но совсем не чувствовал. И неожиданно все стихло.
Ноги Кентона коснулись твердой поверхности.
Он стоял на белой палубе, лицом к розовой каюте, чьи маленькие
цветущие деревья были полны воркующими голубями с алыми клювами и зелеными
лапами. Между ним и дверью каюты стояла девушка, мягкие карие глаза полны
удивлением и тем же недоверием, которое он видел в глазах Шарейн, когда та
впервые увидела его у изумрудной мачты.
- Ты повелитель Набу, что явился из воздуха, в его плаще мудрости, на
котором вьются его змеи? - прошептала девушка. Но этого не может быть -
Набу очень стар а ты молод. Ты его посланец?
Она опустилась на колени, сложила руки, ладонями наружу, над лбом.
Потом вскочила и побежала к закрытой двери каюты.
- Кадишту! - она кулаком ударила по двери. - Святая, вестник от Набу!
Дверь каюты распахнулась. На пороге стояла женщина - Шарейн. Взгляд
ее упал на Кентона, потом - на черную палубу. Он тоже посмотрел туда. Там
на корточках сидел барабанщик; казалось, он спит.
- Карауль, Саталу! - сказала Шарейн девушке.
Она схватила Кентона за руку и втащила его в дверь. Там были еще две
девушки. Они уставились на Кентона. Шарейн вытолкнула их.
- Наружу! - прошептала она. - Наружу и помогите Саталу.
Они выскользнули из каюты. Шарейн подбежала к другой, внутренней,
двери, ведущей во вторую часть каюты, и закрыла ее на затвор.
Потом повернулась и медленно подошла к Кентону. Протянула к нему
тонкие пальцы, коснулась ими его глаз, рта, сердца - как будто хотела
убедиться, что он реален.
Взяла его руки в свои, прижалась к ним лбом, волны ее волос окутали
его. Волосы ее - серебряная сеть, в которую устремилось его сердце.
Она подняла голову, посмотрела на него.
- Что повелитель Набу хочет сказать мне? - голос ее поразил Кентона
опасной мягкостью. - Каковы его слова ко мне, посыльный? Я готова слушать
- в своей мудрости повелитель Набу прислал посыльного, которого легко...
слушать.
В голосе ее звучало легкое кокетство, в обращенных к нему туманных
глазах - озорство.
Потрясенный близостью к ней, в поисках прочной почвы, Кентон пытался
найти слова ответа. Стараясь выиграть время, он осмотрелся. В дальнем
конце каюты алтарь. Он вышит блестящими жемчужинами, перламутровыми и
бледными лунными камнями, застывшим молочным хрусталем. Перед алтарем семь
хрустальных бассейнов, из них поднимается неподвижное серебряное пламя. За
алтарем альков, но свет семи огней скрывает его содержимое. У Кентона
появилось смутное ощущение, что в алтаре кто-то скрывается.
В дальнем конце каюты низкий широкий диван слоновой кости, выложенный
молочным хрусталем и украшенный золотыми арабесками. Серебряные шпалеры
покрывают стены, многоцветные, вышитые цветами. Мягкие глубокие серебряные
ковры покрывают пол каюты, на коврах - груды подушек. Сзади и слева
открыты два широких низких окна, сквозь них струится серебряный свет.
На подоконник села птица, снежно-белая, с алым клювом и лапками;
посмотрела на Кентона, прихорошилась, проворковала и улетела.
Мягкие ладони коснулись его, лицо Шарейн было близко, в глазах теперь
- глубокое сомнение.
- Ты на самом деле от Набу? - спросила она и ждала ответа; а он
по-прежнему не знал, что сказать. - Ты должен быть посланником, - она
запнулась, - иначе... как ты можешь оказаться на борту корабля Иштар?... И
ты одет в плащ Набу... у тебя его меч... я много раз видела его в храме в
Уруке... и я так устала от этого корабля, - прошептала она. - Я хочу снова
увидеть Вавилон! О, как я хочу в Вавилон!
Теперь Кентон нашел нужные слова.
- Шарейн, - смело сказал он, - у меня есть послание для тебя. Это
правда, а наш повелитель Набу - бог правды, поэтому послание должно быть
от него. Но прежде чем я сообщу его тебе, расскажи мне - что это за
корабль?
- Что за корабль? - она откинулась, теперь все ее лицо выражало
недоверие. - Но если ты действительно от Набу, ты должен это знать!
- Не знаю, - ответил он. - Не знаю даже значения того послания,
которое несу - расшифровать его должна ты. Но я здесь, на корабле, перед
тобой. И своими ушами я слышал приказ - приказ самого Набу - я не должен
говорить, пока ты не расскажешь мне, что это за корабль.
Некоторое время она стояла, разглядывая его, изучая.
- Неисповедимы пути богов, - вздохнула она наконец. - Трудно их
понять. Но - я повинуюсь.
4. ГРЕХ ЗАРПАНИТ
Шарейн опустилась на диван и поманила Кентона к себе. Положила руку
ему на сердце. Сердце забилось от ее прикосновения, она тоже почувствовала
это и слегка отодвинулась, улыбаясь, глядя на него сквозь полуприкрытые,
загибающиеся ресницы. Подогнула под себя стройные ноги в сандалиях, зажала
белые руки меж круглых коленей. А когда заговорила, голос ее звучал
негромко, музыкально.
- Грех Зарпанит; рассказ о ее прегрешении против Иштар; Иштар могучей
богини матери богов и людей, повелительницы неба и земли - которая любила
ее.
Главной жрицей Иштар в ее Большом доме в Уруке была Зарпанит.
Кадишту, святая, была она А я, Шарейн, родом из Вавилона, стояла к ней
ближе всех; ее главная помощница; она любила меня, как ее любила Иштар.
Через Зарпанит богиня давала свои советы и предупреждения, награждала и
наказывала - королей и простых людей. В теле Зарпанит приходила богиня в
свой храм, видела глазами Зарпанит, говорила ее устами.
Храм, в котором мы жили, назывался Домом семи богов. В нем было
святилище Сина, бога богов, живущего на Луне; Шамаша, сына Сина, чей дом
на Солнце; Абу, повелителя мудрости; Ниниба, повелителя войн; Нергала,
Темного безрогого, правителя мертвых; и Бела-Мардука, великого повелителя.
Но прежде всего это был дом Иштар, здесь она была в своем праве - ее храм
был ее святым домом.
Из Гутава, на севере, из храма, в котором темный Нергал правил так
же, как в Уруке правила Иштар, приехал в Дом семи богов жрец, чтобы стать
главным жрецом храма Нергала. Звали его Алусар - и как Зарпанит была
близка к Иштар, так он был близок к Нергалу. Нергал проявлял себя через
Алусара, говорил через него и временами жил в нем, как жила иногда в
Зарпанит Иштар. Вместе с Алусаром прибыла свита жрецов, и среди них это
порождение слизи Нергала - Кланет. Кланет был так же близок к Алусару, как
я - к Зарпанит.
Шарейн подняла голову и сузившимися глазами посмотрела на Кентона.
- Я узнала тебя! - воскликнула она. - Ты недавно лежал на корабле и
следил за моей борьбой с Кланетом. Я узнала тебя, хоть тогда на тебе не
было этого плаща и меча; и ты исчез, когда я смотрела на тебя.
Кентон улыбнулся ей.
- У тебя было испуганное лицо, - сказала она. - Ты смотрел на меня
испуганными глазами - и бежал!
Она привстала; он видел, что ее вновь охватило сомнение; презрение в
ее голосе вызвало в нем вспышку гнева. Он привлек ее к себе.
- Я был тот человек, - сказал он. - И не моя вина, что я исчез, я
вернулся, как только смог. И твои глаза обманули тебя. Никогда больше не
думай, что я тебя боюсь! Посмотри мне в глаза! - яростно говорил он.
Она смотрела - долго; вздохнула и отклонилась, снова вздохнула и
качнулась к нему, томно. Его руки обхватили ее.
- Довольно, - она отвела их. - Я не тороплюсь читать в глазах
незнакомцев. Но беру свои слова назад - ты не боялся. И не сбежал! Теперь
я в тебе не буду сомневаться. Да будет так!
Между Иштар и Нергалом, - продолжала она прерванный рассказ, -
существуют и всегда должны существовать ненависть и борьба. Потому что
Иштар - созидательница жизни, а Нергал - ее уничтожитель. Она возлюбленная
добра, он возлюбленный зла. И как же можно соединить небо и ад, жизнь и
смерть, добро и зло?
И все же она, Зарпанит, кадишту, святая жрица Иштар, ее любимица,
соединила все это. Там, где ей следовало отвернуться, она посмотрела с
вожделением; там, где нужно было ненавидеть, она - любила!
Да, жрица повелительницы жизни полюбила Алусара, жреца повелителя
смерти! Ее любовь была ярким пламенем, в котором она видела его и только
его. Будь Зарпанит самой Иштар, она ради Алусара пошла бы в жилище
мертвых, как поступила богиня ради своего возлюбленного Таммуза, - чтобы
забрать его оттуда или жить там с ним.
Да, даже жить с ним там, в холодной тьме, где медленно передвигаются
мертвые, перекликаясь слабыми птичьими голосами. В холоде царства Нергала,
в голоде его жилища, в черноте его города, где самая глубокая тень земли
как солнечный луч, Зарпанит была бы счастлива - зная, что она с Алусаром.
Так сильно она любила его!
Я помогала ей в ее любви - ради любви к ней, - шептала Шарейн. - Но
Кланет всегда был рядом с Алусаром, ожидая шанса предать его и самому
занять его место. А Алусар верил ему. И вот настала ночь...
Шарейн замолчала, лицо ее казалось изможденным от ужаса воспоминаний.
- Настала ночь... ночь, когда Алусар лежал с Зарпанит... в ее
комнате. Он обнимал ее... она обнимала его... губы и соприкасались...
И в эту ночь спустилась с неба Иштар и вселилась в нее!..
И в то же мгновение из своего темного города явился Нергал... и
вселился в Алусара...
И в объятиях друг друга, глядя друг другу в глаза, охваченные огнем
смертной любви... были... Иштар и Нергал... небо и ад... душа жизни
слилась с душой смерти!
Шарейн задрожала и заплакала, прошли долгие минуты, прежде чем она
снова смогла заговорить.
И тут же двое обнявшихся были оторваны друг от друга. Мы были
подхвачены ураганом, ослеплены молниями, обожжены и избиты о стены. А
когда пришли в себя, вокруг были все жрецы и жрицы всех семи храмов. И
грех перестал быть тайной!
Да, и даже если бы Иштар и Нергал... не встретились... грез все равно
стал бы известен. Потому что Кланет, который должен был стоять на страже,
предал их и привел всю свору.
Да будет проклят Кланет! - Шарейн высоко подняла руки, и ее ненависть
ударила Кентона, как языком пламени. - Пусть Кланет вечно ползает слепой в
холодной черноте жилища Нергала! Но богиня Иштар! Гневная Иштар! Отдай
сначала его мне, чтобы я сама послала его туда!
5. КАК РАССУДИЛИ БОГИ
- Некоторое время, - продолжала Шарейн, - мы лежали во тьме, Зарпанит
и я, а об Алусаре мы ничего не знали. Велик был грех этих двоих, и я
разделяла его. Долго пришлось нам ждать решения своей судьбы. Я, как
могла, утешала ее - я ее любила и о себе не думала, а сердце ее готово
было разбиться: она ведь ничего не знала о нем, том, которого любила.
Потом настала ночь, когда за нами пришли жрецы. Они вытащили нас из
темницы и молча отвели к входу в Ду-Аззага, бриллиантовый зал, зал совета
богов. Здесь были другие жрецы с Алусаром. Вход боязливо открыли и нас
троих втолкнули внутрь.
И тут я впервые упала духом, я испугалась и почувствовала, как рядом
дрожит Зарпанит.
Потому что Ду-Аззага была полна светом, а на месте изображений богов
были сами боги! Скрытые сверкающим облаком, боги глядели на нас. А на
месте Нергала была тьма.
Из сияющего лазурного тумана перед алтарем Набу донесся голос
повелителя мудрости.
- Велик твой грех, женщина, - произнес этот голос, - и твой, жрец,
так велик, что обеспокоил даже нас, богов! Что вы можете сказать, прежде
чем мы вас накажем?
Голос Набу звучал холодно и бесстрастно, как свет далеких звезд, - и
все же в нем было понимание.
И тут вспыхнула моя любовь к Зарпанит, я ухватилась за нее, и она
придала мне силы; я чувствовала, как распрямляется ее душа, непокорная,
любовь стала ее щитом. Она не ответила - только протянула руки к Алусару.
