- Точно! - удивился Стив Дельмарио. - Питер, ты - голова!
- Похоже, нам мат, - проговорил Экс, опустившись на край кресла.
- Верно, - согласился Питер. - Банниш играет с нами в какую-то игру.
Шутки шутит.
- Хм! Ты предлагаешь посмеяться вместе?
Питер пожал плечами.
- Пока поедим, а там, глядишь, и выясним, за каким дьяволом мы ему
понадобились.
- Э-э, нар...род... - пьяно вмешался Стив. - Надо обставить его, вот
что!
Экс недоуменно воззрился на старого друга.
- Что ты несешь?
Дельмарио хитро ухмыльнулся и приложился к бокалу.
- Питер вот говорит, что Банни и...якобы затеял с нами игру,
пр...ально? Ну и все путем. Сыграем и поставим нахала на место. - Он
прыснул в кулак. - Черт возьми, ребята, это ж Фанни-Банни. Какая разница,
во что с ним играть! Может, он и мастер, только, провалиться мне, найдет
способ продуть даже в выигрышном эндшпиле. Да вы чего, з...забыли?
Решающие партии Банни всегда, абсолютно всегда проигрывал. И эту тоже
проиграет.
- Посмотрим, - пробормотал Питер. - Посмотрим.
Захватив с собой вторую бутылку "Хайнекена", он уселся на скамеечке в
"патио" и, попивая пиво, наблюдал за Кэти, которая принимала горячую
ванну.
- Неземное блаженство, - мурлыкала Кэти, нежась в благоухающей пене.
- Я воспаряю к недосягаемым высотам чувственности. Прыгай ко мне.
- Спасибо, не тянет.
- Ты должен купить мне такую же, дорогой.
- Хорошо, но поставим в гостиной. Соседи снизу будут страшно рады.
Глотнув из бутылки, Питер покачал головой.
- О чем задумался, милый?
Он насупился.
- О шахматах.
- Ах! Не может быть.
- Хочешь - верь, хочешь - нет.
- Поделись же сокровенным.
- Жизнь во многом схожа с шахматами, - изрек Питер.
- В самом деле? - Кэти засмеялась. - А я как-то не замечала.
Питер не поддался на провокацию.
- Суть сходства - в свободе выбора. Предпринимая какой-либо шаг на
жизненном пути или делая очередной ход в шахматной партии, человек делает
выбор, который приведет к тому или иному продолжению. Это точка ветвления.
А сделаешь этот шаг или ход - и оказываешься перед новой развилкой. И
только значительно позже видишь, что выбранный вариант совсем не так
хорош, как казалось. Иногда и вовсе проигрышный, но выясняется это только
под конец.
- Надеюсь, ты повторишь свою речь, когда я вылезу, - проворковала
Кэти. - Необходимо записать ее для потомства.
- В универе казалось, что впереди столько дорог, столько, как сказал
бы Стив, вариаций функционала под названием "жизнь"... Я, конечно,
понимал, что каждому дано прожить лишь одну из всех воображаемых линий, но
в те годы любой путь, любое продолжение этой "партии" представлялось
теоретически возможным. То я мечтал стать романистом, то знаменитым
вашингтонским журналистом, потом уж не знаю - политиком, профессором, да
мало ли кем. Мои мечты жили во мне, а я в них. Воображал, как добьюсь
богатства, встречусь с невероятными красавицами, займусь массой интересных
вещей и буду жить во множестве райских уголков... Разумеется, большинство
моих грез в действительности исключали друг друга, но, пока ни одна из них
не реализовалась, я в каком-то смысле обладал всем миром. В точности как
за доской перед началом партии: вот они перед тобой - сицилианская защита,
французская или, скажем, защита Лопеса - все мыслимое разнообразие
вариантов, сосуществующих в мозгу, пока не сделаны первые ходы. Конечная
цель - всегда победа, независимо от выбранного дебюта, но путь к ней не
единственный... - Он отхлебнул еще. - Но вот часы пущены, число вариантов
сокращается с каждым ходом, простора для воображения все меньше, и наконец
остается то, что есть - позиция, созданная наполовину тобой, наполовину
противником. А противник этот - судьба. Хорошо ли ты сыграл или проглядел
свой шанс и угодил в ловушку - расстановку фигур уже не изменить. Ходы не
возвращаются.
Кэти выбралась из ванны и взялась за полотенце. Пар мягко обволакивал
ее разгоряченное нагое тело. Питер вдруг осознал, что смотрит на нее с
почти забытой за последние годы нежностью. Но тут Кэти заговорила, и
очарование пропало.
- Промахнулся ты с карьерой, - энергично вытираясь, констатировала
она. - Тебе бы работать в рекламном бюро. Такой талант пропадает!
Красноречив, убедителен - прямо ходячее глубокомыслие. А как насчет
афоризмов вроде: "Жизнь прожить надо так, чтобы потом не было стыдно..."?
- Хватит! - вспылил Питер. - Оставь свои идиотские подковырки.
Кэти замерла, озабоченно наморщила лоб.
- Ты, часом, не захворал?
Не потрудившись ответить, он перевел взгляд на заснеженные вершины за
окном. Гримаса обеспокоенности на лице Кэти мигом сгладилась за
ненадобностью.
- Так, у нас очередная депрессия. Не выпить ли тебе еще пивка -
может, пожалеешь себя, а к полуночи дойдешь до премиленькой пьяной
истерики. В лучших традициях. Не желаешь попробовать?
- Прекрати. Я думаю о матче.
- О каком матче?
- О том, последнем в национальном чемпионате. Против Чикаго. Странно:
меня не оставляет ощущение, будто... будто после него-то все и покатилось
под уклон. Мы упустили шанс прогреметь на всю лигу, поверить в свои силы,
и с той поры все идет наперекосяк. Тупиковая ветвь. Мы выбрали проигрышное
продолжение, Кэти, и своими судьбами, только доказывали это.
Кэти села на край ванны.
- Вы?
- Ну конечно. Посуди: я провалился как романист, провалился как
журналист, а сейчас на грани краха моя книготорговля... О стервозе жене,
пожалуй, умолчу. Стив практически спился; у него нет денег даже на поездку
сюда. Экс - мелкая сошка рекламного агентства; никакой перспективы роста.
В общем, верно ты нас охарактеризовала: неудачники.
Кэти усмехнулась.
- А наш миляга хозяин? Он проигрывал гораздо чаще вас, а потом,
похоже, резко пошел в гору.
- Хм-м, - промычал Питер и задумчиво глотнул из горлышка. - Не знаю,
не знаю. Банниш весьма богат, признаю. Только вот в гостиной у него стоит
доска с приклеенными фигурами, которая каждый Божий день напоминает ему об
упущенном когда-то выигрыше. По-моему, это не очень вяжется с образом
победителя.
Кэти встала и сняла резиновую шапочку. Длинные каштановые волосы
шелковистой волной упали на плечи. Питер вспомнил очаровательную девушку,
на которой женился восемь лет назад, - сам он, по ее мнению, был в то
время подающим большие надежды беллетристом, завершающим первый роман, - и
улыбнулся.
- Ты великолепно выглядишь.
Кэти опять состроила озабоченную гримаску.
- А ты и правда бледен. У тебя нет температуры?
- Нет. Просто немного воспоминаний и множество сожалений.
- А-а, - протянула она и по пути в спальню бросила ему в руки
полотенце. - Стоп машина, капитан. Команда собралась в кают-компании, а у
юнги от вашей мрачной философии разгулялся аппетит.
Если бы не отвратительная обстановка за столом, обед удался бы на
славу. Превосходные толстые ломти в меру прожаренной телятины на
ребрышках, с крупным печеным картофелем и горой свежих овощей на гарнир;
дорогие марочные вина; три десерта на любой вкус и несколько сортов
отменных ликеров к свежепомолотому кофе... Но все это гастрономическое
великолепие не смогло разрядить атмосферу и не смягчило гнетущее чувство
дискомфорта.
Питеру кусок не лез в горло. Дельмарио основательно набрался уже
перед обедом, а за столом, продолжая пить вино как воду, все глубже
погружался в прострацию, перемежаемую приступами пьяной болтовни. Под
маской ледяной вежливости Э.К.Стюарта угадывалась едва сдерживаемая
ярость. И в придачу ко всему Банниш пресекал любую попытку Питера
перевести разговор на нейтральную тему.
Добродушно-веселый тон хозяина отнюдь не делал тайным его злорадство.
Он настойчиво ворошил прошлое, бередил былые раны от пустячных обид,
всячески раздувал тлеющие угли неприязни. Стоило Нортону привести
какой-нибудь безобидный забавный эпизод, как Банниш с улыбочкой припоминал
очередную застарелую язву. В конце концов Экс, не выдержав, оборвал его на
полуслове.
- Мерзость, - громко и отчетливо произнес он. Это была его первая
реплика за все время обеда, не считая фразы "Передай мне, пожалуйста,
соль". - Мерзость и еще раз мерзость. Чего ты добиваешься, Банниш? Заманил
нас, словно в западню, запер. Зачем? Доказать, что мы поступали с тобой
подло? Если так - прекрасно: ты добился своего. Признаю: я подло обращался
с тобой. Мне стыдно, виноват. Mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa[2]. И
довольно об этом. Все в прошлом.
- В прошлом? - Банниш неприятно улыбнулся. - Но что для тебя значит
"в прошлом"? Раньше, когда я служил мишенью твоих шуточек, ты неделями в
красках расписывал их направо и налево. Тогда это "в прошлом" не означало
финала комедии, не правда ли? Или возьмем мою партию с Весселером. Разве
мы забыли о ней, когда она отошла в прошлое? Нет. Вы не позволили мне
забыть. Проходила она, если помнишь, в декабре, а вспоминали вы о ней аж
до мая, когда я окончил колледж. При каждом удобном случае. О, для меня
эта партия так и не стала прошлым. Дельмарио всякий раз, когда мы
встречались, почитал своим долгом демонстрировать мне победные
продолжения, наш любимый капитан до самого конца не включал меня в
основной состав на матчи первенства лиги, а ты, Экс, - ты неизменно
приветствовал меня словами: "Ну как, Банни, удалось продуть еще
какую-нибудь решающую игру?" Вы напечатали партию в клубной газетенке и
даже отправили почтой в "Шахматную жизнь". Несомненно, все это для вас -
седая старина. Только у меня, к несчастью, слишком хорошая память; я
забываю не так легко. Я помню все. Помню позу Весселера, как он, сложив
руки на брюхе, гипнотизировал меня своими поросячьими глазками; помню его
манеру осторожно так, большим и указательным пальчиками брать фигуру,
делая ход. Помню, как, выйдя в холл размяться и попить шипучки, увидел
возле демонстрационной доски Нортона, который обсуждал позицию с Маворой
из первой сборной. Знаете, что я тогда услышал? Пит вопил, размахивая
руками: "Он продует, как пить дать продует, черт бы его побрал!" Верно,
Питер? А Лес, заметив меня за твоей спиной, бросил: "Только проиграй,
Банни, и можешь катиться на все четыре стороны!" Тоже был фрукт. Всеобщий
любимчик. Я запомнил всех, кто подходил к доске поглазеть на нас с Великим
Роби. Нортон с Хэлом Уинслоу, два знаменитых капитана, жарко спорили в
уголке. Уинслоу, лохматый и небритый, марал бумагу в своем планшете,
пытаясь просчитать исход чемпионата, если мы победим или сведем матч
вничью. Я помню, что я испытал, положив на доску своего короля, помню, как
Дельмарио пнул стену, а Питер, подойдя ко мне, произнес единственное
слово: "Эх!"... Ну не правда ли, моя память феноменальна? Я ничего не
забыл, особенно ту игру. Если угодно, могу не сходя с места восстановить
все ходы.
- Дерь...мовые ходы, - отрезал Стив Дельмарио. - Тебе следовало бы
запомнить только один, которого ты не сделал, - конь за пешку. Жертва, и
только она, вела к победе. На черта нам глупости, которые ты нав...воротил
вместо него... то есть вместо нее...
- Я двинул короля к коню, чтобы защитить ладейную пешку. Перед этим я
произвел длинную рокировку, и пешка стояла под боем, - ласково объяснил
Банниш.
- Пешки-орешки, - заплетающимся языком забормотал Дельмарио. -
Громить надо было, а не трястись за пешки. Отдал бы коня и как нечего
делать распотрошил бы этого кита. Вот было бы смеху - Кролик кита
