громоздящиеся на площадке лесенки, горки, домики, две веранды и паровоз,
полузанесенный снегом, но все же волокущий за собой два небольших вагона.
После этого я, пригнувшись, скрываясь за сугробами рванул вперед по
расчищенной аккуратной рукой дворника (вернее лопатой) угловатым дорожкам.
Мой взор уперся снова в темные неживые окна здания. Они оставались такими
же холодными равнодушными как вчера, только теперь находились несравненно
ближе, и я ощутил неприятно пробежавший по спине холодок. Но не время было
предаваться эмоциям, и я осторожно выглянул из-за сугроба. Преследователи
преодолевали препятствие, осторожно перебираясь через забор. Вот спрыгнули
двое, за ним еще трое. Треск материи пояснил, что последний из них
ознаменовал свой спуск испорченным пуховичком. Ну вот, - подумал я, - теперь
достанется еще и за куртку.
Итак, их пятеро. Никто не потерялся вчера и ничего себе не отморозил.
Жаль! Но с другой стороны было отлично, что число преследователей не
увеличилось.
Пистолетов у них два или три, поэтому высовываться все же не
рекомендовалось.
Попадания не причиняли мне особого вреда, но отнимали силы вчера я бежал
на каких-то запредельных возможностях. А сегодня я мог выдохнуться и рухнуть
в первый попавшийся сугроб, и тогда преследователи могли делать со мной все
что угодно. Я совсем не был уверен, что выживу, если мне, к примеру, отрубят
голову.
Тем временем мрачная пятерка, освещая сугробы фонариками, медленно
приближалась к расчищенным дорожкам, на каждом шагу глубоко проваливаясь в
снег. Там мои следы заканчивались, а так как свежего снега не было, то мой
путь, начиная с этого момента, уходил в неизвестность.
Дорожка разветвлялась влево, вправо и вперед. Федя с дружками на минуту
замешкался, но потом он решительно махнул рукой. Преследователи разделились:
один налево, другой направо, трое вперед. Это было мне на руку ветвлений
у дорожки было более чем достаточно. Даже если бы вдвое больше
преследователей рыскало здесь в темноте, то их все равно не хватило бы на
все закоулки. Это нельзя было назвать лабиринтом просто большой
прямоугольник, разбитый на множество маленьких. В центре стояло двухэтажное
здание детского сада.
Перебираясь от сугроба к сугробу, я осторожно обогнул здание и оказался
на противоположной стороне. Здесь так же начинались дорожки зимний парк был
разбит симметрично. Теперь преследователи могли отсечь его половину. Один из
них должен был встать у парадного входа в здание, другой у черного, третий
на дальней дорожке, которую не прерывал корпус детского сада, от нее так же
шло ответвление к выходу с территории, и четвертый на симметричную ей
дорожку с другой стороны сада. А пятый тем временем мог спокойно обшаривать
все оставшиеся дорожки. План был блестящим, но такая комбинация сковывала
основные силы, и вряд ли Федя станет действовать подобным образом. Так и
случилось.
Затаившись за сугробом, я пристально наблюдал, как два светящихся кружка,
обозначающих фонари, осторожно пробираются с правой (бывшей левой) от меня
стороны здания. С другой, невидимой мне стороны, вероятно, шли остальные. Я
начал понемногу отступать в глубину парка, а погоня, не спеша,
рассредоточилась и стала методично прочесывать оставшуюся часть дорожек. Я
сидел, сжавшись, за самым высоким сугробом.
Вскоре мой чуткий слух уловил поскрипывание снега, становившееся все
громче. Я замер в испуганном ожидании. В голове было пусто, словно страх
вымел подчистую все копошившиеся во мне мысли. Чувство опасности
пульсировало внутри меня не давая сосредоточиться.
Внезапно в проход сунулась рука с фонариком, и я что есть силы ударил по
ней.
Пальцы разжались, а фонарик упал и покатился в мою сторону. Я, не медля,
с силой наступил на него ногой. Корпус прогнулся, стекло хрупнуло, пучок
света исчез.
Мне дико повезло этот парень был пустой. Поэтому он стремительно
отпрыгнул за сугроб и махнул кому-то рукой.
В этот момент из-за дальнего поворота вывернул Федя. Луна освещала его
лицо и придавала ему мертвый оттенок, а рваные полосы лишь подчеркивали эту
ужасную бледность. Он без промедления выстрелил в мою сторону. Что-то
чиркнуло возле моей головы, и теплый воздух на мгновение согрел начавшее
замерзать ухо.
Я тут же скрылся за ближайшим поворотом и вскоре оказался на последней
дорожке.
За ней тянулись непролазные сугробы. Я уже начал подумывать о том, чтобы
ринуться через них к забору, перелезть его и оставить преследователей в
дураках, но опасался застрять и быть пойманным на полдороге.
Выстрел слева оборвал мои раздумья. На беду я стоял точно посредине
дорожки, метрах в трех от двух ближайших проходов. Тогда я подпрыгнул,
погрузился в сугроб и вплавь, отталкиваясь руками и ногами от снежной массы,
преодолел расстояние до следующей параллельной дорожки. Сзади вновь
послышался выстрел, но пуля опять ушла в молоко. Стреляли сегодня гораздо
хуже, чем в прошлые сутки.
Еще раз сильно оттолкнувшись ногами, я вдруг потерял опору и рухнул вниз.
На мое счастье дорожка в данный момент пустовала. Я сильно ушиб затылок и не
сразу смог встать. Мои глаза смотрели вперед и вверх. Там сияла полная луна.
Полнолуние! Значит я находился на пике своих возможностей. Еще один из
законов оборотней я вывел сравнительно недавно. Именно в полнолуние я первый
раз стал оборотнем. В полнолуние мне легче всего давалось обращение. И
только в полнолуние я чувствовал себя легко и спокойно, как никогда.
И тогда я решил Все! Хватит играться. Я ведь могу их прикончить как
щенков, но если все и дальше так будет катиться по их сценарию, то к утру
они меня достанут. Хватит дергаться надо наступать!
Я вскочил на ноги, задрожал всем телом (не забыв, впрочем расстегнуть
куртку), облизал языком появившиеся во рту клыки, потер лапами замерзающие
уши, постепенно перемещающиеся наверх, затем длинную морду, которая быстро
зарастала густой серой шерстью.
Но нет, на этот раз я решил выложиться до конца. Я скинул с себя всю
одежду и ботинки, вытряхнув из них снег. После этого я прочно встал на все
четыре лапы и приготовился к нападению. В этот самый момент на меня выбежал
тот, с дальней дорожки, и замер, пораженный увиденным. Не рассуждая, я
склонил голову направо и прыгнул, глубоко полоснув клыками по его горлу.
Приземлившись, я обернулся он лежал неподвижно с головой, наполовину
оторванной от туловища.
Сразу стало тепло покров шерсти надежно согревал. В пасти чувствовался
вкус крови, пьянящий почти как самогонка, которую мы с Колькой не раз
хлебали на сеновалах. На секунду воспоминания охватили меня, и я
почувствовал лето, лучи солнца, потоком льющиеся из маленького окошка
наверху Но это не сейчас. В данный момент для меня решался вопрос жизни и
смерти. И я огромными прыжками понесся к зданию.
Падая, моя вторая жертва испустила такой истошный вопль, что я не
удержался и подвыл ему немножко, а сейчас уже раскаивался в этом. Впрочем,
на весь сотворенный шум рассчитывать не приходилось. Если ноябрьской ночью
никто не откликнулся на пятиминутные крики девчонки, то на такой не слишком
продолжительный и мелодичный вопль явно не сбежится вся округа.
Но этот вопль заставил остальных преследователей сгруппироваться и
затаиться, потушив фонарики. Я без проблем достиг здания, встал на задние
лапы и прислонился к прохладной стене. Все окутала тишина и тьма,
разрываемая только бледным светом луны и далекими фонарями. Я не знал,
сколько прошло времени, для меня оно летело слишком быстро. Но тихо было
вокруг, ни одна машина не беспокоила эту тревожную тишину. Редкие окна
горели в окружающих садик пятиэтажках. Не слышалось ничьих шагов. Только
ветер изредка свистел где-то наверху. Я замер, уставившись вперед
неподвижным взглядом.
Но обманчиво было это опустившееся спокойствие. Четыре черных силуэта
выдвинулись слева на расчищенную около здания площадку. Двое тут же
перебежали на другой ее конец, двое остались на месте. Затем все четверо
медленно, не включая фонариков, двинулись ко мне. Я бегал по нам глазами,
намечая следующую жертву. Не доходя до меня десяти шагов, они остановились и
разом включили фонари. Сноп света окатил меня и у троих из них вырвались
возгласы удивления.
Они явно не ждали такого зрелища.
Только второй слева был спокоен. Лицо его, чернеющее рытвинами, словно
замерло в каменной маске. Федя как будто намеревался увидеть что-то
подобное. До меня дошло, что он если еще не понял до конца, то уже
догадывался, сопоставив безвредные для меня пистолетные пули и мое
таинственное исчезновение. Чем это мне грозило, я еще не уяснил, но знал
твердо лишь одно: чем больше людей увидит мою истинную сущность, тем хуже
для меня
Разумеется удивился и Федя. Да и кто не удивился бы, увидев вместо Сверчка
огромного волка, скалившегося на них. Да, это был волк, но Федя точно знал, что
это в то же время и Сверчок, иначе почему возле лап волка лежал аккуратно
связанный узелок с одеждой. Сверчок стал волком, хрен с ним отступать Федя не
намерен. Сунув в карман маломощную пушку, он пристально взглянул на огромного
волка, то и дело разевающего зубастую хлеборезку, и махнул рукой на
противоположный край площадки. Один из парней, стоявших там, с треском рванул
вниз молнию и вытащил спрятанный там АКСУ
Очередь гулких выстрелов взорвала тишину. В живот вдавило четыре расплавленных
камня. Меня отбросило к стене, в глазах помутилось, но я устоял. Мало того,
секунду спустя я уже летел к этому долбанному стрелку с трясущимися от ужаса
руками. Увидев мои огненные глаза, он выпустил еще одну очередь, но она прошла в
стороне от меня, разбив стекла в огромных окнах здания. Мой удар был направлен
не в горло, а в грудь. Он попытался прикрыть ее автоматом. В последний момент я
резко нагнул голову и врезался черепом в корпус АКСУ. Он буквально вдавился в
грудь стрелка, с хрустом ломая ребра. Изо рта неудачника хлынула кровь, и душа
его (если она у него была) вылетела из тела.
Предел выдержки есть даже у крутых парней. При виде волка с окровавленной
пастью, который находился в нескольких шагах от них и явно готовился напасть
снова, ребята бросились врассыпную. Я не стал их преследовать я выиграл.
Рядом со мной лежал мертвый стрелок, напоминавший в темноте груду старого
тряпья, а на перекрестке дорожек, вдали, затерялся еще один мертвец. Черт
побери, все произошло так стремительно, что я даже не успел рассмотреть их,
когда они были еще живыми. Я молча стоял, оглядывая место боя, затем набрал
в пасть жгучего и противного снега, выгнал из нее возбуждающий запах крови,
подхватил клыками свою одежду и в быстром темпе понесся к своей общаге
На следующий день меня вновь не было на занятиях. Отоспавшись, я сидел в 412
штопал штаны и заклеивал порванную куртку, а вечером меня навестил Кирпич.
- Слышь, Сверчок, - добродушно начал он, - чего тебе одному. Давай к нам.
У нас такая мафия, и ты там лишним не будешь, тем более всегда при деньгах.
- Нет, - замотал я головой, - Я уж как-нибудь сам по себе. Так спокойнее.
- Ну как знаешь, - кивнул Кирпич, - дело твое. Договор в силе, а если
надумаешь, скажи.
Дверь за ним закрылась. Я стоял, вглядываясь в темноту за окном. Еще в
декабре такое предложение вознесло бы меня на верх блаженства, но сейчас мне
необходимо уже что-то другое.
Возвращаясь с занятий, я вновь и вновь размышлял над вчерашним
разговором. Вот он, путь из одиночества, вот он. Но только какой-то не тот.
