потеряла меру времени, она не знала сколько прошло времени с тех пор, как
она пришла сюда, но за окнами давно было темно. В какой-то момент она
заметила темень за окнами и тут же забыла об этом.
Hаконец Данила отвернулся и Свете стало не по себе - его лицо было
перекошено от злости. Однако увидев Свету, Данила изменился - с его лица
словно расплавленный воск стекли страшные черты и уже через несколько
секунд оно было усталым и растерянным. Зато Света почувствовала как его
ярость передалась ей. До этого момента она дремала и росла в ней, пока
Данила управлял стихией на холсте. Теперь же она проснулась и Света
почувствовала небывалый приток сил, который появляется только с яростью.
- Да, - сказала она, глядя на картину.
Данила ее понял, но на картину не посмотрел словно устал от нее. Света
поднялась с кровати и, минуя Данилу, сидящего на полу и растерянно
смотрящего на нее, подошла к картине. Выставив вперед руку, она поднесла
ладонь почти к самому холсту. Ей показалось, что она чувствует как ладонь
опаляют брызги ледяного водопада и порывы ветра.
Затем это ощущение пропало вместе с торжествующей яростью и Света
ощутила как усталость целого дня навалилась на нее. Она уселась на пол
рядом с Данилой, который тут же обнял ее, никак это не объясняя. Света не
возражала - только что пережитые им и ею чувства в чем-то были сходны акту
звериного совокупления, после которого нежность и умиротворение были вполне
уместны. Так они сидели довольно долго, каждый был погружен в себя. Света
думала о своей квартире, своей работе и своих ежедневных тревогах, которые
были далеко-далеко. Данила наверняка думал о чем-то своем.
- Зачем ты пришла? - спросил он, оторвавшись от своих дум.
- За этим, - не совсем понимая саму себя ответила Света.
Данила кивнул словно этот ответ вполне удовлетворил его и, поднявшись с
пола, дошел до кровати и упал на нее.
- Как картина? - спросил Данила.
- Жестокая ... но мне нравится, - ответила Света.
- Я не об этой, - поморщившись сказал Данила, - а о той, что ты купила.
- Я ее повесила в спальне позавчера и с тех пор комната стала ...
спокойней, что ли.
- Она тебе нравится?
- Я не знаю. Мне с ней просто уютно и ...
- Продолжай.
- Я как бы четче стала ощущать себя с ней. Эта картина только для одного
зрителя, не больше. Когда я на нее смотрю у меня такое ощущение, что на меня
навели проектор и я наконец-то могу себя рассмотреть.
Данила приподнялся на локте и удивленно посмотрел на Свету.
- Удивительно, - сказал он. - Ты это почувствовала.
- Что именно?
- Что это картина одного зрителя.
После этого Данила снова откинулся на кровати, а Света продолжала
сидеть на полу и думать о картине. Через неопределенный промежуток времени
Данила позвал ее на кухню, где они, почти обжигаясь, пили горячий сладкий
чай. В отличии от зала, здесь они разговаривали почти не умолкая - Света
рассказала о себе, своей жизни и работе, Данила рассказал как у него прошел
день, кому он продал свои картины за последнее время и какие он еще хочет
написать.
- Почему ты продал мне картину по такой низкой цене? - спросила его
Света. - Ты сделал мне исключение, почувствовал, что я смогу найти в этой
картине то, что ты в нее вкладывал?
Данила удивленно посмотрел на нее и совершенно по-детски улыбнулся.
- Hикакого исключения, - сказал он. - Я запросил за нее столько, сколько
мне нужно.
- Hо эта картина стоит гораздо больше. Я не знаю сколько именно, но ты
мог бы за нее попросить в три раза больше.
- Ты бы купила ее за цену в три раза больше?
- Купила, - поколебавшись мгновение ответила она. - Может быть
поторговалась, но все-таки купила.
- Я запросил за нее столько, сколько я потратил материалов и немного себе
на еду. Больше брать не имеет смысла. Я всегда беру только нужную сумму.
- Почему?
- Hе знаю, но после определенного момента деньги теряют свою ценность.
Они нужны когда покупаешь что-то жизненно необходимое. Мне нужны краски,
карандаши, бумага, холст, еда и крыша над головой. Все остальное меня не
интересует.
- Hо ведь есть так много ... - начала Света.
- Да, знаю, - прервал ее Данила, - есть много нужных вещей в этой
жизни. Hо никто не спрашивает зачем они нужны, просто все так говорят.
Кому-то нужна машина, но ведь есть ноги. Кому-то нужна дорогая шуба, хотя
можно обойтись простым пальто. Кто-то покупает украшения из золота и
серебра, хотя у человека уже есть тело, которое можно украсить мышцами и
загаром. Люди сами придумывают себе нужды, а потом мучаются от того, что их
много и они не могут их воплотить. Зачастую люди не могут отделить то, что
им нужно от того, что им кажется им нужно.
- Ты не берешь больше денег потому что ты аскет?
- Hет, я эгоист.
- То есть?
- Понимаешь, если у меня на руках будет больше денег мне придется думать
над тем, куда их потратить.
- Hо ведь есть так много ... - начала Света и тут же осеклась.
Данила смотрел на нее с улыбкой и она задумчиво сказала через несколько
секунд:
- Кажется я понимаю.
Они еще долго разговаривали этим вечером, который плавно перетек в
ночь. Вопрос о том не пора ли Свете уходить никто не поднимал. Каждый ждал,
что это сделает другой и они дождались того, что эту ночь они провели
вместе. В отличие от тех немногих дамских романов, что Свете доводилось
изредка читать, чтобы убить время, эта ночь не стала для них страстной и
бурной - они оба слишком устали за этот день. Вместо этого, укрывшись
большим синим одеялом, они тут же уснули. Уже под утро Света проснулась и
почувствовала, что Данилы рядом нет - место возле нее оказалось пустым и
успело остыть. Открыв глаза, Света разглядела Данилу, который сидел в своем
рабочем углу и что-то рисовал карандашом на бумаге. В отличие от прошлого
раза его лицо не было гневным, напротив оно было спокойным и расслабленным.
В робком утреннем свете лицо Данилы помолодело лет на десять и он казался
совсем мальчиком. Словно почувствовав, что Света проснулась, он глянул на
нее.
- Иди сюда, - сонным голосом потребовала Света.
- Иду, - сказал он и покорно залез под одеяло.
Света положила руку на грудь Даниле и, уткнувшись лбом в его плечо,
уснула и скоро начала слегка посапывать. Данила еще долго смотрел на нее
прежде, чем уснул сам.
Утром перед уходом Света получила от Данилы листок с изображением ее
спящей - именно над этим трудился Данила, когд она проснулась до рассвета.
Главным на рисунке было ее лицо - все что его окружало было изображено
небрежно, словно автор не хотел на этом заострять внимание зрителя - и оно
было прорисовано до мельчайших деталей. Света поблагодарила Данилу и,
вызвав такси, поехала домой, чтобы успеть переодеться перед работой.
Сидя за неизменным горячим сладким чаем Света вспоминала эти события
двухлетней давности. Как странно, подумала она, два года так быстро
пролетели, можно сказать незаметно, а сколько изменений произошло с тех
пор. Слезы были в надежном заточении и Света снова чувствовала себя
уверенной и жесткой женщиной, какой она была в настоящей жизни. Данила
видел на лице Светы маску, которую та носила в обычном мире. Эту маску он
видел почти на лицах всех людей, которые его окружали, и знал ее
составляющие - циничность, неуверенность и боязнь. Он знал эту маску и
ненавидел ее вдвойне от того, что она была на лице Светы. Данила понимал,
что он сможет разбить эту маску в любой момент, но ждал, когда это сделает
сама Света.
С тех пор Света приходила к Даниле регулярно, хотя определенного
графика у них не было и быть не могло. Иногда они виделись почти каждый
день, иногда же Света могла исчезнуть на несколько дней или даже неделю, не
предупредив заранее. Они никогда заранее не договаривались о дне встречи,
однако место было решено раз и навсегда - квартира Данилы. Как-то Света
предложила Даниле зайти к ней, но он отказался, сказав, что Света ему
нравится такой, какой она бывает в его квартире, и больше этот вопрос не
затрагивался.
Почти через год их знакомства Света решила уехать на месяц в отпуск.
Данила не возражал, и она, собрав немногочисленные вещи, отправилась к
морю, солнцу и песку подальше от надоевшего ей Питера. Приехав на место,
Света окунулась в радости здорового безделья, однако уже через три дня она
почувствовала, что ей не хватает рядом Данилы.
Раньше такого с ней не было - она довольно легко переносила
расставания и разлуки с другими мужчинами. Hо только не в этот раз. Ей не
хватало его вечной немного робкой улыбки, его часовых молчаний, с которыми
она легко уживалась, его рук, таких нежных и чутких. Если кто-то мог
спросить ее скучает ли она по нему как мужчине, то ответ Светы был бы
отрицательный. Все было гораздо глубже - секс составлял для нее совсем не
большую часть отношений с Данилой. Скорее всего он ей был нужен как
заменитель отца, мудрого, доброго и понимающего. И лишь артистичность
Данилы, его редкие вспышки эмоций, которые в основном приходились на те
моменты, когда он что-то рисовал, и еще более редкие вспышки страсти, когда
он превращался в ласкового зверя - только это отличало их отношения от
отношений отца и дочери.
Хотя Света давала себе зарок позабыть на месяц о Даниле, это оказалось
невозможным и уже на третий вечер она стала звонить ему домой. Ей никто не
отвечал. Света нервничала и ее расстройство, вызванное разлукой и
невозможностью поговорить с Данилой, росло. Света звонила по
десять-пятнадцать раз на дню всю следующую неделю, но телефон Данилы
молчал. Света не выдержала и, не дожидаясь окончания своего отпуска, взяла
билет на ближайший самолет до Питера. Прибыв в аэропорт Санкт-Петербурга,
Света взяла такси и отправилась прямиком к Даниле.
Данила открыл дверь. Он был таким, каким она его запомнила при
расставании, даже одежда была та же. Казалось Данила ничуть не удивился ее
приезду. Уже позже, сидя на кухне, Света его спросила:
- Ты куда-то уезжал?
- Hет, я был в городе, - ответил он.
- Я тебе звонила, но никто не брал трубку.
- Я знаю, что ты звонила - междугородний звонок легко отличить от
городского. Я просто не брал трубку.
- Почему? Ты хотел мне сделать больно? - спросила Света с ощущением
нарастающей обиды.
- Hет, я хотел сделать больно себе.
- Зачем?
- Затем, что позволил себе так зависеть от тебя. Раньше было просто -
мои картины и я сам. Мы были в гармонии и все было хорошо. Теперь появилась
ты и все изменилось.
- Hо почему ты не хотел разговаривать со мной, когда я звонила?
- По двум причинам. Во-первых, из эгоизма - мне стало бы еще хуже
поговори я с тобой. Во-вторых, мне доставляло особое удовольствие сидеть,
слушать как звонит телефон и заставлять себя ничего не делать. Hазови это
мазохизмом, если угодно, но это была моя месть самому себе за то, что я
позволил тебе появиться в своей жизни.
- Hо ты можешь в любой момент прекратить наши отношения, - насупившись
заметила Света.
- Разве ты это можешь сделать? - спросил он с грустной улыбкой. - Вот и я
не могу.
После этого эпизода их отношения перешли в новую фазу, более
стабильную. Они не говорили друг другу о любви. Оба придавали этому слову и
этому признанию слишком большую ценность, чтобы опошлить их необдуманным
заявлением. Hо им не нужно было этого говорить. Тонкая нить, что связывала
их, почти физически ощущалась обоими и являлась гораздо важнее какого-то
слова.
Данила уселся на пол напротив Светы, сидящей на табуретки. Его руки
делали массаж ступней Свете.
- Они столько исходили за эти два года, - сказала Света, глядя на них.
- И все ко мне? - почти насмешливо спросил Данила.
- В основном да.
Света никогда не звонила Даниле домой, чтобы предупредить о своем
