Сначала тихий, потом громче. Вошел Дорло, взгляд его выражал недовольство.
- Господин должен знать, что такие крики, которые слышны даже на
кухне, очень вредны. Советую вам, идите спать. Возможно, во сне вы сможете
забыть о наших бедах.
Вэньон спокойно принял упрек и, я полагаю, воспользовался удобным
предлогом, чтобы избежать новых вопросов. Он сказал мне:
- Дорло прав. И если вы не возражаете, я покину вас. За последнее
время здоровье мое пошатнулось... Дорло подаст все, что вы пожелаете. Но
сначала... - он повернулся к Дорло, - где молодой господин? В своей
комнате и... он спокоен?
- Да, в своей комнате. Но если исходить из реальности, его комната не
совсем спокойная. В ней опять слышатся шумы, хотя и не такие громкие.
От этих слов у меня опять защемило сердце, хотя ничего нового я не
услышал. Но в моем сознании шалости полтергейста были связаны с Раулем. И
их продолжение удручало меня.
- Спокойной ночи... - пожелал Вэньон.
Я смертельно устал, но все-таки еще немного задержался в библиотеке.
В самом деле, чему я мог верить, а чему - нет? Ясно, что последние
рассуждения моего хозяина нужно отбросить как мрачную и отвратительную
чепуху. Но потом я сам столкнулся с тем, что явно противоречило этому
утешительному выводу.
Когда попивая бренди, я анализировал сказанное Вэньоном, мой взгляд
упал на том, который он начал снимать с полки, и потому слегка выдвинутый
из ряда книг. Я взял его в руки.
Называлась книга банально: "Легенды древности".
Я пробежал глазами одну-две случайно открытые страницы и остановился
на словах: "...то есть мертвые восторжествуют над живыми".
Меня охватил холодок удивления, вызванного не внезапностью, а мрачным
подтверждением. Я поспешил поставить книгу на место. "Мертвые
восторжествуют над живыми", - так было написано. Дальше читать я не хотел.
Ведь это было окончанием того отрывка, что приснился мне несколько недель
назад, когда я видел свою жену, державшую книгу перед отсутствующим
лицом...
Не знаю, чему я был обязан своим оптимизмом. Покидая Англию, я
рассчитывал скоро вернуться вместе с сыном. Конечно, я имел законное право
заставить его ехать домой. Но если он все же оттолкнет меня, и окажет
физическое сопротивление, возникнут затруднения. Задача окажется, мягко
говоря, трудновыполнимой. Утром после моего приезда, и даже весь следующий
день, еще я пытался поговорить с ним. Но либо его комната была на запоре,
либо никто не отвечал. Когда же я замечал его на ступеньках лестницы или
внизу, он улепетывал от меня.
- Где он кушает? - спрашивал я, поскольку он не появлялся за нашим
столом. Оказалось, что периодически он делает набеги на кладовую и уносит
свою добычу в поле. Ни Вэньон, ни его домочадцы не контролировали действия
Дэни. Но даже если бы и так, я все равно не мог доверить им контроль от
своего имени. Что касается слуг, они вели себя отчужденно. Их полнейшая
скрытность свидетельствовала о том, что им, очевидно, запретили
сплетничать со мной. Как хотелось, чтобы Годерих сейчас был здесь! Но не
мог же он по моему сигналу бросить своих пациентов, да и к тому же услуги
Годериха отнюдь не были подарком.
Как я и предполагал, Дэни удалось отплыть их Бриксхема на рыболовном
судне. Утверждать, что он приехал с моего разрешения, он не мог и,
конечно, знал, что я буду его преследовать. Но сомневаюсь, что, кроме
безрассудной решимости во что бы то ни стало воссоединиться с Раулем, у
Дэни был конкретный план действий. Он старался избегать Вэньона и, как я
понял, встречался только с Дорло. А вот, в свою очередь, обо всем
докладывал хозяину.
Вот такая веселая история... В полицию Винчестера я отправил
телеграмму, где дал понять, что в некоторой степени удовлетворен их
ошибкой.
К сожалению Сэньон не оказывал мне почти никакой помощи. Либо он был
действительно болен, либо делал вид, что не желает принимать участие в
моей "травле". Ой никогда не завтракал со мной, а после обеда извинялся и
сразу же уходил. После того разговора в первый вечер он не сказал мне
ничего серьезного по поводу нашей общей проблемы.
Предоставленный самому себе, я бесцельно бродил по имению и ближайшим
деревням, изредка здороваясь с встречными крестьянами. Но чаще всего я
никого не встречал, так как выбирал безлюдные тропы. Осенние дни были
пасмурными. И когда проглядывало солнышко, я гулял дольше, направляясь к
плоской вершине, возвышавшейся над скалистой грядой на севере.
Однажды после полудня - это было на четвертый или пятый день моего
пребывания - я направился как раз в ту сторону. Было около трех часов. Я
шел, не обращая особого внимания на то, куда иду. Просто брел, отягощенный
мрачными думами, пищи для которых было предостаточно.
Да, положение казалось фантастическим. Неточное описание ситуации
могло бы вызвать недоверие. Но ведь вся эта история была реальной. То есть
я знал: все, что видел своими глазами происходило на самом деле. Что
касается остального - грубых полупрезрительных высказываний Вэньона, на
этот счет у меня были суждения. Вэньон болен. Его недуг отразился и на
печальном состоянии его гибнущего имения. Замок стал ветхим. Персонал либо
разбежался, либо был уволен. Остался лишь неуклюжий парень. Почему,
например, ушел пользовавшийся доверием Флебар? Мое сердце наполнилось
тревожным предчувствием. Не мог ли Вэньон - дьявольское предположение
поразило меня - не мог ли он в первый раз пригласить Дэни в замок или
заполучить его любым другим путем, чтобы обезопасить своих детей? Не было
ли все это продиктовано стремлением вызвать и развить чудовищную близость
между Раулем и моим сыном?.. Однако я отверг столь страшное предположение
как слишком надуманное. Очевидно, мое воображение зашло слишком далеко,
если я допустил такую мысль...
Внезапно я очнулся от своих мрачных дум и огляделся вокруг. Местность
была мне знакома и пустынна. Маленькая полуразрушенная церквушка или
часовня около кладбища усиливала атмосферу пустынности. Без всякой цели,
не из праздного любопытства, а просто так, в силу душевного опустошения я
набрел на кладбище и пошел вдоль могил. Невдалеке я заметил человека
направлявшегося ко мне,
Около кладбищенской стены я замедлил шаги. Земля для новых
захоронений здесь на использовалась, а могилы были неухоженными, заросли
ежевикой и обычной густой травой. То здесь, то там мелькали даты
захоронений: 1830, 1813, 1770... Внезапно меня привлекла одна надпись. В
верхней части крупного камня, так же, как другие, поросшего лишайником,
покосившегося от непогоды, было выбито "Приваче". Ниже можно было
разглядеть: Рауль. Умер в 1873.
Я услышал шаги. Это был тот самый человек, которого я видел на
дороге. Он был, возможно, мелким торговцем или фермером. На меня и могилу
посмотрел хмуро, с явным неодобрением.
Дернув головой, он спросил:
- Месье, очевидно, знает, чья это могила?
В замешательстве я пробормотал:
- Да, я... знаю. Нет, я не могу... Я хочу сказать, что это имя одного
известного мне человека.
Человек сделал шаг назад, перекрестился и холодно произнес:
- Ладно... надеюсь, месье известно, что это нехорошее имя... Будьте
здоровы, сударь.
После этого он стал медленно удаляться. Подчиняясь внезапному
импульсу, я догнал его.
- Почему, кто, кто это был? - спросил я. - Он был преступником или...
Голос у меня дрожал. Человек внимательно посмотрел на меня, и мне
показалось, что нас прошило током.
- Нет, месье. При жизни он не был преступником, но... Он замолчал,
потом пальцем указал на дату. - Это, месье, год его смерти. Здесь, на
камне. Вроде все правильно. Мой отец был сельским старостой и все об этом
помнил. Да я сам видел запись о его смерти в журнале церковного прихода.
Больше ничего сказать вам не могу, кроме того, что он умер почти
восемьдесят лет назад, в 1873 году...
Он вновь перекрестился и ушел. На этот раз я не стал его
останавливать. Я был просто в панике. Казалось бы, мой разговор должен был
подготовить меня к новому удару. Но я склонен был рассматривать большую
часть его суждений как бред сумасшедшего. К тому же он вероятно сожалел о
сказанном. Теперь же история, поведанная другим человеком, приобрела новое
содержание и вес. Меня охватило леденящее душу дыхание беды, способное
лишить разума и психического равновесия. Рауль, если это был он... умер
восемьдесят лет назад... Что же заставило этого рассудительного гражданина
так подозрительно и осуждающе говорить со мной?
Подождав, пока он не скроется из вида, я поспешил в замок.
В тот же вечер я получил согласие Вэньона просить Годериха в
ближайшее время приехать сюда и присоединиться ко мне. Шесть дней я провел
здесь без всякой пользы. Сын упорно продолжал избегать меня и как можно
больше времени проводить вне дома. Я даже не знал конкретно, где и когда
он ест. До бесконечности продолжаться так не могло. Его необходимо было
как-то увезти. Но я сомневался в том, что смогу сам притащить его домой.
Другой путь - обратиться за помощью к полиции - французской или
британской. Свое послание Годериху я составил в весьма решительных
выражениях и отправив его, почувствовал некоторое облегчение.
Меня терзали тревожные мысли, а находка этой могилы оставила ужасный
след. Странное поведение незнакомого человека, заговорившего со мной, его
подозрительные и испуганные взглядами, необъяснимая сдержанность все это
повергло меня в полную растерянность и настоящий страх.
Тем временем Дэни я видел лишь мельком. Вэньон, предупредивший меня,
что Денис будет стараться вновь оказаться с ним, предложил свое содействие
нашему примирению. Но я на это не надеялся. Он совершенно не знал, чей
мальчик занимается весь день, спит ли он в прежней комнате, хотя я был
уверен в этом, когда ест, купается или меняет одежду. Что касается чистых
сорочек, носков и нижнего белья, то их я привел и передал Дорло. Потом
узнал, что все это используется. В целом же, Дэни вел здесь жизнь
полубродяги. Замок он использовал лишь как базу или штаб-квартиру, откуда
делал набеги на сельские районы.
Между тем на следующее утро я узнал кое-какие новости о своем сыне.
Правда они были не утешительными, но все же более подробными, чем прежние
сообщения. Дорло сказал, что в последнее время Дэни подолгу находится в
восточном крыле замка, около башни. На мой вопрос, что он там делает,
Дорло пожал плечами. - Кто знает. Я видел, как он читал и резал ножом
дерево...
- Сейчас он там?
- Нет, месье. Это было вчера и позавчера. А сегодня утром он ушел.
Этот разговор состоялся во время моего завтрака, который я всегда
проводил в одиночестве. Мой хозяин предпочитал, чтобы ему приносили еду в
спальню. После завтрака я написал короткое письмо моей верной Дженни, с
которой пару дней назад говорил по телефону. Она сообщила, что дома все в
порядке, что она и Клара надеются, что мы оба очень скоро вернемся.
Чтобы отправить письмо, я пошел на почту. Проходя через подворотню, я
был поражен запущенностью замка. Он выглядел так, будто страдал
смертельной и быстро прогрессирующей болезнью. Да, болезнь подкосила и
тех, кто здесь проживал, подумал я. Полковник Хэпгуд не был исключением!
Пусть я был здесь лишь временным жильцом, гостем, но, направляясь за
границу, чувствовал: что-то нехорошее, присущее этому дому, обязательно
коснется и меня. Местные крестьяне воспринимали меня неприязненно. Для них
я был носителем чего-то страшного, угрожающего. Когда накануне в небольшом
