центру, как и почтовое отделение к Управлению почт. Весь народ преобразуется в
единую трудовую армию, служба в которой обязательна; командующий этой армией
является главой государства.
Второй путь к социализму -- мы можем назвать его "германским" или системой
Zwanyywirtschaft -- отличается от первого тем, что иллюзорно и номинально
сохраняет частную собственность на средства производства, предпринимательство
и рыночную торговлю. Так называемые предприниматели продают и покупают, платят
работникам, берут кредиты и платят проценты. Но они на самом деле больше не
предприниматели. В нацистской Германии их называли управляющими предприятиями
или Betriebsfuhrer [Betriebsfuhrer (нем.) -- руководитель, вождь предприятия].
Правительство диктовало этим мнимым предпринимателям, что и как производить,
по какой цене и у кого покупать, по какой цене и кому продавать. Правительство
назначало тарифы и оклады, а также -- кому и на каких условиях капиталисты
должны доверять свое имущество. Рыночный обмен в этих условиях был чистой
фикцией. Когда цены, заработная плата и процентные ставки назначаются
правительством, они только формально остаются ценами, заработной платой и
процентными ставками. В действительности они превращаются в числовые
коэффициенты, с помощью которых авторитарный порядок определяет доход,
потребление и уровень жизни каждого гражданина. Правительство, а не
потребитель, направляет производство. Властвует центральный совет управления
производством, а все граждане становятся просто служащими государства. Это --
социализм, имеющей внешность капитализма. Некоторые черты капиталистической
рыночной экономики при этом сохраняются, но они означают здесь нечто
совершенно иное, чем в системе рыночной экономики.
Этот факт необходимо выделить, чтобы не путать социализм с интервенционизмом.
Система ограниченной рыночной экономики или интервенционизм отличается от
социализма именно тем, что это все еще рыночная экономика. Власти стремятся
влиять на рынок с помощью административного воздействия, но не стремятся к
устранению рынка вообще. Они хотят, чтобы производство и потребление
изменялись иначе, чем этого требует нестесненный рынок, и стремятся достичь
этого за счет приказов, команд и ограничений, действенность которых
обеспечивается всегда готовым к услугам аппаратом насилия и принуждения. Но
это изолированные воздействия; власти пока еще не планируют соединить
регулирующие меры в интегрированную систему, которая бы полностью
контролировала все цены, доходы и процентные ставки, и которая, таким образом,
сделала бы контроль производства и потребления делом государственной власти.
Однако все методы интервенционизма обречены на провал. Это означает:
интервенционистская политика необходимо ведет к результатам, которые с точки
зрения собственных сторонников менее удовлетворительны, чем положение дел до
вмешательства. Следовательно, эта политика ведет к результатам,
противоположным намечаемым.
фиксированный минимум заработной платы, устанавливается ли он
правительственным декретом или давлением профсоюзов, бесполезен, если он
соответствует рыночному уровню. Но если закон установит минимальную заработную
плату на уровне более высоком, чем это сделал бы неограниченный рынок, то
результатом будет постоянная безработица значительной части потенциальной
рабочей силы.
Правительственные расходы не способны создавать дополнительные рабочие места.
Если правительство финансирует соответствующие расходы за счет налогов или за
счет займов, оно, тем самым, уничтожает столько же рабочих мест, сколько и
создает. Если правительственные расходы финансируются за счет займов у
коммерческих банков, это ведет к кредитной экспансии и инфляции. Если в
результате этой инфляции цены на сырье и материалы будут расти быстрее, чем
номинальная заработная плата, безработица сократится. Но сокращение
безработицы означает всего лишь, что реальная заработная плата уменьшается.
Врожденные свойства капиталистической эволюции определяют постепенный рост
реальной заработной платы. Причиной является последовательное накопление
капитала и совершенствование технологии производства. Нет иного способа
поднять уровень заработной платы для всех желающих, чем увеличить
инвестированный капитал в расчете на одного занятого. Как только прекращается
накопление дополнительного капитала, исчезает и тенденция к росту реальной
заработной платы. Если вместо приращения начинается проедание капитала,
реальная заработная плата начинает неизбежно падать, и так до тех пор, пока не
будут устранены препятствия к дальнейшему приращению капитала.
Правительственные меры, которые замедляют накопление или ведут к проеданию
капитала -- как, например, конфискационное налогообложение, пагубны для
жизненных интересов рабочих.
Кредитная экспансия может вызвать временный бум. Но такое кажущееся
процветание неизбежно кончается общим упадком торговли, кризисом.
Едва ли можно утверждать, что экономическая история последних десятилетий не
оправдала пессимистических прогнозов экономистов. Наше время обречено на
великие экономические потрясения. Но дело не в кризисе капитализма. Это кризис
интервенционизма, кризис политики, созданной для совершенствования
капитализма.
Ни один экономист никогда не рисковал утверждать, что интервенционизм может
привести к чему-нибудь, кроме несчастья и хаоса. Защитники интервенционизма --
в первую очередь, последователи прусской исторической школы, и американские
институционалисты -- не были экономистами. Напротив. Для реализации своих
замыслов, они всегда отрицали, что на свете есть такие вещи, как законы
экономики. По их мнению, правительства вольны стремиться к любым целям, не
связывая себя знанием о закономерности экономических явлений. Подобно
германскому социалисту Фердинанду Лассалю, они полагали, что государство и
есть Бог. [Лассаль Фердинанд (1825--1864) -- немецкий социалист, видный
деятель германского рабочего движения. В социалистической концепции Лассаля
едва ли не решающая роль отводилась государству. Государство, по Лассалю, даже
в современной ему бисмарковской Пруссии могло и должно было стать
организатором и инвестором социалистических производственных ассоциаций
трудящихся.]
Интервенционистам не свойственно подходить к анализу экономических вопросов с
научной беспристрастностью. Большей частью ими руководит завистливое
недоброжелательство к тем, кто их богаче. Такая предубежденность лишает их
способности видеть вещи, как они есть. Для них главное -- не улучшение
жизненных условий населения, но борьба с предпринимателями и капиталистами,
даже если эта политика пагубна для большинства.
В глазах интервенционистов само существование прибыли есть беззаконие. Они,
рассуждая о прибыли, не учитывают ее противоположности -- убытков. Они не
сознают, что прибыль и убыток -- это инструменты, посредством которых
потребитель держит под жестким контролем всю активность предпринимателей.
Именно прибыль и убыток делают потребителя высшей властью в хозяйстве.
Абсурдно противопоставлять производство для прибыли и производство для
потребления. На нестесненном рынке прибыль можно получать только снабжая
потребителей требуемыми товарами и услугами, и при этом -- самым лучшим и
дешевым способом. Прибыль и убыток перемещают материальные факторы
производства из рук неэффективных в пользу более эффективных производителей.
Такова их социальная функция: делать в хозяйственной жизни более влиятельным
того, кто наилучшим образом производит желаемое людьми. Потребители страдают,
когда законы страны не позволяют самым эффективным предпринимателям расширять
свое дело. Именно успешное удовлетворение массового спроса сделало некоторые
предприятия -- "большим бизнесом". Антикапиталистическая политика саботирует
деятельность капиталистической системы рыночной экономики. Провал
интервенционизма вовсе не свидетельствует о необходимости перехода к
социализму. Он просто говорит о тщете интервенционизма. Все те беды, которые
самодельные "прогрессисты" толкуют как свидетельство краха капитализма, есть
результат предположительно благотворного вмешательства в работу рынка. Только
невежды, ошибочно отождествляющие интервенционизм и капитализм, могут
полагать, что в социализме спасение от этих бед.
Диктаторский характер интервенционизма
МНОГИЕ защитники интервенционизма шалеют, когда им говоришь, что их позиция
усиливает антидемократические и диктаторские силы, играет на руку
тоталитарному социализму. Они защищаются, заявляя о себе как об искренних
поклонниках демократии и врагах тирании и социализма. Они стремятся только к
улучшению положения бедняков. Ими движут только любовь к социальной
справедливости и стремление к более справедливому распределению дохода. И все
это только ради сохранения капитализма и его политической надстройки или
суперструктуры, а именно: демократического правительства.
Чего эти люди не способны осознать -- это, что предлагаемые ими меры не
способны привести к желаемым благим результатам. Напротив, они порождают такое
состояние дел, какое -- с точки зрения их защитников -- много хуже
изначального, которое пытались улучшить. Если правительство, столкнувшись с
крахом первого вмешательства, не готово вернуться к свободной экономике и
позволить рынку выправить ситуацию, оно должно будет наращивать цепь
ограничений и регулирования. По этому пути шаг за шагом оно дойдет до того,
что все экономические свободы индивидуума исчезнут. При этом и возникнет
социализм на германский манер, Zwangswirtschaft нацистов.
Мы уже поминали случай с минимальной заработной платой. Пойдем дальше и
проанализируем типичный случай контроля цен.
Если правительство стремится обеспечить бедных детей молоком, оно должно
купить молоко по рыночной цене и затем продать его подешевле; убытки можно
покрыть за счет налогов. Но если правительство просто установит цену молока на
уровне ниже рыночного, результаты окажутся противоположными целям
правительства. Слабейшие производители, чтобы избежать убытков, прекратят
производство и торговлю молоком. Молока на рынке станет меньше, а не больше.
Это совсем не то, к чему стремилось правительство. Оно ведь вмешалось потому,
что считало молоко жизненной необходимостью. Оно не хотело ограничивать его
производство.
Теперь правительство оказывается перед выбором: либо отказаться от намерений
контролировать цены, либо добавить к первому декрету второй -- зафиксировать
цены факторов производства, необходимых для производства молока. Тогда эта же
история повторится. Правительству придется зафиксировать цены тех факторов
производства, которые необходимы для производства молока. Так, правительству
придется идти все дальше, фиксируя цены всех факторов производства -- цены
труда и материалов -- и принуждая каждого предпринимателя и каждого рабочего
продолжать трудиться при этих ценах и заработной плате. Ни одна ветвь
производства не сможет избежать всеохватывающего определения цен и заработной
платы. Если исключить из этого круга какие-либо производства, они начнут
стягивать к себе труд и капитал, а в результате сократится производство тех
товаров, для которых цены установлены правительством. Это и будут те самые
производства, которые правительство сочло особенно важными для удовлетворения
потребностей населения.
Но когда достигнуто состояние всестороннего контроля хозяйственной жизни,
рыночная экономика оказывается вытесненной системой плановой экономики,
социализмом. Конечно, это не социализм, при котором непосредственное
управление каждым предприятием осуществляет правительство, как в России, это
-- социализм на германский или нацистский манер.
Многие были восхищены предполагаемым успехом политики контроля цен в Германии.
При этом говорилось: достаточно быть столь же безжалостным и грубым как
нацисты, и политика контроля цен станет вполне осуществимой. Эти люди, готовые
в борьбе с нацизмом использовать его же методы, не поняли того, что нацисты
