III на троне.
Я кричу:
- Зарежу!
И вытаскиваю из кармана черный футляр от пенсне. У Александра III ды-
бом поднимается рыжая борода.
Мое тело словно старинная люстра. Каждый нерв звенит и бьется хрус-
тальной каплей.
27
- Что за ерунда!..
Я отваливаюсь к спинке и трясусь в мелком смехе.
- Какой зловредный безмозгляк сказал, что существует смерть! Хотел бы
я видеть этого паршивца. Хорошеньким бы щелчком по носу я его угостил.
Клянусь бабушкой!
Золотой хвост кобылы колышется над крупом, как султан старинного гре-
надера.
- Честное слово, я в здравом уме и твердой памяти. Доказательств? Из-
вольте: родился в тысяча восемьсот девяностом году, именинник пятнадца-
того июля по старому стилю, бабушку звали Пульхерией.
Кобыла упирается передними копытами в лужу и приседает, как баба, на
задние ноги.
- А все-таки смерть не существует!
... Горячая сверкающая струя вонзается в землю.
- Да-с! Здоровеннейшая фига вам вместо смерти! Шиш с маслом.
Я почти спокойно вспоминаю, что скифы в боях предпочитали кобыл, так
как те на бегу умеют опорожнять свой мочевой пузырь. Везде ложь!
- Впрочем, Пушкины, Шекспиры, Ньютоны, Бонапарты, Иваны Ивановичи и
Марьи Петровны умирают. Я сам читал на Ваганьковке: "Под сим крестом по-
коится тело раба твоего Кривопупикова". Совершенно неоспоримо, что Нико-
лай Васильевич Гоголь "приказал кланяться". Иначе бы ему не поставили
памятника. Подумаешь, тоже важность - "Мертвые души"! Дворник с нашего
двора - старый Федотыч, разумеется, протянет ноги. Вот эта кобыла с кра-
сивыми, витающими в облаках глазами сдохнет через годик-другой. Но при
чем же тут Ольга? Че-пу-ха! Ее бессмертие я ощущаю не менее правдиво,
чем шляпу на своей голове. Ее вечную жизнь я вижу столь же ясно, как
этот императорский зад, раздавивший скрипучие козлы. Не вообразите, что
я говорю о чем-то таинственном, вроде витанья души в надзвездных прост-
ранствах или о переселении ее в черного кота. Ничего подобного. Я просто
утверждаю, что мы с Ольгой будем из тысячелетия в тысячелетие кушать те-
лячьи котлеты, ходить в баню, страдать запорами, читать Овидия и засы-
пать в театре. Если бы в одну из пылинок мгновения я поверил, что будет
иначе, разве мог бы я как ни в чем не бывало жить дальше?.. Есть? пить?
спать? двигаться? стоять на месте?.. Подождите, подождите! А вы? Вы, лю-
безнейший Иван Иванович? Когда вы, Иван Иванович, сентиментально вздыха-
ете: "Ах, я чувствую приближение смерти", что это: пустое, выпотрошен-
ное, ничего не значащее слово? или - нечто - что вы ощущаете так же
правдиво, как я шляпу на своей голове? Смерть! Понимаете - смерть? Вот
вы, милейший Иван Иванович, - старший бухгалтер и... труп. На вас, на
Ивана Ивановича - старшего бухгалтера, а не на Ивана Петровича - младше-
го бухгалтера, натягивают коленкоровый саван. У вас на веках лежат мед-
ные пятаки. Вы смердите. Вас запихивают в гроб. Кидают в яму. Вас жрут
черви. Чувствуете? Врете, гражданин. Нагло врете. Ничего вы не чувствуе-
те. Ни-че-го. Ровнехонько. Иначе бы вы, Иван Иванович, сидели сейчас не
за бухгалтерской конторкой, а на Канатчиковой даче. Кусали бы каменные
стены и животным криком разбивали тусклые стекла, зашитые железными
прутьями. Если бы вы, Иван Иванович, увидели свою смерть так же ясно,
как я вижу на козлах зад императора, одинаково равнодушный к страшному
человеческому горю и к ослепительному человеческому счастью, вы бы,
гражданин, в ту же секунду собственными ногтями выдрали - с кровью и мя-
сом - свои увидевшие глаза.
28
Уличные часы шевелят черными усами. На Кремлевской башне поют невиди-
мые памятники. Дряхлый звонарь безлюдного прихода ударил в колокол.
Я хватаю руку извозчика и покрываю ее поцелуями. Шершавую костистую
руку цвета красной лошадиной мочи.
Я умоляю:
- Дяденька, перегони время.
Ничтожное, расслабленное, старческое время! Миллионы лет оно плелось,
тащилось, тянулось, как липкая собачья слюна, и вдруг, ни с того ни с
сего, вздыбилось, понеслось, заскакало с разъяренной стремительностью.
29
Ольгины губы сделали улыбку. Рука, поблескивающая и тонкая, как нитка
жемчуга, потянулась к ночному столику.
- Ольга!..
Рука оборвалась и упала.
- Дайте мне, пожалуйста, эту коробку.
Ольга лежит на спине прямая, поблескивающая, тяжелая, словно отлитая
из серебра.
На ночном столике рядом с маленьким, будто игрушечным, браунингом
стоит коробка с шоколадными конфетами. Несколько пьяных вишен рассыпа-
лись по гладкому грушевому дереву.
- Дайте же мне коробку...
Левый уголок ее рта уронил тонкую красную струйку. Сначала я подумал,
что это кровь. Потом успокоился, увидав запекшийся на нижней губе шоко-
лад.
Я прошептал:
- Как вы меня напугали!
И, наклонившись, вытер платком красную струйку густого сладкого рома.
Тогда Ольга вытащила из-под одеяла скрученное мохнатое полотенце. Поло-
тенце до последней нитки было пропитано кровью. Грузные капли падали на
шелковое одеяло.
Она вздохнула:
- Стрелялась, как баба...
И выронила кровавую тряпку.
...пуля, наверно, застряла в позвоночнике... у меня уже отнялись но-
ги.
Потом провела кончиком языка по губам, слизывая запекшийся шоколад и
сладкие капельки рома:
- Удивительно вкусные конфеты...
И опять сделала улыбку:
- ...знаете, после выстрела мне даже пришло в голову, что из-за одних
уже пьяных вишен стоит, пожалуй, жить на свете...
Я бросился к телефону вызывать "скорую помощь".
Она сказала:
- К вечеру я по всей вероятности умру.
30
Операцию делают без хлороформа.
31
У Ольги сжались челюсти и передернулись губы. Я беру в холодеющие
пальцы ее жаркие руки. Они так прозрачны, что кажется - если их положить
на открытую книгу, то можно будет читать фразы, набранные петитом.
Я шепчу:
- Ольга, вам очень больно?.. я позову доктора... он обещал вспрыснуть
морфий.
Она с трудом поднимает веки. Говорит:
- Не ломайте дурака... мне просто немножко противно лежать с ненама-
занными губами... я, должно быть, ужасная рожа.
32
Ольга скончалась в восемь часов четырнадцать минут.
33
А на земле как будто ничего и не случилось.
1928
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Изящное... (лат.) - Ред.
2. судья (лат.) - Ред.
3. Суп по-крестьянски (фр.). - Ред.
4. Улица Мира (фр.) в Париже. - Ред.
5. Счастливого пути! (фр.) - Ред.
