Бронзини, с яркой повязкой на голове, был снят в профиль. В подписи под
плакатом "Бронзини в роли Гранди" последнее слово было перечеркнуто, и
вместо него подписано "Гада".
- Что это, черт возьми, значит? - взревел Бронзини.
- Профсоюз, - объяснил Исудзу. - Они протестуют.
- Будь они прокляты! Но мы же снимаем фильм, который одобрен
профсоюзом!
- Да, конечно. Японским профсоюзом.
- Послушайте, Джиро, я не могу принимать участие в подобных съемках.
Мое доброе имя втопчут в грязь. Я ведь друг и герой рабочего класса!
- Так было до "Ринго-5", когда Ринго убил соперника во время
боксерского матча. Но в Японии вы все еще супергерой. Ваше будущее там, а не
здесь. Американцы устали от вас.
Бронзини уперся руками в бока.
- Не виляйте, Исудзу. Почему бы нам не поговорить начистоту?
- Извините. Не понимаю. Я и так говорить начистоту.
- Вы не понимаете! Хорошо, тогда я объясню: я не стану отказываться от
всего, что связывают с моим именем. Ведь я Бартоломью Бронзини, ожившая
мечта миллионов американцев, богатых и бедных.
- Эти люди тоже американцы, - возразил Исудзу, показывая на марширующих
пикетчиков. - Но они не называют вас героем.
- Потому что они считают, что я их предал. Но я не стану этого делать.
Все, с меня довольно, - решительно сказал Бронзини и взялся за руль
мотоцикла.
- Шварценеггер снимется за меньшие деньги, - бросил ему вслед Исудзу, -
и, наверное, сделает это лучше.
- Ну и договаривайтесь с этим олухом из Шварцвальда, - огрызнулся
Бронзини.
- Так мы и сделаем. А гонорар заплатим ему из денег, которые вы
выплатите нам по судебному иску.
Уже закинув одну ногу, чтобы влезть в седло, Бронзини так и застыл на
месте. Казалось, что он вдруг решил изобразить собаку, которая после долгого
воздержания решила облегчиться у ближайшего столба.
От одной только мысли, что Шварценеггеру заплатят из его собственного
кармана, Бронзини так и передернуло. С явной неохотой он опустил ногу и
вернулся к невозмутимо поджидавшему его японцу. На обычно непроницаемом лице
Джиро Исудзу промелькнуло что-то, весьма похожее на удовлетворение.
- Теперь вы понимать?
- Похоже, мы с вами не сработаемся, Джиро.
- Наш офис в этом отеле. Нужно идти туда - много телефонных звонков,
много работы, если мы хотим, чтобы съемки начались по графику. - У Джиро это
слово выходило как "си-омки".
Бронзини посмотрел в сторону демонстрантов, окруживших вход.
- Мне никогда еще не приходилось прорываться через пикеты.
- Тогда мы использовать задний ход. Пойдемте.
Джиро Исудзу двинулся к гостинице, вслед за ним потянулась остальные
японцы. Бронзини еще раз поглядел на пикетчиков, настолько увлеченных
выкрикиванием лозунгов, что от их внимания ускользнуло столь близкое
соседство с объектом их претензий.
Не привыкший отступать, когда ему брошен вызов, Бронзини решил, что
попытается их урезонить. Он уже направился к пикетчикам, как вдруг один из
них, здоровенный детина, заметил его.
- Эй, а вот и он! - закричал этот человек. - Стероидный Жеребец
собственной персоной. Бронзини!
Со стороны толпы послышались свист и улюлюканье.
- Уууу! - кричали оттуда. - Бронзини, убирайся обратно в Японию!
- Выслушайте же меня! - попытался перекричать их Бронзини, но его голос
потонул во всеобщем шуме. Пикетчики - члены Международного Союза
Кинематографических Работников - истолковали гневное выражение лица Бронзини
по-своему.
- Слышали, как он нас назвал? - с негодованием прокричал кто-то.
Это выкрик оказался последней каплей. Толпа двинулась на вперед.
Бронзини остановился и сложил руки на груди. Он не двинется с места. В
конце концов, на что они способны?
Как выяснилось секундой позже, самое большее, на что хватило
пикетчиков, это окружить его плотной кричащей толпой.
- Долой Бронзини! У бамбино-колосса оказались глиняные ноги!
- Послушайте же! - кричал Бронзини. - Я просто хочу обсудить с вами все
это. Думаю, мы могли бы прийти к компромиссу.
Он ошибался. Никто его и не слушал. К гостинице уже подъезжали
телеоператоры, чтобы запечатлеть, как знаменитого Бронзини взяли в заложники
три десятка демонстрантов, вооруженных одними плакатами.
Увидев, что их снимают, один из пикетчиков крикнул: "Вот, глядите!", и
с силой хлопнул Бронзини своим транспарантом. Деревянная ручка, ударившись о
плечо актера, переломилась пополам. Он почти не почувствовал удара, но дело
было не в этом. Суровое детство Бартоломью Бронзини прошло в итальянском
квартале, где подставивший другую щеку мог легко поплатиться жизнью.
Поэтому Бронзини уложил обидчика мощным ударом справа.
Демонстранты, ошалев, яростно бросились вперед, и Бронзини не замедлил
ответить ударом на удар. Один за другим он укладывал своих противников на
асфальт перед гостиницей. Его типично итальянское лицо исказила ухмылка -
вот это то, что надо. В драке Бронзини чувствовал себя, как рыба в воде.
Тем не менее, расквасив очередной нос, он засомневался, на чьей стороне
будет, в конечном итоге, перевес.
Все его сомнения разрешились, когда из фойе на улицу высыпала толпа
японцев. Часть из них, очевидно, телохранители, услышав возбужденные крики
Джиро Исудзу, вытащила из-за пазухи пистолеты.
- Остановите их! - верещал Исудзу. - Защищайте Бронзини! Живо!
Телохранители бросились вперед, и толпа моментально обрушилась на них.
Бронзини попытался прорваться вперед, но противников было слишком много. Он
схватил одного из пикетчиков за горло, и в этот момент прозвучал выстрел.
Человек, которого железной хваткой держал Бронзини, дернулся и обмяк. Когда,
упав, он ударился об асфальт, в голове у него что-то хрустнуло.
- Какого дьявола! - завопил Бронзини. - Кто стрелял? Кто это был?
Ответ он получил через несколько секунд, когда, почувствовав, что
кто-то тянет его за ремень, обернулся, и увидел одного из
телохранителей-японцев.
- Пусти, - рявкнул Бронзини. - Не видишь, он тяжело ранен!
- Нет, идите за мной.
- Я сказал пус...
Бартоломью Бронзини так и не успел договорить, потому что земля и небо
внезапно поменялись местами, и он понял, что лежит на спине. От резкого
удара у него перехватило дыхание, и Бронзини подумал, что наверняка
схлопотал шальную пулю. Затем, под звуки не прекращающихся выстрелов, его
приподняли и потащили в сторону поджидавшего их микроавтобуса, который тут
же понесся прочь от гостиницы.
- Что это было? - ошеломленно спросил он у нависавшего над ним Джиро
Исудзу.
- Дзюдо. Так было нужно.
- Твою мать...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Когда Римо добрался на такси до своего обиталища в городке Рай, штат
Нью-Йорк, уже светало.
Расплачиваясь, он вручил водителю хрустящую стодолларовую бумажку.
- С Рождеством, - сказал Римо. - Сдачи не надо.
- Эй, тебе тоже счастливого Рождества, приятель. По-моему, ты неплохо
запасся к празднику.
- Да нет, просто с меня не требуют отчета о расходах на службе.
- Все равно спасибо, - поблагодарил, отъезжая, водитель.
В Рае снегопада не было. Буря, засыпавшая снегом все северо-западные
штаты, прошла здесь днем раньше. Тротуары уже вычистил маленький бульдозер,
оставивший кое-где характерные отпечатки гусениц.
Однако дорожка, по которой нужно было пройти Римо, все еще лежала под
слоем снега.
Задержав дыхание, Римо поставил ногу на корку, образовавшуюся поверх
сугроба. Его руки, казалось, слегка приподнялись, как будто наполнившись
каким-то легким газом, вместо обычной плоти и крови.
Римо шел по тонкому слою наста, ни на миллиметр не проваливаясь внутрь.
Он чувствовал себя не тяжелее перышка. Да он и в самом деле был перышком -
он думал и действовал так же, как оно, и поэтому покрывавшая снег корка
реагировала на него не больше, чем на клочок пуха.
Когда Римо вошел в дом, на лице у него появилось выражение, которое
бывает обычно у людей, весь вечер шлепавших в носках по грязи, а вовсе не
удовлетворение человека, только что справившегося с фактически непосильной
задачей.
Даже тот факт, что впервые после своего вступления в организацию он мог
вернуться не в отель, а в свой собственный дом, не подняло Римо настроения.
В гостиной, щеголявшей голыми стенами, из мебели был только широкоэкранный
телевизор, и перед ним на полу две соломенных циновки.
Почему-то, эта обстановка не выглядела домашней.
В спальне, куда направился Римо, тоже было почти пусто. В одном из
углов на полу был расстелен матрас, а его личный гардероб, состоявший из
шести пар штанов и нескольких черных и белых маек, лежал, аккуратно
свернутый, в шкафчике. Кроме этого, под пустой вешалкой валялось несколько
пар итальянских кожаных мокасин ручной работы.
Из второй спальни доносились монотонные, протяжные, словно крики диких
гусей осенью, звуки.
- Грррррхммм!
- Хнннннкккк!
Храпит, подумал Римо.
Спать ему не хотелось совсем, поэтому, развернувшись, Римо направился к
двери.
Несколько минут спустя, в круглосуточной аптеке, он поинтересовался у
продавщицы, принимают ли здесь кредитные карточки, и, когда та кивнула,
направился прямо к полке с рождественскими украшениями. Такое количество
гирлянд, мишуры и леденцов на палочке за один раз было явно не унести,
поэтому Римо просто взялся обеими руками за полку и потянул на себя.
Раздался громкий треск.
Держа в руках полку, он подошел к кассе.
- О Господи! - охнула продавщица.
- Запишите все это мне на карточку, - попросил Римо бросая на стойку
пластиковый квадратик.
- Вы сломали полку!
- Точно. Прошу прощения. Добавьте это к счету.
Выйдя на улицу, Римо положил полку на крышу своего Бьюика и, открыв
багажник, ссыпал свертки внутрь. Затем он засунул полку сбоку, рядом с
пустыми канистрами, и сел за руль.
Следующую остановку он сделал у огороженного участка, рядом с которым
виднелась вывеска "Подержанные автомобили. Рождественские елки. Распродажа".
Торговля еще не началась, так что у Римо было достаточно времени, чтобы
внимательно осмотреть товар. Первая симпатичная елка была слишком высока для
его гостиной, когда он взялся за вторую, в руках осталась горсть сухих
иголок.
Перепробовав все имевшиеся в наличии елки, Римо пришел к заключению,
что если подержанные автомобили здесь в таком же состоянии, то водители
вскоре начнут вымирать, как динозавры.
- Да, в наши времена никто уже не уважает Рождество, - проворчал Римо,
поднимая, одно за другим, деревья, и резким движением обрывая ветки.
Уходя, он оставил записку: "Слишком увлекся благодаря царящей здесь
праздничной атмосфере. Извините. Можете прислать счет". Ни имени, ни адреса
в записке указано не было.
После этого возмущенный Римо отправился на поле для гольфа,
раскинувшееся прямо у него за домом. Пробираясь сквозь еловую поросль, он
выбрал молодое деревце, и, присев на корточки, принялся ощупывать рядом с
ним землю, чтобы понять, в какую сторону идут корни. Как только
обнаруживалось слабое место, Римо ребром ладони перерубал корень.
Когда он закончил, вырвать елку из промерзшей земли было ничуть не
труднее, чем сорвать ромашку. Положив деревце на плечо, как заправский
лесоруб, Римо пошел к дому. Мастерски затащив свою ношу через дверь, он
ухитрился потерять всего три иголки.
Елку Римо поставил в углу. Несмотря на отсутствие опоры, дерево стояло
прямо - он специально расправил торчащие во все стороны корни, образовавшие
естественную подставку.
