их также. И упал у него с души тяжелый камень, что невыразимостью
лежал на ней; и понял он - ради этой Женщины и той ласки, что может он
подарить Ей стоит - жить...
И была ночь, и был день, и было утро первого дня...
* * *
На следующий день вернувшийся с уик-энда Бог долго ругался, брызгая слюной:
- На пару дней оставить нельзя, тут же бордель устраивают, разврат творить
начинают !!! - и с позором выгнал Адама и Еву из Рая...
С 1996 S.U.D. Inc.
Комментарии лично мылом...
FireCat
Четверг, 17 декабря 1998
Выпуск 8
/Хотите верьте, призраки, или не верьте,
/<показывает пальцем на тень Моцарта>
/Убив его, себя я обессмертил!
/Теперь, любая нота из Моцарта прозвучит,
/Как и меня все вспомнят. ЛУЧШИЕ
/ПОЭТЫ будут обо мне писать, учти!
/<пытается потрепать Моцарта по щеке>
/С тобой, мой друг, навек мы неразлучны...
/Hoaxer (в Салоне)
Хоть с давних пор всем в мире зависть правит,
Мой скромный друг, умерьте Вы свою печаль --
Вас за такие вирши не отравят.
А жальї
Новый Сальери (из ДК)
В сетях арахнофилии
Цвет ее был, в основном, черным. Ее угольная блестящая короткая шерстка
могла бы красиво блестеть, если бы ее выпихнули под солнечный свет. Но она
обычно предпочитала скрываться в норке и избегала солнечных лучей.
Ходили слухи, что она происходит от какой-то женщины, которая что-то там
искусно пряла... настолько искусно, что ее превратили в восьмилапое
