И, наверное, поэтому я не свернул туда. Пусть мои клыки служат лишь для
меня. Но этот разговор означал Он означал, что Федя с его ребятами
отступился, предоставив меня самому себе. Ведь это была Победа!!! Иначе
Кирпич и не сунулся бы ко мне. Я ни на секунду не сомневался, что Федя вышел
на меня через него, и теперь сработала обратная связь.
Противоречивые мысли мелькали у меня в голове в последнее время. С одной
стороны дорого бы я дал, чтобы в одно прекрасное утро проснуться самым
обычным пацаном.
С другой стороны С другой стороны я уже не мог сжаться как пружина и
занять свое место в иерархии быков и старшаков. Этот путь тоже был отрезан.
Может быть это случилось потому, что с помощью огромного волка я сумел
подняться над проблемами маленького пацана, мечтающего только о том, чтобы
сгонять на видак и увернуться от старшаков. Горизонт стал шире, но что мне
было делать с открывшейся панорамой.
И все же у меня было отличное настроение. Солнце светило по весеннему,
огромные сосульки свисали с крыш, отовсюду капало. Снег под ногами был уже
не чисто-белым и плотным, а рыхлым и водянистым. У стены дома даже
отпечатались следы чьих-то огромных сапог, грязные и глиняные. Зима уходила,
и я был рад этому.
На афише видеосалона Дома Культуры имени Орджоникидзе наклонными синими
буквами значилось: Серебряная пуля. Ниже более мелкими коричневыми буквами
было дописано: По роману С. Кинга Оборотень. Начало в 18.00.
Надо сходить, - подумал я, запуская руку в карман. Денег теперь хватало,
и я уже не считал каждую копейку, хотя тратил их очень экономно. Но мне уже
не суждено было посмотреть этот фильм.
Тебе письмо, - кивнул в сторону стола Леха, закрывая за собой дверь. Они
с Паханом снова исчезали из общаги. Андрей, как всегда, отсутствовал.
Хлопнула дверь, и я оказался в совершенно пустой комнате.
Письмо действительно лежало на столе. Почерк был явно не материн крупный
и уверенный. Обратный адрес отсутствовал. Блондиночка написала, - ухнуло
куда-то в глубину мое сердце. Я торопливо распечатал конверт и вытащил
оттуда обложку детского журнала Колобок. Я недоуменно рассматривал картинку,
как вдруг руки мои дрогнули.
Вместо одной из букв О, там, где всегда рисовалось изображение румяного
колобка, было нечто. Желтый ровный круг, на котором находились два черных
овальных глаза, вытянутых вертикально, и длинный улыбающийся рот, тянувшийся
почти у края окружности. Я потрогал пальцем границу этого круга и обнаружил,
что он наклеен поверх обложки. Для миллионов непосвященных такая картинка
выглядела бы лишь глупой шуткой и не более. Но я знал, что это такое.
Это был знак оборотня.
Часть вторая.
Глава двенадцатая.
Тяжкие раздумья.
Я положил листок на стол, взобрался на свою койку и уставился в серый,
потрескавшийся потолок. Поток мыслей охватил меня, закрутил и понес.
Прежде всего с грустью приходилось оставить мысль о том, что я первый и
единственный оборотень в Союзе (теперь уже суверенных государств). Вот уж
нет, далеко не первый и, конечно же, не единственный. Это стало предельно
ясно.
Судя по всему, где-то неподалеку находились оборотни постарше и поумнее,
чем я.
Чутье мне подсказывало, что это не шутка. Никто, кроме своих, не понял бы
истинный смысл этого кружка, хоть он и присутствовал в первой серии Воя.
Только оборотни знали этот символ знак свидания или знак скорой встречи.
Откуда я знал это сам? Я почувствовал, едва увидел его. Любой шутник,
прознавший о моей сущности, ограничился бы запиской или изображением волчьей
морды на фоне луны, но понять смысл улыбающейся рожицы было выше его сил.
Что такое оборотень в глазах среднестатистического гражданина или рядового
члена общества? Это исключительно монстр, обретающий волчий облик в
полнолуние и пожирающий людей.
Причем большинство и вовсе не верит в их существование, как не верил и я
в свое время.
Но знак оборотня указывал на встречу. С кем? Кто те, назначившие мне
свидание?
Место встречи тоже выберут они. От меня теперь ничего не зависит.
Много их или мало? Может всего горстка, а может полчища оборотней уже
заполонили города и живут пока тихой двойной жизнью. Был бы я человеком
страшные картины теснились бы в моей голове, жуткие перспективы захвата мира
оборотнями. Но я был сам одним из них, тех, кто искал со мной встречи. И
поэтому мой взгляд лежал с другой стороны. Я не собирался завоевывать
беспредельную власть, но и не хотел умирать.
Уютный маленький особнячок, который я заботливо выстроил в углу
бесконечной неизвестности моего нового мира, рухнул под напором нашествия
извне, похоронив все мечты о тихом и спокойном существовании. Неизвестность
вновь окружала меня, и негде было укрыться от наступившей вдруг темноты.
Слишком уж я был спокоен до этого, слишком уверился в своей уникальности и
недоступности. Но я оказался не одинок в этом мире. Мало того, меня не
хотели оставить в покое, а навязчиво напоминали о своем существовании. Мне
предстояло сделать еще несколько шагов вперед, окончательно оторвавшись от
надежной стены, но хорошо это или плохо для меня закончится, я не знал
Майор Колбин спокойно сидел за столом, Соколов нервно ходил по кабинету,
Бахарев бегал по делу все тех же грабежей, которые уже становились глухими, да
по поводу двух крупных краж, заботливо навешанных на их специфический отдел
неумолимым начальством. Кражи, впрочем, тоже оказались вполне безнадежными.
- Что дальше, товарищ майор, - нетерпеливо спросил Соколов, наблюдая как
Колбин заботливо стряхивает пепел с сигареты в изящную пепельницу из
красного стекла.
Колбин затянулся, выпустил струю дыма и продолжил рассказ об оперативке,
проведенной утром начальником ОВД:
- После этого он говорит, что банды в городе совсем распоясались.
Корнеев, не тот, лысый, а который расследует вооруженные налеты, сразу
поинтересовался, в чем это выражается. Тогда он говорит, вчера из
Атищенского района сводка пришла
ночью возле детского сада стрельба была. Два трупа, один АКСУ, куча
макаровских и АКСУшных гильз. Корнеев сразу приуныл, смекнул видно, что явно не
его ребятки там поработали. Скорее всего сведение счетов.
- А нам то что отсюда светит, товарищ майор? перебил его Соколов.
Колбин укоризненно взглянул на него, показывая всем своим видом, как
бесит его такая скороспешность.
- Со сводкой пришли фотографии с места происшествия. Специально послали,
чтобы узнать, не проходит ли кто по нашим делам. Один из убитых Сонин
Виталий Васильевич. Не слыхал про такого? Не переживай, я тоже, но глянь
сюда.
И Колбин щелчком отправил вытащенную из ящика стола фотографию. На ней
была запечатлена верхняя часть туловища и наполовину оторванная голова с
ужасно развороченной шеей.
- Тебе, Саша, это ничего не напоминает?
- Да нет, не знаю я его. Постой-ка Полынцев! Здесь рана почти как у
Полынцева
- Точно, - согласился майор. Впрочем, другого ответа он и не ждал.
- Тогда повезло нам, товарищ майор. А ведь могли и не прислать снимки.
Потеряли бы мы такую зацепочку, - обрадовался Соколов, еще не догадываясь,
что именно ему предстоит отправиться в Атищенское ОВД добывать более
подробные сведения об этом деле.
В летние дни Соколову нравилось разъезжать по городу и даже ходить пешком
по служебным делам. В такие дни он радовался, что после армии пошел не в
душный заводской цех и не в институтские аудитории, как собирался раньше, а
в милицейскую академию, где получил по окончании лейтенантские погоны.
Вернувшись домой, он пробездельничал все время, отведенное под отпуск, и
явился в ОВД, чтобы с жаром приняться за свою новую работу.
Однако новая работа не слишком радовала его. Он был назначен в патрули и
вечерами вместе с двумя сержантами или рядовыми мерным шагом обходил
отведенный участок, а днем регулировал очереди у винных точек. Нет, не такой
ему виделась служба за годы учебы.
А ведь в детстве он хотел стать артистом. Саня Соколов! это звучало
красиво.
Но ни к пению, ни к декламации у него особых талантов не обнаружилось, и
в старших классах он решил двинуть в науку. Профессор Александр Петрович
Соколов! это тоже звучало неплохо. Но налетела армейская служба, а после нее
Соколов с удивлением обнаружил, что почти ничего не помнит из школьной
программы девятых-десятых классов. Таким образом путь в солидные, престижные
институты с огромными конкурсами был закрыт. Но Саня Соколов не стал
отчаиваться, а пошел в милицию, где после трех месяцев службы ему выдали
направление в Московскую милицейскую академию.
Так бы и служил Соколов патрульным, но тут сверху пришла установка,
указывавшая на более ценное использование кадров, получивших
спецобразование. Начальство забеспокоилось, создало особый отдел по
расследованию наиболее серьезных преступлений. Вот туда то и направили
Соколова, а так же Бахарева, сидевшего раньше исключительно на хищениях. А
начальником поставили Колбина, который раньше и расследовал серьезные
преступления, называемые теперь в соответствии с новой установкой наиболее
серьезными преступлениями. В общем произошла маленькая реорганизация, никак
не повлиявшая на общую работу ОВД, но крупно изменившая судьбу Соколова.
Бахарев оказался отличнейшим парнем, и Соколов жалел, что не был знаком с
ним раньше. А вот начальник оказался старым, нудным, да к тому же еще и
тяжеловатым на подъем. Он предпочитал весь день сидеть в кабинете, Бахарев в
соседней комнате, как человек опытный, заполнял бесконечный поток
документации, а Соколов, как человек со спецобразованием, носился как
угорелый по городу, собирая необходимую информацию.
Несмотря на отсутствие опыта у двух третей личного состава особого
отдела, работа пошла успешно. Почти сразу же была разоблачена банда из
Прибалтики, отсиживающаяся здесь после своих гастролей в Питере. Затем в
короткие сроки было расследовано убийство рабочего отдел вновь доказал
репутацию особого. Но обстановка в городе становилась напряженней с каждым
днем, кадров катастрофически не хватало, и на отдел ложились все новые и
новые дела. Бахарев уже не сидел за документацией, а усиленно помогал
Соколову. А Соколов целыми днями летал то в один, то в другой конец города.
Впрочем, как здесь уже говорилось, Соколов не любил просиживать время в
душном кабинете и жалел, что покидал его, только в морозные дни или такие,
как сейчас.
Рыхлый снег, сильно затрудняющий передвижение вперед, почти моментально
промочил сапоги Соколова насквозь, вдобавок автобус пришлось ждать целых
двадцать минут.
Раздражение от бесцельной траты времени, мокрые ноги и болтовня двух
накрашенных девиц настолько вывели из себя лейтенанта, что его даже не
радовал исключительно солнечный день. Успокоился он лишь, добравшись до
места.
Расследование в Атищенском ОВД было поставлено куда с большим размахом,
чем у Колбина с Соколовым. Оперативная бригада моталась с места на место,
стараясь выискать еще не обнаруженные факты. Впрочем, ничем особенным эта
бригада пока не могла похвалиться, и Соколову пришлось довольствоваться
описанием места происшествия и сведениями о прошлом уже известного ему
Сонина, успевшего приобрести некоторую известность в других, менее
значительных делах. Правда приходилось признать, что и закончились те дела
значительно лучше для Сонина.
Вникнув в обстоятельства происшедшего и рассеяно просмотрев предыдущие
дела убитого, Соколов рискнул заглянуть в лабораторию к экспертам. Тут было
