ходил на праздники в Иерусалим и туда возвращался. В Капернауме люди стали
свидетелями Его первых исцелений и видели, как Он одним словом остановил
конвульсии одержимого, который кричал: "Оставь! Что Тебе до нас, Иисус
Назарянин? Ты пришел погубить нас! Знаю Тебя, Кто Ты, Святой Божий!.."
Родные Иисуса, узнав о Его проповеди и чудесах, решили, что Сын Марии
"вышел из себя". Они поспешили в Капернаум, желая силой увести Иисуса
обратно в Назарет; но им так и не удалось проникнуть в дом, который
буквально осаждался народом.
С тех пор Марии было уже тягостно оставаться среди назарян, которые
смотрели на Иисуса как на безумца. Было высказано предположение, что она
переселилась на время в Кану, где какие-то люди, вероятно, родственники,
дали Ей приют.
Однажды, когда в их семье справляли свадьбу, туда был приглашен Иисус с
учениками, и Мать смогла вновь увидеть Его.
В самый разгар скромного торжества, к великому огорчению и стыду
хозяев, кончилось вино. Очевидно, все лавки уже закрылись, и нечем было
угощать собравшихся. Мария, заметив это, обратилась к Сыну: "Вина нет у
них".
На какую помощь Она надеялась? Или просто ждала слов ободрения? Кажется
непонятным и ответ Иисуса, произнесенный как бы со вздохом: "Что Мне делать
с Тобой? Час Мой еще не пришел" -- так примерно можно передать смысл Его
слов. Тем не менее Мария поняла, что Он все же готов как-то помочь, и
сказала слугам: "Сделайте все, что Он вам скажет". Иисус велел налить воды в
большие каменные чаны, предназначенные для омовений, и, почерпнув из них,
нести распорядителю пира. Слуги в точности исполнили странное приказание, и
когда распорядитель попробовал напиток, то, поразившись, сказал жениху:
"Хорошее вино всегда подают сначала, а ты сберег его до сих пор..."
Так проявление власти Христа над природой началось не устрашающими
знамениями, а за праздничным столом, под звуки свадебных песен. Он употребил
ее, чтобы не омрачился день веселия, как бы невзначай. Ведь Он пришел дать
людям радость, полноту и "избыток" жизни [5].
Галилейские рыбаки были глубоко поражены происшедшим в Кане. Евангелист
Иоанн говорит, что именно с этого момента они по-настоящему уверовали в
Иисуса. И когда однажды, найдя их на берегу, Он позвал их следовать за
Собой, они без колебаний оставили свои сети и отныне целиком принадлежали
только Учителю.
Новообразованная община, которую несколько лет спустя стали называть
"Назорейской", в отличие от орденов Будды или св. Франциска, не была
нищенствующей. Она располагала средствами и была даже в состоянии оказывать
помощь бедным. Деньги поступали от учеников и принадлежали всему братству.
Этот принцип был позднее усвоен Иерусалимской Церковью.
Вероятно, все первые последователи Иисуса были молоды. Старшинство
принадлежало рыбаку родом из Вифсаиды -- Симону бар-Ионе [Т. е. сыну
Ионы (в некоторых рукописях "сын Иоанна")]. Его имя стоит в начале каждого
списка апостолов. Когда Учитель о чем-либо спрашивал учеников, Симон обычно
отвечал за других. Христос дал ему прозвище Кифа, камень, что
по-гречески звучит как Петр. Смысл этого имени Иисус объяснил Своему ученику
позднее. Порывистый темперамент сочетался в Симоне с робостью. Но он больше
остальных учеников был привязан к Наставнику, и эта любовь помогала Петру
побеждать свойственное ему малодушие.
Симон жил в Капернауме с братом, женой и ее матерью. Иисус постоянно
пользовался их гостеприимством и лодкой Петра. Дом Симона надолго стал Его
домом.
Петра привел к Учителю его брат Андрей, о котором мы знаем так
же мало, как и об Иакове, сыне рыбака Зеведея. Зато другой сын
Зеведея, Иоанн, младший из апостолов, обрисован в Евангелиях полнее.
Вероятно, он походил на свою мать Саломею, энергичную, искренне верующую
женщину, которая впоследствии тоже присоединилась к Иисусу. Слушая проповеди
Крестителя, Иоанн проникся убеждением в близости Царства Мессии. Юноша "не
книжный и простой", он, однако, был, по-видимому, знаком с учением
ессеев, что углубило в нем апокалиптическую настроенность. Он хотел
видеть в Иисусе громовержца, Который будет поражать молниями Своих врагов.
Иоанн и Иаков втайне мечтали занять первые места у трона Христова. Иисус
называл обоих братьев Бенерегез, "сынами грозы" [6]. Пылкий Иоанн
стал Его любимым учеником.
В Капернауме у берега находилась таможня. Посетив ее, Иисус встретил
там мытаря Левия, по прозвищу Матфей, и сказал ему: "Следуй за Мной".
Матфей не только сразу же присоединился к назаретскому Учителю, но и привел
к Нему и других мытарей. Позднее этот человек, вероятно, первым начал
записывать слова Христовы.
Кроме четырех генисаретских рыбаков и Матфея, в ближайший круг
приверженцев Иисуса вошли Нафанаил бар-Толомей [Греч.: Варфоломей] из
Каны, его друг Филипп, житель Вифсаиды, лучше других владевший
греческим языком, Симой Зелот, который оставил ради Христа партию
воинствующих экстремистов, рыбак Фома [Фома (арам.), или Дидим
(греч.), т. е. Близнец, -- вероятнее всего, прозвище. Согласно древним
свидетельствам, имя апостола было Иуда], а также Иуда Фаддей и
Иаков Алфеев. Все они происходили из Галилеи, южанином был только
уроженец города Кериота Иуда бар-Симон. Последнему Иисус поручил
хранение денежных средств Своей общины. Тем самым Он, быть может, хотел
подчеркнуть Свое доверие к Иуде.
Имя этого человека давно стало символом низости и вероломства. Однако
сомнительно, чтобы Христос желал приблизить к Себе морального урода,
существо нравственно безнадежное. Вероятно, представления Иуды о деле
Учителя были превратными, но в этом он мало отличался от Петра и других
апостолов. Всем им было трудно преодолеть иллюзии, прочно укоренившиеся в
сознании. Многие ученики отошли от Иисуса, когда стало ясно, что Он не
таков, каким они воображали Мессию. Драма Иуды также была связана с потерей
веры в Учителя. Но разочарование родило в нем чувство озлобленности и
толкнуло на предательский шаг. Быть может, таким образом он желал отомстить
за разрушенные честолюбивые планы. Во всяком случае, считать, что Иудой
руководила только алчность, значит неправомерно упрощать евангельскую
трагедию.
Вое евангелисты утверждают, что эти люди, которых Иисус приблизил к
Себе, первое время плохо понимали Его Самого и Его цели. Подчас им было
трудно уловить даже простую мысль Учителя. Это, конечно, должно было
огорчать Иисуса, но Он терпеливо воспитывал учеников и радовался каждый раз,
когда что-то прояснялось для них, "Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли,
-- восклицал Иисус в такие моменты, -- что Ты скрыл это от мудрых и разумных
и открыл это младенцам!" [7]. Если бы Благая Весть была сначала вручена
"мудрецам", возникла бы опасность, что ее суть останется затемненной. Так
произошло сто лет спустя, когда новую веру приняли восточные оккультисты и
переплели христианство с гностической теософией, В подлинной же чистоте
Евангелие смогли сохранить именно простецы, чуждые гордости и "лидерства",
не отравленные сухой казуистикой и метафизическими теориями, люди, которые
внесли в учение Иисуса минимум своего. Личность, мысль, воля Господа были
для них единственным и самым дорогим сокровищем.
Иисус любил эту духовную семью и ставил Свою связь с ней выше кровного
родства. Когда во время большого скопления народа Учителю сообщили, что
снаружи у ворот Его ждут Мать и братья, Он указал на учеников: "Вот мать Моя
и братья Мои..."
Постепенно молва о галилейском Наставнике и Учителе распространилась по
всей округе. За Иисусом постоянно следовали толпы. Стоило Ему удалиться,
чтобы побыть одному, как ученики находили Его: "Все ищут Тебя". И тогда
Иисус снова и снова шел к ожидавшим Его.
Но были и в этой подвижнической жизни редкие дни или, вернее, часы
покоя. Когда думаешь о них, невольно представляется вечер на берегу
Генисарета. Солнце заходит за городом. Массивный силуэт синагоги резко
выделяется на фоне заката. Вечер чуть шевелит тростник и ветки деревьев. На
востоке раскинулись фиолетовые холмы. Издали доносится пение возвращающихся
домой рыбаков.
Иисус сидит на прибрежных камнях, глаза Его обращены к затихшей глади
воды. Появляются Симон и другие ученики. Они молча останавливаются, боясь
потревожить Учителя. А Он сидит неподвижно, погруженный в молитву, озаренный
тихим вечерним светом. Понимают ли, догадываются ли ученики, глядя в этот
момент на Иисуса, что в Нем откроется им то Высшее, что созидает и движет
Вселенную?..
Коротки южные сумерки, и вот уже над морем загораются звезды. Все идут
в дом Симона. Комната освещена колеблющимся огнем глиняной лампы; у стола
собрались Учитель и ученики. Женщины подают скромный ужин. Иисус произносит
благодарственную молитву и преломляет хлеб. Он говорит о Царстве, ради
которого нужно смело и решительно оставить все; тот же, кто "взялся за плуг
и оборачивается назад", для дела Божия непригоден.
У Симона, наверно, есть много вопросов, но он робеет, хотя готов идти
за своим Господом на край света. Глаза Иоанна сверкают; в его уме проносятся
видения всемирного Суда и образ Сына Человеческого, увенчанного короной
Давида...
Иисус продолжает говорить.
Над Капернаумом спускается ночь.
Примечания ("ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ")
[1] 2 Кор 5, 16.
[2] Лк 7, 34.
[3] И.П. Эккерман. Разговоры с Гете. М., 1934, с. 847.
[4] Мф 5, 15.
[5] Ин 10, 10.
[6] Это арамейская транскрипция слова "Воанергес" (Мк 3, 17). Причина
прозвища может быть объяснена эпизодами вроде того, что приводится у Лк 9,
51-- 56. "Некнижным простецом" называет Иоанна Лука (Деян 4, 13). На
знакомство апостола с кругом ессейских идей указывают все писания, носящие
его имя.
[7] Мф 11, 25.
ГЛАВА ПЯТАЯ
БЛАГАЯ ВЕСТЬ
Учение Христово есть благая, или радостная, весть. Так его называл Он
сам: Бесора по-арамейски, по-гречески Евангелие.
Он принес миру не новые философские доктрины, не проекты общественных
реформ и не познание тайн потустороннего. Он в корне изменил самое отношение
людей к Богу, открывая им тот Его лик, который прежде лишь смутно
угадывался. Благая Весть Иисуса говорит о высшем призвании человека и о
радости, которую дарует ему единение с Творцом.
Неисчерпаемое богатство Евангелия в кратких чертах обрисовать нелегко,
поэтому мы остановимся лишь на главном.
НЕБЕСНЫЙ ОТЕЦ И БОГОСЫНОВСТВО
Ветхий Завет чаще всего говорил об отношении между Богом и народом.
Евангелие же выдвигает на первое место отношение между Богом и душой.
Проповедь Иисуса обращена не к "массам", не к безликому муравейнику, а
к личности. В толпе духовный уровень людей снижается, они оказываются во
власти стадных инстинктов. Поэтому Христос придает такое значение отдельным
судьбам. В любом человеке заключен целый мир, бесконечно ценный в очах
Божиих.
Если Иисус и пользовался словом "стадо", то в Его устах оно звучало
совсем иначе, нежели в наши дни. Для Его слушателей оно ассоциировалось с
предметом любви и постоянной заботы: на овец смотрели почти как на членов
семьи. "Добрый пастырь, -- говорил Иисус, -- каждую овцу зовет по имени" и
готов "положить за нее жизнь".
Когда книжники удивлялись, почему Учитель общается с людьми
сомнительной репутации, Он отвечал им притчей:
"Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не покидает девяноста
девяти в пустыне и не идет за пропавшей, доколе не найдет ее? И найдя, он
берет ее на плечи, радуясь; и, придя к себе в дом, созывает друзей и
