обусловлен либо его собственными желаниями, либо желаниями постороннего
субьекта, которым по тем или иным причинам противостоять невозможно.
Наши, да и не только, головы заполнены мечтами, помыслами, желаниями.
Предметы и существа, окружающие нас, в той или иной степени их олицетворяют.
Поэтому умение видеть желания других является ценной способностью для
врачей, психологов, политиков, президентов и всяких неназываемых хитрых
субъектов. Многие из последних обладают ещё утраченными знаниями о том, как
собирать энергию чужих желаний и с помощью несложного приспособления
преобразовывать её в собственные решения и стремления.
В чем же состоит глубинный смысл теории желаний? Как может одна наука
разобраться в таком множестве явлений?
Любая наука, которая имеет право называться наукой и уже получила
зарегистрированный товарный знак, обладает способностью выводить общие
законы, по которым действуют предметы её изучения. Например, субъект,
которого мы для простоты восприятия назовем маленький мальчик, правильно
умеющий желать некий предмет, который мы проидентифицируем как мороженое,
неизменно это мороженое получает. Данный факт вызывает удивление лишь у
неучей, но - никогда! - у того, кто хоть немного знаком с теорией желаний...
... На этот раз Виктора занесло в гостиничный коридор. Трудно назвать
как-то иначе помещение со стенами, покрытыми жёлтой известкой, и
единообразными дверями, отличающимися друг от друга только цифрами номеров,
нанесёнными в середину верхнего квадрата отделки. Сейчас Виктор стоял где-то
между 212 и 213 номером с одной стороны и 207 и 208 с другой. Самое
интересное заключалось в том, что дверь, через которую Виктор вошёл сюда,
исчезла самым таинственным образом, отрезав тем самым путь к отступлению.
Света в коридоре тоже не хватало, но было все же поярче, чем на первом
этаже. Слава богу, - вздохнул Виктор и с удовлетворением отметил, что
толпами искателей Орлика здесь и не пахло. Более того, коридор был
совершенно пустынным, что наводило на мысль: не слишком-то много искателей
сумело преодолеть рубеж первого круга. Наслаждаясь тишиной, Виктор медленно
зашагал направо, туда, где далеко-далеко вместо мрачной стены сверкал
квадрат дневного света.
Разумеется, первым делом следовало выспросить об Орлике всех, кого только
возможно. Беда в том, что население второго круга не встречало Виктора с
хлебом-солью. Скоро он понял, что даже без душистого каравая и резной
солонки к нему не выйдет ни девушка в русском сарафане, ни группа
ответственных товарищей, про которых обычно пишут и другие, когда в
международном аэропорту торжественно встречают лидирующих представителей
братских и дружественных стран.
Виктор решил проявить инициативу и активную жизненную позицию. Это
выразилось в том, что у ближайшей двери он остановился с твёрдым намерением
проникнуть внутрь. Но у порога смелость то ли приотстала, то ли наоборот
забежала вперед.
Всего порыва хватило лишь на то, чтобы культурно и осторожно постучать по
гладкой поверхность.
Тук, тук, - разнеслось по коридору, а ответом была тишина.
Не повезло, - подумал Виктор и подкрался к следующей двери.
Тук, тук-тук, - Виктор разнообразил и продлил вступительную речь. В
полном соответствии славным партизанским традициям из-за двери не донеслось
ни звука.
У третьей двери Виктор снова хотел постучать, но вовремя передумал.
Вместо сообщения о своём прибытии он плавно толкнул дверь. Усиленная
активная жизненая позиция немедленно принесла результаты. Дверь
приоткрылась, и, засунув голову вовнутрь, Виктор обнаружил за дверью
небольшую каморку. Половину ее занимал вестак, полузасыпанный старой
стружкой, в другой на двух истертых временем и обстоятельствами стульях
сидели двое немолодых мужчин и вели беседу, вытянув ноги к стене, на которой
был нарисованн очаг с пылающим огнем. От очага ощутимо сквозило.
- И знаешь, что я тебе скажу, Джузеппе, - яростно размахивал руками
высокий с седой шевелюрой. - Никто ведь так и не доказал, что Круги
Измерений, на втором из которых мы сейчас находимся, вообще существуют.
Придется, видно, мне заняться этой проблемой. Глядишь, годиков через
десять-двенадцать...
- Эх, Карло, - вздохнул приземистый и лысоватый. - И охота тебе
философствовать.
Убрался бы вот лучше. Или сына хотя бы смастерил. А то и не останется
после тебя ничего. Я вот тебе и полено подходящее притащил.
С этими словами он легонько пнул потрепанный, заляпанный грязью и
продуктами жизнедеятельности мышей серый мешок, откуда сразу донеслось
одобрительное похрюкивание.
- Не о том ты, Джузеппе! Не о том! Ну подумай, до того ли мне сейчас, -
огорчился Карло и умоляюще сложил руки на груди. - Я тебе о звёздах, о
вселенной, о сущности нашего мира, о вечности, в конце-концов. А ты мне про
полено какое-то. Мелочный ты человек, сразу видно, что столяр.
- Ах так, - начал краснеть Джузеппе. - Значит, всего лишь столяр. А
инструмент кто тебе мастерил? Вселенная? Звёзды? Ты сам?
- Что инструмент, - Карло задрал голову к небесам. - Оболочка и только. А
звуки из него извлекает тонкая душа музыканта. Да, Джузеппе, тебе этого не
понять.
Нет, не буду я из твоего полена делать человечка. Вырастет он, натворит
делов, и останусь я в памяти людской не как гвоздь мироздания, а как отец
никчемной, деревянной, плохо воспитанной куклы.
- Гвоздь мироздания, - издевательски протянул Джузеппе. - Мысли твои
хороши за стаканчиком вина для нашей с тобой беседы, да и только. Разве что
крысы ещё послушают, хотя я не уверен. Ну говорящий сверчок своё слово
вставит, когда проснётся. Где же ты хочешь, чтобы вселенная мироздание то
увидела?
- А я добьюсь, - кипятился Карло. - Пусть мне опять вернули, я им в
тридцать седьмой раз пошлю. Я прорвусь, меня напечатают. И тогда...
- Не напечатают, - махнул рукой Джузеппе.
- Не напечатают? - тоном приближающейся грозы спросил Карло.
- Да ты и сам это знаешь.
- Подерёмся, Сизый Нос? - предложил Карло, снимая куртку.
- Подерёмся, - кивнул Джузеппе, приглаживая ещё оставшуюся на голове
растительность.
- Люблю споры, - удовлетворённо сказал Карло, заехав оппоненту по уху. -
В спорах рождается истина.
Джузеппе крякнул в ответ и начал целиться своим мозолистым кулаком в глаз
старому приятелю.
Виктор осторожно прикрыл дверь в науку и отправился дальше.
Но не успел он пройти и четырех метров, как слева от него скрипнула
дверь, и дорогу ему преградили две привлекательные девушки с полным набором
косметики на лице. Бедра одной из них плотно охватывала кожаная мини-юбка,
вытертая джинсовая юбочка другой была ещё короче. Из-под юбок вниз
устремлялись шикарные ножки, затянутые в чёрные нейлоновые колготки. Одна из
девушек, презрительно оглядев Виктора, достала из карманчика блузки с
огромным вырезом зажигалку и закурила, испачкав помадой чуть ли не треть
сигареты. Другая, напротив, томно заглянула Виктору в глаза, когда ему,
наконец, удалось, приподнять взгляд. В общем, он понял: не надо быть
Штирлицем, чтобы догадаться, кто это такие.
Но Виктор не знакомился на улицах.
Девушка нетерпеливо шагнула навстречу. У Виктора перехватило дыхание, его
лицо мгновенно залилось краской. В этот миг ему казалось, что его мысли
беспрепятственно читает всякий, кому вздумалось.
Виктор резко вильнул в сторону, норовя по стене обойти опасное
препятствие.
Решительно шагнув, девушка приблизилась к Виктору, напирая роскошным
бюстом.
Рука Виктора рывком отскочила от бедра, коснувшегося его пальцев. Потирая
ушибленный локоть, он юркнул в щель между стеной и девушкой.
- Может, задержитесь, молодой человек? - донеслось ему вслед.
Но классовое самосознание не позволило Виктору завести разговор с
нетипичной для общества представительницей. Быстро-быстро перебирая ногами,
наш путешественник заторопился к выходу, который, казалось, сам летит
навстречу. Мелькали по сторонам единообразные двери, глаза не успевали
отмечать закорючки цифр, вокруг становилось все светлее, тишину нарушал
только шорох ботинок, шагавших по стоптанной красной ковровой дорожке. И
вдруг все оборвалось...
Именно так! Коридор не заканчивался ни дверью, ни окном. В нем просто
отсутствовала стена. Ещё шаг, и ковер попросту исчез из-под ног Виктора.
Теперь его ботинки замерли на мягком золотисто-жёлтом песке, перед глазами
тихо накатывались на берег волны бескрайнего моря, а над головой раскинулась
бездна ярко-голубого неба самой середины дня. Не надо забывать, что Виктор
находился в шестиэтажном здании и добрался пока лишь до второго этажа. Но не
было вокруг ни потолка, ни стен. И как-то не верилось, что где-то в глубине
моря скрывается обыденный пол, покрытый красным ковром. Бесконечность
просторов ошеломила Виктора. Он стоял, машинально засунув руки в карманы
просторных брюк фабрики Сигнал. Левая ладонь судорожно сжимала измятый
донельзя платок. Правая намертво впилась в ключ от квартиры. Происшедшие
вокруг перемены оказались настолько невероятными, что Виктор забыл обо всем,
даже о том, как и зачем оказался он на этом самом месте.
Резкая перемена обстановки настолько потрясла неподготовленного
путешественника, что он своим корпусом навалился на вертикально вкопанное в
песок бревно. Волны всплеснули и на поверхность выбралась дружина молодцов,
одетых в блестящие кольчуги, атласные штаны и сафьяновые красные сапоги.
Руки их сжимали копья, а головы венчали остроконечные шлемы. Из стройных
рядов проворно выбрался худощавый богатырь, который осторожно, но
безоговорочно отодвинул Виктора от столба и прикрепил на освободившееся
место исписанный бумажный прямоугольник.
Верхний его край был густо замазан жёлтым слоем, сквозь который
просвечивало трудноразличимое слово Молния. Ниже было аккуратно выведено
Боевой листок, а вслед за ним развернулась объёмная поэма, из которой Виктор
успел разобрать только первое четверостишие: Провели мы подготовку. Кто
копьём, а кто винтовкой. На просторах всех морей. Двадцать семь богатырей.
- А почему двадцать семь, - недовольно заметил Виктор. - Должно быть
тридцать три. Я знаю. Я в школе учил.
- Васюкин, доложить, - сбоку объявился могучий черноусый дядька. Из
второй шеренги донёсся звонкий мальчишеский голос:
- По штату - тридцать три. По списку - тридцать три. В наличии - двадцать
семь.
Один вакант. Комаров, Жбанидзе, Ханмамедов - командировка. Севастьянов -
прогул.
Аникина - декретный отпуск.
- Это как? - не понял Виктор. - Богатырь, значит, в декретном отпуске?
- Разрешите доложить, - с этим возгласом из первой шеренги, отстучав три
шага, выбрался высокий, красиво сложенный богатырь, чьи сапоги украшали
каблуки-шпильки. Одним резким жестом он сдёрнул шлем и по спине расплескался
водопад золотистых волос. Черномор огорчённо кашлянул, но по уставу
придраться не смог. Виктор заметно оробел.
- Нет, мы не потерпим, - богатырь напирал на Виктора внушительным бюстом.
- Прошли те времена, когда женщин затирали, отводили им роль домашней
посудомойки, поварихи и воспитательницы детей. Современная женщина не станет
терпеть притеснения со стороны грубых, потных скотов, гордящихся своими
мужскими принадлежностями. Мы долго терпели, но теперь ничто нас не
остановит. Равные права с мужчинами. Равные, а не ущербные. Нам не нужно от
мужчин глупое сюсюканье, ханжеское отшаркивание, откровенное лизоблюдство с
