обрабатывать свой участок? Видимо, в будние дни, но как
оказалось, всю неделю он старательно трудится в Москве, и
только в субботу и воскресенье отводит душу на своей недавно
приобретенной даче.
По вечерам Мила больше не сидела, поджав ноги, на диване,
с томиком стихов, взятым из книжного шкафа своей тетушки,
теперь она усаживалась за большим столом на кухне или в
столовой, раскладывала журналы по садоводству и внимательно их
изучала, делая выписки в толстенную общую тетрадь. По выходным
дням она обменивалась добытой информацией с Николаем.
Когда два дилетанта или энтузиаста объединяются на почве
какого-нибудь дела, то это может привести к совершенно
непредсказуемым результатам. Вспомнив наш первый выезд на дачу,
я должна была признать, что за короткий срок Миле удалось
добиться огромных успехов на сельскохозяйственном поприще. В
воскресенье, вернувшись в очередной раз с дачи, Мила угощала
меня свежей зеленью, собственноручно выращенной и собранной на
грядках. Правда, Мила еще не всегда могла вспомнить название
трав, которые она мне скармливала в качестве "так необходимых
мне витаминов", но я обычно успокаивала себя тем, что в
Подмосковье почти не растут ядовитые растения. По крайней мере,
меня радовало хотя бы то, что она все реже сидела с отрешенным
выражением на лице, разгладились скорбные складки в уголках
рта, а глаза все чаще смеялись, когда она вспоминала и
рассказывала мне о своих трудовых подвигах на даче. Но, как ни
уговаривала меня Мила приехать на дачу подышать свежим
воздухом, я категорически отказывалась, мне было жалко терять
быстро сокращающееся время, а до защиты мне предстояло сделать
еще очень много.
Однажды вечером Мила поехала навестить свою мать, домой
она возвращалась одна поздно вечером. На пустыре ее встретил
какой-то бандит и попытался отобрать сумочку с деньгами. В тот
день Мила выдавала сотрудникам зарплату, я не успела получить
свою, так как ездила в тот день на консультацию в институт.
Короче говоря, Мила шла через пустырь совершенно одна, а в
сумке у нее были две наши зарплаты.
-- Ты представляешь, Саша, он у меня сумочку отбирает, а
мне жалко, так обидно стало: там же твои и мои деньги лежат.
Как же я домой приду и тебе скажу, что у меня деньги украли?
-- Да, пропади пропадом наши с тобой деньги, он же мог
тебя убить.
-- Ну, не убил же. Он у меня из рук сумочку вырывает, а я
про себя думаю: кричать надо.
-- Господи! Когда тебе там думать было!
-- Вот я себе и говорю: Надо кричать. Я и закричала:
"Ура!"
-- Что?!!
-- Сначала тихо получилось, хрипло как-то, а потом смотрю,
парень отступил немного назад и смотрит на меня. Тут я с силами
собралась и изо всех сил закричала: "Ура-а!"
-- А он что?
-- Выпустил мою сумку из рук, покрутил пальцем у виска,
повернулся и ушел.
-- И что потом?
-- Я стою и так мне обидно стало, что я не то кричала.
Нужно было кричать: "Караул! Помогите!" А я...
Мила горько заплакала, прижавшись головой к моему плечу, я
утешала ее, а потом мы вдруг начали смеяться. Так и смеялись до
слез весь вечер. Стоило только посмотреть друг на друга, как мы
начинали громко хохотать. На следующий день Максиму сразу
показалось подозрительным наше непонятное веселье, но Мила
просила меня ничего никому не рассказывать, так как боялась,
что весь наш Центр будет над ней потешаться. Все же к концу дня
нашему бдительному шефу удалось-таки выяснить у нас причину
нашего смеха, он нахмурился, а потом начал воспитывать Милу,
объясняя ей, как следует себя вести, чтобы не попадать в
критические ситуации. Мне было непривычно слушать, как поучают
не меня, а кого-то другого. Потом я не выдержала и попросила
его больше не мучить Милу своими нравоучениями. Начальник
слегка оторопел, замолчал и ушел в свой кабинет, правда, в
ответ на мою заботу Мила вместо благодарности сказала, что
всегда надо давать мужчинам выговориться, тогда они становятся
менее свирепыми. От себя я добавила, что женщинам надо давать
возможность иногда выплакаться, тогда им бывает легче жить.
Наступило лето, по вечерам мила, высунув от усердия язык,
обводила яркими маркерами мои схемы. Это она называла
окончательной доводкой. Я лихорадочно дописывала проект и
готовила краткую десятиминутную его выжимку, с которой
собиралась выступать на защите диплома.
Мила стала потихоньку уговаривать меня надеть на защиту
диплома мое новое красное платье, а не мои любимые джинсы.
Каждый день она находила все новые аргументы в пользу своего
предложения.
-- Ты только представь себе, как эффектно ты будешь
смотреться на белом фоне своих многочисленных схем.
-- Мила, ты повторяешься, ты говорила это еще вчера.
-- А ты подумала, что отвлечешь внимание комиссии на себя
и дашь Борису приготовиться к защите, ведь ты в паре с ним
защищаешься?
-- А почему это я должна думать еще и о нем?
-- Ну, просто ради себя самой надень красное платье.
-- Я буду чувствовать себя непривычно и забуду все на
свете.
-- Даже если ты что-нибудь и забудешь, то комиссия посмотрит
на тебя и все-все тебе простит.
-- За красное платье?
-- Не говори глупости. Ты давно уже готова к защите
диплома, а платье станет завершающим штрихом.
Я уступила Миле, решив, что из чувства благодарности
должна сделать ей приятное. Платье сидело на мне хорошо, хотя
за последний месяц я сильно похудела. Мила помогла мне уложить
отросшие и ставшие такими непослушными волосы.
Сама защита прошла для меня, как в густом тумане. Борис
помог мне развесить чертежи и диаграммы. Я выступала с
подготовленным материалом, отвечала на задаваемые вопросы. В
зале с напряженным выражением на лице сидела Мила, крепко
прижимая к себе сжатые кулаки. Рядом с ней сидел мой начальник,
который вызвался довезти нас с Милой до института, решив, что
весь ворох разрисованных ватманских листов нам с Милой без его
помощи не удастся дотащить. Оставив свою машину около
института, Максим прошел вместе с нами в зал, помог донести мои
многочисленные схемы, а потом преспокойненько уселся в третьем
ряду рядом с Милой. А как я надеялась, что он уедет на работу!
Я защищалась пятой, и, когда начала говорить, то взглянула
в сторону Милы. Она ободряюще мне улыбалась. Председатель
комиссии смотрел на меня доброжелательно, иногда слегка кивая
головой в знак одобрения. Начальник сидел, чуть наклонившись
вперед и сложив руки на груди, лицо его было совершенно
непроницаемым. У меня сложилось впечатление, что, если я
собьюсь или скажу что-нибудь не то, то он надерет мне уши. Но
все прошло на удивление гладко, недаром я несколько раз дома
репетировала свое выступление.
Борис защищался сразу после меня, я ему ассистировала:
вешала схемы. Борис говорил долго и убедительно, но вопросов
ему задавали намного больше, чем мне. После защиты счастливый
Борис выскочил в коридор и заявил, что сегодняшнее событие мы
обязательно должны отпраздновать. Я стояла в коридоре с букетом
цветов, который мне подарили Максим и Мила. Как фокусники, они
вдвоем, помогая, а скорее мешая друг другу, вытащили красные
розы из рулона ватмана и вручили мне сразу после защиты. Я
стояла в коридоре и прижимала к лицу розы, с наслаждением
вдыхая их аромат и касаясь губами прохладных алых лепестков.
Мила что-то весело мне говорила о своих переживаниях во время
защиты. Одной рукой она держала под руку меня, а другой
подхватила нашего шефа. Мне было так хорошо, что даже
присутствие начальника меня совсем не раздражало. Слегка
улыбаясь, я делала вид, что слушаю ее, а на деле я наслаждалась
ощущением свободы и радовалась тому, что сегодня вечером мне не
придется снова садиться за письменный стол и заставлять себя
работать до тех пор, пока глаза не начнут слипаться от
усталости. Давно я не чувствовала себя такой счастливой.
К нам подскочил радостный Борис и заявил, что молодым
инженерам необходимо сегодня отпраздновать свое рождение. Наши
ребята встречаются на квартире у Бориса, а завтра все вместе
едем к нему на дачу. Мне совсем не хотелось куда-то ехать и
веселиться. Единственное, против чего я бы не возражала, так
это несколько часов сна. Последние дни я спала очень плохо.
Мила называла мою бессонницу предзащитным синдромом.
Борис бесцеремонно схватил меня за руку и потащил к нашей
группе. Я слегка сопротивлялась его напору, но Мила шепнула мне
на ухо, чтобы я ехала развеяться, а она поедет на работу вместе
с Максимом.
На следующий день я проснулась очень поздно, в квартире
было совсем тихо. Мила с вечера собиралась поехать на дачу и
проведать свои посадки. Я решила посвятить выходные приведению
квартиры в порядок и посещению мамы.
Мила вернулась домой вечером в воскресенье уставшая и
задумчивая. Я накормила ее приготовленным мною (впервые за
последние несколько недель!) ужином, помыла посуду, прибрала на
кухне и устроилась на диване перед телевизором, ожидая Милу,
которая плескалась в душе. Может быть, когда она смоет с себя
дачную пыль, то настроение у нее улучшится, и она расскажет
мне, что ее тревожит?
Мила вышла из ванной, вошла в столовую и уселась на диван,
подобрав под себя ноги.
-- Как ты поработала на даче?
-- Хорошо.
-- Как поживает твой сосед?
Не отвечая на мой вопрос, Мила стала расспрашивать меня о
том, как мы отметили группой защиту диплома. Я ей рассказала,
что вернулась домой рано, так как очень устала за последние дни
и хотела отдохнуть. Мила молча кивнула и стала смотреть на
экран телевизора.
-- А почему ты не поехала с Борисом на дачу? -- спросила
Мила через несколько минут.
-- Тебе не кажется, что мы с тобой ведем разговор, как два
американских ковбоя?
-- Как это?
-- Очень просто. Вспомни, как было написано у О'Генри. Он
писал, что ковбои в ходе разговора могут проскакать несколько
миль, убить человека или сделать еще что-нибудь не менее
важное, а уж потом, ответить на предыдущую фразу собеседника.
-- Цитировать наизусть ты явно не умеешь, но смысл
передала верно.
-- Ладно, я пойду спать.
-- Ты сколько спала эти дни?
-- Много, и еще хочу и буду.
-- Посиди со мной немного. Как вы отметили окончание
института?
-- Как обычно, собрались на квартире у Бориса, и далее по
программе "трех П": поели, попили, потанцевали, а потом я
потихоньку ушла.
-- Почему?
-- Просто скучно стало, очень хотелось спать.
-- А Борис?
-- Что Борис?
-- Он проводил тебя домой?
-- Конечно нет, я потихоньку ушла. А потом еще очень рано
было. Я домой приехала в семь. Если бы я вернулась чуть
пораньше, то могла бы поехать с тобой на дачу.
-- Ты своей маме сообщила, что защитилась?
-- Да.
-- А съездить к ней не хочешь?
-- Я ездила в воскресенье, виделась с ней.
-- Как она сейчас?
-- Получше. Только ей не очень хочется жить.
-- Господи, что ты говоришь!
-- Знаешь, складывается впечатление, что она устала жить.
Я не могу к ней подступиться, она равнодушна ко всему
окружающему. Она рада моему приезду, но у нее нет сил ему
радоваться.
-- А как бабушка?
-- Теперь получше, даже поздравила меня с окончанием
института.
-- Тебе хочется поговорить о чем-нибудь?
-- О ком-нибудь.
-- Спрашивай.
-- С какой это радости наш начальник остался на мою
защиту, ему что, делать больше было нечего?
