И его любовь проявилась бесстрашно, как и ее. Он обнял ее.
Их губы встретились - и боги-судьи были забыты!
Тогда снова заговорил Набу.
- В этих двоих пламя, которое никто, кроме Иштар, не может погасить;
и вряд ли даже она сможет.
При этих словах Зарпанит отвела руки своего возлюбленного, подошла к
сиянию, скрывавшему Иштар, поклонилась и обратилась к ней:
- Да, о мать, разве ты не мать огня, который мы зовем любовью? Разве
не ты создала любовь и, как факел, утвердила ее над хаосом? И разве ты не
знаешь, какова сила любви? Любовь, созданная тобой, пришла незваной в этот
храм, в мое тело, которое было твоим и все еще им остается, хотя ты от
него отказалась. Разве моя вина, что любовь оказалась такой сильной, что
взломала двери твоего храма; разве моя вина, что любовь ослепила меня и
дала видеть лишь того, на ком она сияет? Ты создательница любви, о Иштар и
если ты хотела, чтобы ее можно было победить, почему ты сделала ее такой
могучей? И если любовь стала сильнее, чем ты ее создавала, можно ли винить
нас, мужчин и женщин, если даже ты не можешь справиться с нею? И даже если
любовь не сильней тебя, ты сделала ее сильней человека.
Молчание богов нарушил повелитель Набу.
- В ее словах правда Огонь, который горит в них, известен тебе лучше,
чем нам, о Иштар. Поэтому отвечать должна ты.
Из-за сверкающей вуали донесся голос богини, мягкий, но в то же время
гневный:
- Есть правда в том, что ты говоришь, Зарпанит, которую я некогда
называла дочерью. Из-за этой правды я сдержу свой гнев. Ты спрашиваешь,
сильнее ли любовь меня, ее создательницы. Мы узнаем это! Ты и твой
возлюбленный будете жить в некоем месте, открытом только для вас. Вы вечно
будете вместе. Вы сможете смотреть друг на друга, глаза ваши будут
встречаться - но никогда руки или губы! Вы сможете говорить друг с другом
- но никогда об этом пламени, называемом любовью! Ибо когда оно вспыхнет и
повлечет вас друг к другу, я, Иштар, вселюсь в тебя, Зарпанит, и вступлю с
нею в бой! И это будет не знакомая тебе Иштар. Это будет та моя ипостась,
которую люди называют Гневной, Уничтожителем, - она овладеет тобой. И так
будет до тех пор, пока пламя ее в тебе не погаснет!
Голос Иштар смолк. Остальные боги сидели молча. Потом и тьмы алтаря
Нергала донесся голос повелителя смерти!
- Так говоришь ты, Иштар! А я, Нергал, говорю тебе - я с этим
человеком, моим жрецом. Не могу сказать, что я им недоволен: благодаря ему
я так близко заглянул в твои глаза, о мать жизни! - тьма задрожала от
хохота. - Я буду с ним и встречусь с тобой, Иштар-Разрушительница! Да, с
искусством, достойным твоего, и с силой, не меньшей, чем твоя, - пока я, а
не ты, загашу это пламя. Потому что в моем жилище такого пламени нет - и я
погашу его, чтобы моя тьма не испугалась, когда эти двое наконец попадут
ко мне!
И снова хохот сотряс черное облако, а сияние, скрывавшее богиню,
задрожало от ее гнева.
А мы трое слушали в отчаянии - наши несчастья усугублялись, когда мы
слышали этот разговор Темного Безрогого с Матерью неба.
Снова послышался голос Иштар, еще тише:
- Да будет так, Нергал!
Остальные боги продолжали молчать; и мне показалось, что за своими
покровами они искоса смотрят друг на друга. Наконец послышался
бесстрастный голос Набу:
- А как эта другая женщина?..
Нетерпеливый ответ Иштар:
- Ее судьба будет связана с судьбой Зарпанит. Она будет в свите
Зарпанит, там, куда она отправляется.
Снова голос Набу:
- Жрец Кланет - он свободен?
- Что Разве у Алусара не будет своей свиты? - насмешливо спросил
Нергал. - Нет, Кланет и другие будут с Алусаром.
И снова мне показалось, что боги поглядывают друг на друга; потом
Набу спросил:
- Так ли, Иштар?
И Иштар ответила:
- Да будет так!
Ду-аззага потемнела, мы были одни.
Проснувшись, мы оказались на этом корабле, в этом странном море, в
странном мире, и все, что провозгласили боги в Ду-аззаге, осуществилось. С
Зарпанит и мною были пять храмовых девушек, которых она любила. А с
Алусаром был Кланет и свора черных жрецов. У нас были гребцы, крепкие
храмовые рабы, - по двое на каждое весло. Корабль был прекрасен, и боги
позаботились, чтобы в нем было все необходимое.
На мгновение в глазах ее вспыхнуло пламя гнева.
- Да, - сказала она, - добрые боги устроили нас удобно - и спустили
этот корабль в странное море этого странного мира как поле битвы любви и
ненависти, как арену, на которой сражаются Гневная Иштар и Темный Нергал,
как камеру пыток для своих любимых жрицы и жреца.
Зарпанит проснулась в этой каюте - с именем Алусара на устах. Она
выбежала из двери, а из черной каюты, призывая ее, вышел Алусар. Я видела,
как она добежала до линии, разделяющей корабль, там, где встречаются белая
и черная палубы, - и вот ее отбросило назад, как чьими-то руками. Потому
что там барьер, вестник, барьер, созданный богами, и никто из нас на
корабле не может преодолеть этот барьер. Но ведь тогда мы ничего не знали
об этом. И Алусар тоже был отброшен назад.
И вот, когда они встали, протягивая друг к другу руки, пытаясь
коснуться друг друга, в Зарпанит вселилась ипостась Иштар, Гневная Иштар,
Иштар-Разрушительница, а вокруг Алусара собралось темное облако и скрыло
его. А когда оно рассеялось, вместо лица Алусара смотрело лицо Нергала,
повелителя смерти!
Так и было - как установили боги. И вот бессмертные двойники в теле
смертных, любивших друг друга, сражались, ненавидели, а рабы в яме
цеплялись за весла и сходили с ума или падали без сознания при виде этого
ужаса. А храмовые девушки падали на палубу или бежали, зажав уши, в каюту,
чтобы ничего не видеть. И только я не кричала и не бежала - тот, кто
однажды видел богов в Ду-аззаге, больше никогда ничего не боится.
И так продолжалось; как долго, я не знаю; в этом месте, кажется, нет
времени; здесь нет ни дня, ни ночи, какими мы знали их в Вавилоне.
И снова и снова Зарпанит и Алусар стремились встретиться, и снова и
снова Гневная Иштар и Темный Нергал отбрасывали их друг от друга. Много
хитростей знает повелитель тьмы, и бесчисленно его оружие. Много искусств
у Иштар, и разве не всегда полон ее колчан? Вестник, я не знаю, сколько
выдержала эта пара. Но все время пытались они разорвать преграду, влекомые
своей любовью. И всегда...
Шарейн продолжала шептать:
- Пламя в них продолжало гореть. Ни Нергал, ни Иштар не могли
приглушить его. Их любовь делалась все сильнее. И вот настал день...
Это было в середине схватки. Иштар овладела Зарпанит и стояла там,
где начинается гребная яма. Нергал вселился в Алусара и бросил свою темную
сеть через яму на сверкавшую молниями богиню.
И тут, сидя скорчившись у входа в каюту, я увидела, как померкло
сияние Иштар. Лицо Иштар стало расплываться и блекнуть, и на его месте
показалось лицо Зарпанит.
Тьма, окружавшая повелителя мертвых, просветлела, как будто внутри
нее вспыхнуло сильное пламя.
И тут Иштар сделала шаг к барьеру, разделявшему палубы, и еще шаг, и
еще. Но мне показалось, что не по своей воле она движется. Нет! Она шла
спотыкаясь, неохотно, как будто кто-то сильнее ее подталкивал ее вперед. И
так же двигался Нергал внутри своей тени навстречу ей.
Они все ближе подходили друг к другу. А сияние Иштар все меркло и
меркло. И тьма, окутывавшая Нергала, все светлела и светлела7 И вот
медленно, вопреки своей воле, но неумолимо они приближались друг к другу.
Я видела, как сквозь маску Нергала просвечивает лицо жреца Алусара.
Медленно, медленно белые ноги Зарпанит несли Иштар к барьеру; и
медленно, медленно, как и она, шел ей навстречу Алусар. И они встретились!
Руки их соединились, губы соприкоснулись, и побежденные бог и богиня
покинули их.
Они поцеловались и упали. Упали на палубу - мертвые. Мертвые, в
объятиях друг друга.
Не победили ни Иштар, ни Нергал! Нет! Победила любовь - любовь
мужчины и любовь женщины. Победившее бога и богиню пламя освободилось!
Жрец упал по нашу сторону барьера. Мы не разжимали их объятий.
Опустили их в воду вместе, лицом к лицу.
И я побежала навстречу Кланету - чтобы убить его. Но я забыла, что ни
Иштар, ни Нергал не победили друг друга. И вот в меня вселилась богиня, а
в Кланета - Нергал. И как раньше, они сражались друг с другом. И снова,
как и раньше, невидимый барьер был непреодолим, отделяя тех, кто на белой
палубе, от тех, кто на черной.
Но я была счастлива, потому что знала - боги забыли о Зарпанит и
Алусаре. Для них двоих битва кончилась. Ни Гневная Иштар, ни Нергал больше
не думали о своих жрице и жреце - в моем теле и теле Кланета они могли
продолжать свою борьбу за обладание кораблем...
И вот мы плывем - и боремся, плывем - и боремся... Как долго, я не
знаю. Много, много лет должно было пройти с того времени, как я видела
богов в Уруке, но посмотри, я все еще молода, все еще хороша! По крайней
мере так говорит мне зеркало, - и она вздохнула.
6. Я НЕ - ЖЕНЩИНА!
Кентон сидел молча, не отвечая. Она молода и хороша - а Урук и
Вавилон уже тысячи лет лежат в развалинах!
- Скажи мне, - услышал он ее голос, - по-прежнему ли храм в Уруке
славится между народами? А Вавилон по-прежнему ли гордится своим
господством?
Он молчал, в нем боролась вера в то, что он в каком-то чужом,
незнакомом мире, и здравый смысл.
А Шарейн, с обеспокоенным лицом, смотрела на него все с большим и
большим сомнением. Она отскочила от него и стояла дрожа, как гневное
лезвие в прекрасных ножнах.
- Ты принес мне послание? - воскликнула она. - Говори - и быстро!
Женщина из мечты, женщина из древнего волшебства, для Шарейн у него
был только один ответ - правда.
И Кентон рассказал ей правду, начав с появления каменного блока из
Вавилона в его доме он не упускал ни одной подробности, чтобы ей стало
понятней. Она слушала, не отрывая от него взгляда, она упивалась его
словами - удивления сменялось на ее лице недоверием, а потом гневом,
отчаянием.
- Даже место, где находился древний Урук, забыто, - закончил он. -
Дом семи богов - теперь груда песка. А Вавилон, великий Вавилон, уже
тысячи лет сровнен с землей!
Она вскочила на ноги - вскочила и бросилась на него, глаза ее
сверкали, рыже-золотые волосы развевались.
- Лжец! - закричала она. - Лжец! Теперь я знаю - ты посланец Нергала.
В ее руке сверкнул кинжал; он успел перехватить ее руку, боролся с
ней, отбросил ее на диван.
Она ослабла, почти потеряла сознание в его руках.
- Урук превратился в пыль! - всхлипывала она. - Храм Иштар - пыль!
Вавилон - пустыня! И Саргон Аккадский умер шесть тысяч лет назад, ты
говоришь - шесть тысяч лет! - Она задрожала, вырвалась из его объятий. -
Но если это так, то кто же я? - шептала она побледневшими губами. - Кто -
я? Шесть тысяч лет и больше прошло с моего рождения, а я - жива! Кто же я?
Ее охватил страх, глаза ее потускнели, она ухватилась за подушки. Он
склонился к ней, она обняла его белыми руками.
- Я жива? - воскликнула она. - Я - человек? Я - женщина?
Ее мягкие губы умоляюще прижались к его губам, аромат ее волос
охватил его. Она держала его, прижалась своим стройным телом в крайнем
отчаянии. И он почувствовал, как сильнее бьется его сердце. И между
поцелуями она шептала: "Разве я не женщина? Я не живая? Скажи мне, разве я
не жива?"
Желание охватило его, он отвечал ей поцелуем на поцелуй и в то же
время понимал, что не мгновенная любовь и не страсть бросили ее в его
