самоубийством Прексаспа, и кто наутро помнил происшедшее так же отчетливо
и ясно, как если б все случилось минуту назад. Самоотверженный поступок
вельможи не мог не взволновать бывшего телохранителя Камбиза.
Еще задолго до этого пиршества недоверие Дария к предсмертным словам
старшего сына Кира сменилось сомнениями, а затем и непоколебимой
уверенностью, что Бардия отправился к праотцам, исполнив предначертания
безжалостной судьбы. Толчком к размышлению явилось неприкрытое недоверие
нового владыки к бывшим телохранителям Камбиза, и Дарий, вынужденный не по
собственной воле вернуться к неизбежной скуке и однообразию сельской
жизни, имел достаточно времени, чтобы сопоставить все слышанное и виденное
за последние месяцы. И сейчас он оказался в стольных Сузах только по
случаю бракосочетания владыки с Атоссой, как представитель одного из семи
самых знатных и древних родов Персии, берущих начало от легендарного Йимы.
В отличие от своих ровесников, Дарий мыслил широко, смело и свободно,
и это помогло ему в итоге опередить всех и завладеть престолом Персиды.
Более трех лет находился он в качестве "бессмертного" рядом с необузданным
Камбизом, насмотрелся вдоволь на его сумасбродные и недальновидные
поступки, что и позволило ему развенчать в себе тот идеал, в который он
уверовал под влиянием старших и жрецов в течение промелькнувших мгновенно
юношеских лет. Он уже давно не видел в грозном владыке божества,
обитающего среди людей, чтобы в положенный час возвратиться на небо; его
уже не ослепляли, как прежде, пышные инсигнии царской власти. И поэтому
его не могли убедить заверения Атоссы, ее торжественная клятва именем
Ахурамазды. Его, слышавшего не раз, как приносил ложные клятвы ее
венценосный брат, перед которым трепетали властители народов. "Нет дыма
без огня, - думал он наутро, борясь с головной болью после вчерашней
попойки. - И Камбиз, и Прексасп говорили правду в свой последний час,
когда крылья смерти уже веяли над ними. И все это можно проверить, чтобы
не оставалось сомнений, от которых сон бежит моего изголовья. Если Гаумата
выдает себя за младшего сына Кира, значит сам он неминуемо должен
исчезнуть из тех мест, где поселился после кулачного боя с Зопиром. Надо
действовать... Благодушное бездействие при сложившихся обстоятельствах
преступно и перед богами, и перед людьми!"
Несмотря на то, что ему следовало торопиться во дворец, где еще в
течение семи дней будет продолжаться пребываемое только на ночь пиршество,
Дарий стал собираться в дорогу. Он еще не знал, куда именно направит
своего скакуна, так как никогда до этого не интересовался, где поселился
Гаумата четыре года назад после поединка с Зопиром, когда вместо богато
украшенной конской сбруи Камбиз наградил победителя состязаний позорным
увечьем. Из осторожности Дарий не стал расспрашивать никого из жителей
столицы, надеясь выяснить все в Экбатанах, в храме огня, хоть этот крюк и
удлинит его поездку.
Путь предстоял долгий, невозможно осилить его за день - только до
бывшей столицы Мидии было около семидесяти парасангов. Но, задавшись целью
выяснить все окончательно, молодой вельможа не торопился: один или два дня
не могли сыграть решающей роли. Самое главное, и от этого зависит в первую
очередь его безопасность, - не вызвать никаких подозрений у многочисленных
соглядатаев смотрителя царского дворца.
Узнав в Экбатанах, где именно находится жилище Гауматы, Дарий
направил в ту сторону бег своего скакуна. В глубине души он не сомневался,
что не застанет там мага. И он не ошибся.
Совсем еще юный служитель храма огня, рядом с которым находился дом
Гауматы, старался во всем угодить знатному персу. Дарий сам избрал его
среди остальных, ему понравились умные и проницательные глаза юноши - для
такого не могло оставаться тайной ничто из того, что творилось на
территории и вне храма.
- Где Гаумата, мне нужно его видеть! - Дарий был уверен, что робкие
слухи о насильственной смерти царевича еще не проникли сюда, в забытую
богами глушь, которую избрал для своего места жительства Гаумата четыре
года тому назад. - Позови его!
- Гауматы здесь нет, великий... - юный жрец не успел объяснить все
обстоятельно знатному персу, как тот перебил его:
- Хорошо, я подожду, а вы за это время накормите моего скакуна! Я
заплачу... Вели рабу отвести его в стойло. Но скоро ли вернется Гаумата? -
как бы невзначай спросил Дарий. Он уже спешился и с интересом осматривал
вычищенный до блеска двор.
- Никто из наших священнослужителей не сможет ответить тебе на твой
вопрос, великий. Уже полгода, как он вместе со своим братом, смотрителем
царского дворца в Сузах, отправился в Пишияувади. Навестить отца, как он
сказал. И с тех пор мы ничего не слышали о нем...
- Где же он запропастился? - поинтересовался Дарий. - Неужели вас не
волнует его долгое отсутствие?
- А почему оно должно нас волновать, великий? - удивился его
собеседник. - Гаумата волен поступать так, как ему заблагорассудится, ведь
он не простой жрец! Наверное, служит там в храме, или же брат помог ему
устроиться в столице. Отдохни, великий, до завтрашнего утра, отведай пищи
с нашего стола, а завтра я укажу тебе путь к крепости. Там ты узнаешь, где
пребывает сейчас Гаумата...
Итак, все сходилось! Прошло полгода, как Гаумата вместе с Губаром
покинул свое жилище, чтобы уже никогда не возвращаться, прошло полгода,
как он объявил себя Бардией, царем Персиды, и совершилось это именно в
Пишияувади. Все настолько ясно и понятно, что дальнейшие сомнения были бы
смешны, а колебания преступны. На троне восседает самозванец, которому до
персов и до их нужд не будет никакого дела!
Но что может сделать один человек, даже преисполненный решимости?!
"Прексасп пожертвовал своей жизнью, но чего он добился? - думал
Дарий, покидая храм огня. - Все вновь накинулись на явства, как только
рабы унесли тело вельможи. Великие продолжали пить и веселиться, как ни в
чем не бывало, стараясь как можно быстрее забыть услышанное... Да, но ведь
и я присоединился к остальным, вместе со всеми выкрикивал здравицы...
Правда, это не помешало мне утром пуститься на поиски Гауматы! Есть,
наверное, среди великих и другие, кого не смогли убедить проникновенные
заверения Атоссы, кто сомневается по-прежнему, а кто и вовсе не верит...
Есть, конечно же, есть, такие, но как их узнать? А действуя в одиночку, я
погибну, схваченный прислужниками Губара, и погибну без всякой пользы для
моей родины!"
Ближе всех к южной границе Мидии находились обширные владения Отана,
представителя одного из семи знатных родов Персии. Его и решил навестить
молодой вельможа в первую очередь. Отан не был на торжествах в столице, и
бывший телохранитель Камбиза был уверен, что застанет великого в кругу
домочадцев.
Едва Дарий подъехал к окруженному каменной, в рост человека, стеной,
одноэтажному дому Отана, как услышал громоподобный голос разъяренного
оросанга. Было непонятно, кого именно он поносил, надрывая легкие, к тому
же никто из слуг, как убедился в этом Дарий, лишь только въехал во двор
через раскрытые настежь ворота, не реагировал на ставший привычным рев
хозяина.
- Долго ли еще ждать? - смог разобрать Дарий. Отан надрывался где-то
внутри дома, и даже несколько закрытых дверных проемов не могли ослабить
непомерную мощь его зычного голоса.
- Клянусь всеми богами неба и преисподней, я перевешаю вас на первом
суку, стоит мне только до вас добраться! - судя по тому, как усиливался
рев, Отан покидал покои. И точно - хлопнула наружная дверь, и на пороге
показался сам хозяин, босой, с голыми до плеч волосатыми руками, с
всклокоченной бородой, высокий и грузный, красный, как вареный рак. Рабы,
как ни в чем не бывало, продолжали заниматься тем же, чем занимались до
появления своего пьяного хозяина. А в том, что Отан пьян, для Дария не
было ничего удивительного. Отан никогда не жаловался на свое здоровье, и
всегда благоухал винными дорогими благовониями из Иерусалима или Мемфиса.
Но, даже будучи под парами, оросанг крепко стоял на ногах, и всегда
отдавал отчет в своих поступках. В любое время дня и ночи мыслил от трезво
и хладнокровно, независимо от количества поглощенного им вина. Отан был
криклив, вспыльчив, но не жесток, и никогда не наказывал беспричинно своих
рабов. Никто из них не боялся своего господина, наоборот, был готов в
любую минуту пожертвовать своей жизнью ради него и членов его семьи...
Широко расставив ноги, Отан оглядывал двор, и, наконец, его взгляд
уткнулся в Дария.
- А-а, Дарий, слезай с коня, ты поможешь мне навести порядок в этом
совином гнезде! - все еще преисполненный яростью, сказал оросанг. - Ну что
же ты сидишь, словно птица, приклеившаяся к ветке! Уже битый час я не могу
найти... Подожди, дай вспомнить, что же я искал все это время? Ну да
ладно... Проходи в дом. Потом вспомню! - Отан повернулся в ту сторону
двора, где теснились лачуги его рабов и слуг. - Все они у меня давно
просятся в каменоломни или на рудники, а я по своей глупости и доброте
душевной до сих пор терплю их в моем доме!
Было видно, что Отан совершенно остыл, по крайней мере, смотрел на
Дария трезвыми глазами. Молодой вельможа всегда удивлялся способности
оросанга трезветь мгновенно, прямо на глазах своих собеседников.
- Эй, недоносок сучки, - Отан все еще не мог успокоиться, и продолжал
ругаться от избытка переполнявшей его энергии. - Принеси мне в комнату
амфору темно-красного финикового вина, да поживее! Скажи мне, Дарий,
хватит ли нам одной амфоры, или следует сразу послать за второй?
- Отан, у меня к тебе серьезный разговор, не предназначенный для
посторонних ушей. Даже для твоих домочадцев. Я думаю, что будет лучше
всего, если мы покинем двор, и там, в открытом поле, я все тебе скажу. К
тому же я тороплюсь, меня ждут в столице, и ты заодно проводишь меня до
дороги на Сузы.
- Еще никто не покидал мой дом, не испив со мною сладкого вина, и ты
будешь исключением, мой Дарий! Только после того, как мы увидим дно
амфоры, я позволю тебе подставить голову и плечи под жгучие солнечные
лучи, и сам с удовольствием провожу тебя хоть до Суз. Проходи в дом,
отдохни после дороги...
- Нет, нет, мой гостеприимный Отан, не обессудь, видят бессмертные
боги, как я тороплюсь, и хоть боюсь вызвать твой праведный гнев, должен
покинуть тебя, и как можно скорее. Но обещаю, и слово перса нерушимо, что
в следующий раз мы опустошим с тобою не одну, а две амфоры с финикийским
вином!
Отан приосанился. Грудь его раздулась, и из глотки вновь вырвался
зычный громоподобный рев:
- Эй, владыка лежебок и лентяев, оставь амфору на месте и вылазь из
подвала! А ты, - обратился он к рабу, который, сидя на корточках,
полировал мелким песком прямую кизиловую веточку. - Выведи моего нового
жеребца! Если б ты знал, - сказал он Дарию, - какого жеребчика я выиграл
на днях в кости у своего соседа, что живет за речкой" Второго такого нет
во всем мире! Посули за него тысячу золотых лидийских монет, я все равно
не уступлю его. Сам убедишься, какие у него дикие глаза. А как торчат уши!
Словно жала копий над головами воинов!
Раб уже выводил скакуна из конюшни. Жеребец был и вправду красив, и
Дарий невольно залюбовался им. Буланый, с роскошной черной гривой и белыми
чулками на всех четырех ногах, скакун казался воплощением самого бога
Митры [Митра - один из богов зороастрийского пантеона; представлялся в
образе коня белой масти]. Желтый, с пурпурной каймою, чепрак лежал на его
