обвинить.
- Пусть так, - согласился царедворец, - я не сведущ в военном деле. И
все же... Ты много читал, но слышал ли ты о том, чтобы один народ
подчинился добровольно другому? Народ, который привык повелевать и
властвовать, подчинился без борьбы тому народу, который платил ему прежде
дань и поставлял своих юношей для несения службы в далеких гарнизонах?
Нет, молчат об этом глиняные таблички, папирусные и пергаментные свитки,
не мог ты прочесть в них о чем-либо подобном!
- Равноправные договоры о дружбе и взаимовыручке заключали между
собой правители соседних народов...
- Равноправные договоры - это совсем другое дело, - вновь перебил
своего брата Губар. - Ты можешь мне не поверить, но и у меня, выросшего в
нашем племени, появлялось желание убить человека, такое же острое и
нетерпеливое, требующее немедленного удовлетворения, как чувство голода
или жажды. Однажды, когда я впервые посетил Вавилон и, будучи еще совсем
юным и легкоранимым, смотрел на все достопримечательности этого
неповторимого, тогда еще свободного города широко раскрытыми глазами,
поражаясь и удивляясь, как дикарь, подошел ко мне халдей. Как выяснилось
позже, он был чиновником царя Валтасара, заведовал теми, кто записывал для
вечности на глиняных табличках все события, имевшие место в истекшем году
не только в Вавилоне, но и за его пределами. Те события, которые так или
иначе могли повлиять на жизнь халдейского царства. А надо тебе сказать,
что Астиаг умер незадолго до того, как я отправился в путешествие по
городам Междуречья. Кир уже покинул Экбатаны и перебрался в Сузы,
окруженный персидскими вельможами. Персы, еще не одержавшие ни одной
победы, уже чувствовали себя властителями Азии, быстро приспособившись к
этой необычной для себя роли.
- Так же, как это сделали бы и любые другие на их месте! - вставил
Гаумата.
- В Вавилоне, - продолжал, словно не расслышал брата, Губар, - я
чувствовал себя не совсем свободно, так как незадолго до этого слуги
Валтасара задержали нескольких лазутчиков Кира. Великий Кир, едва вступив
на престол, уже задумал покорить своего ближайшего соседа, старого и
вернейшего союзника Мидии, чтобы хоть этим деянием подтвердить свое право
на мидийский престол... В городе было неспокойно, неудачное время выбрал я
для своего путешествия. Халдеи готовились к вторжению, поэтому в каждом
иноземце видели вражеского лазутчика. И когда чиновник заговорил со мной,
я, признаюсь, испугался, решив, что он задался целью разоблачить меня,
чтобы получить за это награду из царских рук. Я открылся ему, признавшись,
что, я мидиец, из племени магов, путешествую, чтобы расширить круг своих
знаний о вселенной и обычаях других народов...
- Ну и как повел себя этот халдей? - заинтересовался Гаумата.
- Слышал бы ты, как он смеялся над нами, - громко воскликнул Губар, -
как он поносил всех мидийцев без исключения за то, что они добровольно
уступили верховную власть над Азией никому не известным до этого персам!
Слышал бы ты, как он бранил мидийских вельмож, не сумевших после кончины
Астиага прийти к всеобщему согласию, выбрать из своей среды наиболее
достойного, возвести его на престол, издавна принадлежавший роду Увахштры,
и служить счастливому избраннику верно и мужественно, для блага родины и
всех мидийцев. Молодой, еще не умеющий сдерживать своих чувств, не смог я
тогда проникнуться всей справедливостью его горьких, но правдивых слов.
Горячая кровь ударила мне в голову, помрачила сознание... Как я сожалел
тогда, что не было при мне акинака! С каким удовольствием я вцепился бы
ему в глотку, в его выпирающий кадык, чтобы заставить замолчать его,
сдавить кратер, из которого извергалась жгучая хула на мидийцев! Какого
труда стоило мне сдерживаться, выслушивая его насмешки!
- Что же было дальше, чем все это кончилось? - поторопил брата
Гаумата.
- Спокойным голосом, стараясь не выдать охватившее меня волнение,
принялся я убеждать его, будто персы восстали, одолели нас в решающем
сражении, и даже взяли в плен Астиага. К чему я выдумал это? Я считал
тогда, так же как и сейчас считаю, что рабство в результате поражения
из-за переменчивого военного счастья менее позорно, чем добровольное
рабство, на которое мы сами себя обрекли. Ведь издавна, со дня сотворения
первого человека, благочестивого Йимы, все захваченное во время войны
становилось собственностью победителя...
- Вряд ли уже в то время создания богов вели между собой
опустошительные войны ради добычи, - проронил Гаумата.
- Веком раньше, веком позже - не в этом суть, - не стал спорить
Губар. - Но дай мне высказаться! Халдей слушал меня с открытым ртом,
изредка задавая вопросы: когда восстали персы, когда они одержали победу
над нами и взяли в плен Астиага, и так далее. Он был несказанно поражен,
но, кажется, поверил всему, что я сочинил тогда, пытаясь защитить честь
мидийцев. И как он мог меня проверить, если северные и восточные границы
халдейского царства были закрыты, ни один халдей не допускался в пределы
Персиды, а в шестидесятивратном Вавилоне со дня на день ждали со страхом
наступления объединенных персидских и мидийских полчищ? Вельможи, так же
как и жрецы многочисленных храмов, уже успели упрятать свои накопленные
веками сокровища и продавали за бесценок рабов иноземным тамкарам. Да, вот
еще что, - добавил Губар, рассмеявшись. - Он побежал тогда, после
разговора со мной, во дворец Валтасара, словно ужаленный скорпионом. Вот
будет смешно, если он велел таки своим писцам записать все то, что я
наплел ему тогда в порыве гнева и охватившей меня обиды! - заключил Губар,
засмеявшись еще громче. Он не был пьян, вино лишь слегка окрасило его
щеки. - Но вернемся к нашему разговору. Теперь у нас с тобой появилась
возможность возродить былую мощь Мидии, вернуть на свое место кичливых
персов, так неужели мы пренебрежем ею? Ты можешь сейчас занять высокий
трон Астиага, так согласен ли ты рискнуть, брат мой?
Гаумата, слушавший рассеяно старшего брата, поднял на него свои
черные умные глаза. Будь Губар немного внимательнее, он смог бы прочитать
в них сожаление, если не насмешку.
- Ты хорошо знаешь, мой убеленный сединами брат, что я не
военачальник, и даже не старейшина племени - нет в моем подчинении храбрых
воинов, привыкших держать в сильных руках разящее оружие. Я не властен над
соплеменниками, которые готовы пойти за мной в огонь и воду. Я маг, и могу
повести за собой только несколько моих слабосильных прислужников из этого
храма огня, в котором я священнодействую уже четыре года. Но какой прок от
этих людей, которые страшатся вида человеческой крови больше самой смерти!
- Все это так, но ты не учел других факторов... - попытался возразить
ему Губар, но Гаумата остановил его коротким жестом правой руки.
- Да, я могу повести и пастухов из соседних поселений, которые хотя и
верят каждому моему слову и слепо пойдут за мною в пасть демонов, но не
обучены ни военному строю, ни командам старших, которые должен знать
каждый воин и своевременно выполнять в сражении. Брат мой, кто последует
за магом, у которого нет ничего за душой?! Я не владею ни золотом, ни
серебром, ни вздымающими пыль стадами баранов и коров. На какие же деньги
я вооружу приверженцев, чем буду кормить их во время похода?
- Если ты решишься, - золота хватит в сокровищницах Суз и в
Экбатанах, а как их прибрать к нашим рукам - моя забота!
- Но и золото сейчас не столь важно, гораздо важнее поддержка великих
Мидии. Неужели ты рассчитываешь на помощь мидийских вельмож? Напрасно! Да
будь я не магом, рядовым священнослужителем заброшенного храма огня, а
грозным военачальником, знатным вельможей, наконец, и в этом случае я был
бы наивным ребенком, если бы рассчитывал на искреннюю поддержку тех, кто
распылил силу мидийских племен, собранных в один кулак Дейокой. Никто из
них никогда не поможет своему соотечественнику, видя в нем прежде всего
своего соперника, завидуя ему, боясь его усиления больше, чем засилья
персов... Ведь любой из великих Мидии мнит себя достойным высокого трона и
считает себя обделенным судьбой только потому, что не ему подчинены
остальные вельможи, хотя бы в пределах все той же Мидии. Ты уже, наверное,
слышал эту шутку, которая могла бы вызвать смех, если бы не была такой
горькой: "Купи мидийского вельможу за ту цену, которой он достоин, и
продай его за ту цену, которую он сам себе назначит, и ты станешь богаче
самого Креза!" И хоть все они переполнены чванством и высокомерием, как
болезненный нарыв переполнен зловонным гноем, никто из них не решится
поднять знамя восстания против персов, а если и решится, то другие тотчас
предадут его, помогут персам изничтожить его и искоренить его род. В этом
беда, в этом проклятие, которое тяжким бременем повисло над Мидией!
- Не все так мрачно, как это выглядит в твоих глазах!
- Все так и есть на самом деле, ты сам предложил мне не кривить
душою, - слегка повысил голос Гаумата. - Но я не вельможа, я маг, и тем
более не могу рассчитывать на помощь тех, кто распоряжается воинами, в
чьих руках и оружие, и деньги. Или, может быть, ты рассчитываешь на помощь
магов, ослеплен надеждой, что они помогут поднять народ и вооружить его?
Только сейчас почувствовал Губар, что ускользнувшая было нить
разговора вновь в его руках, и совершенно успокоился.
- И я был бы наивным ребенком, если б думал так, Гаумата, ведь от
добра добра не ищут. У магов сейчас такие привилегии, какими они не
пользовались даже при Астиаге! Мидийские маги главенствуют сейчас над
всеми жрецами Азии, и ждать большего они уже не могут. Они могут только
растерять достигнутое! Благодаря походам Кира и сына его Камбиза учение
Спитамы Заратуштры распространилось в такие уголки Азии, проникнуть в
которые самостоятельно наши священнослужители никогда не решились бы.
Вслед за Вавилоном они рассчитывают прибрать к рукам и Черную землю на
берегах Пиравы, разрушив местные жрамы и заменив их храмами огия. Затем
очередь дойдет до Иерусалима, Сидона и Тира... Ни о чем другом в данную
минуту они и думать не хотят. Собственное благополучие, - вот
первостепенная забота всех священнослужителей, всех времен и всех народов.
А то, что любимая Мидия превращается постепенно в обычную сатрапию
Персиды, "благословенной" Персиды, их не волнует и никогда не будет
волновать. В этом я с тобой согласен целиком и полностью. Нет, я не
расчитываю на поддержку магов, не настолько я глуп!
- Тогда на чью помощь ты рассчитываешь?! Или ты полагаешь, что
Ахурамазда спустится с хрустальных небес, вручит мне, своему избраннику,
власть над народами и племенами Азии, заставит всех завистников
подчиниться моей воле и оградит меня от их неприкрытой зависти и от их
направленных в спину акинаков?
- Не кощунствуй, брат мой, не подобает твоим устам произносить
подобное. Я уже говорил, что Ахурамазда никогда не приходит на помощь
тому, кто губит свои дни в праздном бездействии... Но ты забыл о персах,
недовольных необузданным Камбизом, а число их велико - вот кто поможет
тебе взойти на престол Дейокидов и удержаться на нем вопреки зависти
великих Мидии!
- Твои надежды смешны, брат мой, прости меня за вольные слова. Перс
никогда не поддержит мидийца, тем более мага. Они давно поняли, какие
преимущества и привилегии дает им безраздельная власть над другими
народами, и никогда добровольно не уступят ее другому народу. Ведь они еще
