либо мимо спешили закутанные люди с крытыми носилками. Когда он наконец
приходил туда, его встречал ветер, гулявший по площади, и дым от кост-
ров. Ветер разносил дым по открытым аркадам, но долго он нигде не задер-
живался. Сквозь дымную завесу виднелась синева неба, благовонный дым
вился вокруг больных, их было не меньше тысячи, а то и много больше. На
всех лицах, которые выступали из дыма, Генрих видел жажду жизни. Его
собственная тоска по сестре здесь находила себе наилучший приют.
В этот день Генрих никак не мог оторваться от своих больных - он при-
коснулся почти к двум тысячам. Навстречу ему тянулись все новые лица,
почерневшие от дыма или же от чумы. Он был неутомим. Сегодня должна при-
быть Катрин. Отдан приказ немедленно оповестить его. "Исцеляйтесь! Се-
годня мое прикосновение обладает силой врачевать вас, хотя бы вы сплошь
почернели от сыпи и пузырей и самое ваше дыхание было отравлено". Он не
завязал рта, он чувствовал себя сильным и неуязвимым. Близко от него, за
облаком дыма, звенел колокольчик, он возвещал таинство причастия. Свя-
щенник с незавязанным ртом говорил слова, сопутствующие смерти.
Когда облако дыма рассеялось, поп и король увидели друг друга. Один
из них был мал ростом и тщедушен, лицо заострившееся, но горящие глаза.
Он обратился, к королю:
- В вас так много мужества, словно вы веруете в бога.
- Я верую, - сказал Генрих. Тут он обнаружил неподалеку фигуру чело-
века, который стоял, не шевелясь, и молчал. Молчал, не оставляя надежды.
- Конде? - спросил Генрих с мольбой в голосе, но приговор был произне-
сен, и он это понял. - Конде! - Тот только наклонил голову. Облачко дыма
разделило их.
Подле короля стонал больной, который был близок к смерти и лежал без
помощи.
- Это еретик, - сказал священник. - Я послал за пастором, но он не
успеет прийти.
- Мы пришли, - сказал Генрих. Он преклонил колени так, словно его
сестра, протестантка, встречала здесь свой последний час. Опустившись на
оба колена, он тихо пропел на ухо умирающему: хвали душа моя господа.
В своем Луврском дворце он знал одно-единственное место, где мог без
помех проплакать всю ночь. Это была его парадная кровать, там под стро-
гой охраной, за сдвинутыми занавесами - самое надежное одиночество. Из
своего кабинета он прошел в большую залу, где начинало темнеть; двора
своего он сперва не заметил, хотя все были в сборе. Все, что осталось от
его двора, двадцать или тридцать человек искали прибежища возле священ-
ной особы короля, быть может, затем, чтобы он отвратил от них чуму. Ко-
роль, когда вошел в залу, явно противоречил их представлению о величии.
Он явился испачканный, подозрительно почерневший и, вместо того чтобы
предохранить кого-нибудь от чумы, верно, сам принес ее с собой. А кроме
того, время его миновало, жизнь его имеет мало цены, и, как сказано, ре-
гентство уже началось.
Большая дверь с противоположной стороны распахнулась. Слава богу -
королева, она ведет за руку дофина, впереди несут канделябры. Двор, или
то, что от него уцелело, всем скопом бросился из мрака навстречу гряду-
щему блеску. Все поспешили поклонами, приседаниями, хвалебными возгласа-
ми почтить дофина. Отделенный пустым пространством, совсем один, стоял
король.
Первый, кто опомнился, был строгий, печальный Конде. Без торопливос-
ти, но и без колебания, весьма достойно направился он в сторону короля.
Бельгард и Бассомпьер тоже спешили к нему, вскоре Генрих был окружен, но
только что он стоял совсем один.
МАРГО БЫЛЫХ ВРЕМЕН
Королева Наваррская появилась после того, как с чумой было покончено
и празднества при дворе стали особенно пышными. Все любезные кавалеры и
дамы, покинув свои замки, по большей части убогие и замшелые, потянулись
обратно к единственному месту, где по-настоящему наслаждаются жизнью.
Радости поделены между выигрышем денег и тратой денег. Кому посчастливи-
лось в игре, появляется на ближайшем приеме в Лувре нарядным, как ясный
день, как утренняя заря или как усеянная звездами лунная ночь. Иные про-
давали свои замшелые замки, чтобы блистать здесь.
Маргарита Валуа самовольно решила, что изгнание ее длится уже доста-
точно долго, целых восемнадцать лет. Тридцати четырех лет от роду расс-
талась она некогда со своим супругом Генрихом - в этом был повинен не он
один. Последняя представительница вымершей королевской династии не могла
стерпеть, чтобы другой, хотя бы и ее муж, вступил на престол ее покойных
братьев. Она ненавидела его до такой степени, что подослала к нему убий-
цу. После этого прошло много времени, кому охота вспоминать о прежних
убийцах, о прежней ненависти. Даже забытую любовь узнают с трудом.
Генрих принял ее, раз уж она явилась, пусть без предварительного уве-
домления, но с полным сознанием своих прав, в качестве последней Валуа и
его первой жены. Он начал с приятельского тона, осведомился о замке Юс-
сон, ее местопребывании в эти последние восемнадцать лет. Втихомолку он
подсчитал, что ей теперь пятьдесят три года. Да и по виду не меньше.
- Что, в Оверни хорошо едят, а?
- И любят хорошо, - заявила она с тем задором, который вдруг воскре-
сил все, всю Марго былых времен.
Под заплывшими жиром и густо нарумяненными щеками, под белокурым па-
риком он узнал подругу щедрых утех своей чувственности. Варфоломеевская
ночь предпослала им мрачную тень, сладострастие граничило с мукой. Эта
женщина была богиней своего века, прекрасная, блистательная и просвещен-
ная. Случалось, когда проходила процессия, люди забывали поклониться
святыне, они поклонялись мадам Маргарите. "И вот чем стала она за это
время, - думал Генрих. - А чем стал я?" В замешательстве он принялся
уверять ее, что она превосходно сохранилась.
- Да и вас ваша любвеобильная натура уберегла от старости, - сказала
она, хотя впечатление ее было иным. Он показался ей печальным, мало
удовлетворенным своим счастьем и славой. Сама же она теперь была настро-
ена благодушно. Бешеные вспышки страстей были еще возможны, как в этом
предстояло убедиться. Но по пути злонравия она не пошла. Она сказала: -
Вас справедливо называют вечно веселым и вечно влюбленным. Мои глаза не
обманывают меня: вы истинный Vert galant.
Ее глаза остались ласкающими, слова были доброжелательны. Он протянул
ей руку, приветствуя ее, мало того, подтвердил, что молодость была хоро-
ша: он и она - король и королева Наваррские, его маленькие победы, ее
маленький двор муз. На это она заявила, что приехала с намерением соб-
рать вокруг себя академию просвещенных умов. К несчастью, средства ее
истощились.
Он не заставил себя просить. Ей было обещано то, что она на первое
время пожелала: пенсия, дом в Булонском лесу. Однако он поспешил прер-
вать разговор во избежание дальнейших требований, он боялся, что скажет
Рони, в случае если еще одна дама глубоко запустит руку в казну. Она, со
своей стороны, удовлетворенно улыбнулась, ибо он оправдал свою репута-
цию: игра, женщины и скопидомство.
- Теперь я нанесу визит королеве, - заявила она. - Она мне близкая
родственница по матери, мадам Екатерине. Без Медичи, оказывается, не
обойтись. - С этими словами она удалилась в наилучшем расположении духа.
Министр в вопросе о деньгах оказался сговорчивым. Его небывалая ус-
тупчивость к требованиям двора могла бы показаться неправдоподобной.
Генриху были известны причины. Дипломаты короля повсюду ратовали за его
дело, союзы с Англией и Голландией снова были закреплены. Стоило только
умереть герцогу Клевскому, как Габсбург подал бы повод к нападению. До-
вольно мешкать, мы выступаем. Удар должен быть нанесен неожиданно, поче-
му французский двор предается самым необузданным увеселениям: игра, лю-
бовь и вместо вынужденной бережливости пир без конца.
Королева Наваррская стала главным лицом после своего второго офици-
ального приема в Лувре. Прием этот не походил на ее первый скромный ви-
зит, когда она попросту вышла из кареты, рискуя не быть принятой. Теперь
король в полном параде поспешил навстречу своей прежней супруге до сере-
дины нового двора. Королева Мария Медичи, окруженная своим штатом, ожи-
дала гостью у подножия лестницы. Всех втайне забавляли обе дамы, тор-
жественность их встречи; придворным тоже не терпелось привести туловище
и конечности в почтительнейшее положение. Марго былых времен и Генрих
сошлись один на один у всех на виду; получилось очень величественно, они
никак не ожидали, что им будет так горько. Лица застыли в официальной
благосклонности. Взглядами, которые не уклонялись, но разобщались, они
сказали: "Да, я помню минувшие дни. Нет, я не хочу их возврата".
После этого начались развлечения. Играли везде, особенно в арсенале.
Мадам де Рони приказала устроить залу для празднеств. Господин де Рони
вручил королю для игры кошелек, полный золотых монет, остальным участни-
кам - кошелек поменьше. Все равно, они дочиста обобрали короля, ибо у
него попутно были другие заботы. Он был неприятный партнер, но, впрочем,
скоро забыл досаду из-за проигрыша по причине других забот. Господин де
Рони снизошел до шуток, чего за ним никогда не водилось. Перед фрейлина-
ми королевы он поставил два кувшина, один с темным вином, другой с
чем-то светлым, что они приняли за воду. А на самом деле это была очень
крепкая настойка. Они думали одно разбавить другим и не успели опом-
ниться, как разгулялись вовсю. В своей резвости они были очень милы; все
одеты одинаково, в посеребренный холст.
Королева и принцессы развлекаются - так принято было говорить, но
обычно это означало попросту, что предстоит попойка. Мария Медичи появ-
лялась только на балу. Она избегала есть за столом короля, причины ей
лучше было оставить при себе, они испортили бы веселое настроение. Ско-
рей переходите к балам и балетам. При короле Генрихе господа научились
плясать по-деревенски мимические танцы с раскачиваниями и беготней, вы-
разительные и подвижные. Кто вызовет смех, тот заранее преуспел у своей
дамы. Но что все это по сравнению с пышностью спектаклей - Лувр, лестни-
ца, большая зала, настоящие декорации, костюмы. После лихорадочных при-
готовлений и интриг с целью попасть на спектакль все места оказываются
занятыми. Сам король очутился в сутолоке, он оглядывается, смотрит, кого
следует удалить. Но те, кто вправе этого опасаться, уже нырнули в толпу.
Высочайшие особы участвуют в представлении, им по большей части пола-
гается говорить глупости, музыка и смена выходов только предлоги. Все
дело и для высших и для низших в одном: чтобы в чарах золота и сказочных
красок на одну ночь казаться тем, чего не достигнешь за целую жизнь, -
каскадом великолепия, пестрым облаком. Зрители подражают актерам, сопер-
ничая в пышности, они создают феерию не хуже диковинных театральных ма-
шин, которые из незримых источников озаряют волшебным светом красавиц на
сцене, и каждая становится звездой, розой, жемчужиной. Их опутывают ко-
лышущиеся сети, где они изгибают и выпрямляют свои обольстительные тела.
Их поворачивают, они показывают другое лицо, маску целомудрия; серебрис-
то-белые ангельские одеяния облекают обратную сторону явления. Чрезвы-
чайно волнующая перемена, но в конце концов машина перестает давать
свет, греза исчезает. Ее сменяет комическая интермедия. Верблюды, сос-
тавленные из нескольких человек; другие люди непонятным образом сидят на
них верхом. Через сцену, громыхая, катится башня, в каждом окошке турок,
размахивающий саблей, к счастью, он бросает в толпу сласти, меж тем как
толстые женщины - на самом деле это обложенные подушками мужчины - с
ловкостью акробатов сбивают друг друга с ног. Все вместе, при участии
зрителей, производят адский шум.
В заключение длинного спектакля, которым тем не менее никто, кроме
