Вселенную, повергая все в хаос и распад. Имя этой воли –
Сатана. Ты, наверное, слышала о черных дырах, поглощающих
материю Вселенной и не отдающих обратно ничего? Это и есть
остатки таких брызг. Но, накопив колоссальную энергию, они в
конце концов взрываются, и рождается Свет. Всепобеждающая сила
Света торжествует везде. Тьма загнана в угол, и этот угол –
мир, откуда ты пришла. «Мой мир?» – еще до конца не понимая
сказанного, подумала Лера. А впрочем, там, откуда она пришла,
зло совершается постоянно, мелькнуло в ее голове. – Но почему
они появились, для чего нужны были эти воли, которые каждую
секунду там, на земле, приносят несчастья людям и миру?! –
воскликнула Лера. – Это главная тайна Творения. Она скрыта от
нас. Мы можем только предполагать, что полноценное становление
духа, его взлет ввысь по какой-то причине неизбежно должны
происходить в борьбе и испытывать чье-то сопротивление. Лера
огляделась. Неожиданно она почувствовала некоторое облегчение,
как будто что-то ненужное и неприятное оставило ее, вернее,
она это оставила. И тут же с удивлением обнаружила, что в ее
зрительном восприятии все-таки есть нечто, напоминающее ей
элементы из той жизни. Прежде всего, свет. Он заливал весь
горизонт, лежащий перед ней и тонущий в его ослепительной
белизне. Поверхность же под ее ногами состояла из белых
вытянутых сгустков, похожих на перистый туман. В них не было
овальных форм, поэтому назвать их облаками было нельзя. Все
они, колеблясь, тянулись в сторону света. Эта перистая,
дышащая равнина медленно перемещалась в сторону горизонта, а
край ее, лежащий позади Леры, постоянно пополнялся новыми
сгустками. – Это души всех живых существ на земле. – Так
животные тоже здесь? Как и мы? – Нет. Человек – это личность.
Дух. И именно Его представляешь здесь ты. У животных есть
только психика и эмоции. Они живут, повинуясь инстинкту. Но у
них нет воли. Просто один инстинкт: например, защита потомства
побеждает другой – самосохранения. Они могут бояться,
радоваться, даже страдать. Но их страдание – это не наше
сострадание. Их привязанность – это не наша любовь. Они делают
только то, что необходимо им для выживания, человек же –
многое из того, в чем нет необходимости, но на что есть воля
его. Бездонная пропасть лежит между ними. – Я знаю: человек
пишет картины и сочиняет стихи, в общем, занимается
творчеством. В этом нет биологической необходимости. Он не
умрет, отказавшись от этого, как если бы он отказался от пищи.
– Верно. Добавь сюда еще и стремления не только к знаниям, но
и к богатству, к власти. Но я назову тебе и другие,
пострашнее, они знакомы тебе. – Какие же? – Например, человек,
как и животные, истязает себе подобных, но в отличие от них
может испытывать при этом радость. Более того, человек
способен получать удовольствие от истязания самого себя. Ты
знаешь, о чем я говорю. И конечно, никогда не увязывала такое
свойство с его способностью к творчеству. – Конечно. Но я
никогда и не задумывалась так глубоко над этим. – Разве? Ты же
задавала себе вопрос, зачем один человек убивает другого. Ведь
биологической необходимости в этом нет. Он не рискует умереть
от голода, как животное, убивая себе подобных. – Получается,
что человек – какое-то чудовище? – Так оно и есть для
некоторых особей этого вида. – Почему же такое происходит с
человеком? – Ты получишь ответ, хотя он был рядом всю твою
жизнь. Желание написать поэму или посмеяться над человеком,
унизив его, построить приют или подчинить себе миллионы людей
– всего лишь средства испытать удовлетворение от содеянного.
Только в первом случае от того, что ты подарил людям, а во
втором – от того, что отнял. Чего они хотят и что ищут?
Непрерывности этого чувства. Каждому кажется, что тут-то и
есть счастье. Найти неуловимую, мифическую субстанцию бытия –
вот желание, которое роднило всех живших на земле. Только
задумайся: ты не можешь это поймать, спрятать, запереть на
ключ и сохранить. Это можно лишь испытать. И ради этого
человек способен на многое: один написать симфонию, а другой
убить. Хотят достичь его оба, но испытать может только один.
Истина в том, что мгновение радости можно получить даже от
солнечного луча, но счастье – лишь в результате душевного
порыва помочь ближнему. Даже достигнув всего, к чему он
стремился, человек может почувствовать только радость. Счастье
же придет к нему только в одном случае: если он направит
приобретенное на помощь людям. В этот момент душа человека,
пусть даже ее маленькая частица, сбрасывает гадкую черную
слизь, которая налипала на нее каждый раз, когда человек не
отдавал, а отнимал. Именно поэтому Нобель был так несчастен до
конца жизни – ведь он изобрел динамит. Его последняя попытка
искупить содеянное – его премии. – Нобелевские премии
известным ученым – всего лишь попытка? – Скоро ты поймешь, что
по-настоящему выдающиеся личности в них не нуждаются. Уже есть
люди, которые отказались и откажутся от этих денег. –То есть,
если бы у него была возможность изменить завещание, находясь
здесь, он сделал бы это? – Безусловно. Ведь миллионы людей
по-прежнему умирают от голода. А получают их те, кто обогащает
знаниями будущих убийц человечества, совершенствуя их оружие.
– Помолчав, собеседник добавил: – Тело не может получить
счастье – а именно к нему стремятся люди. Пережить его может
только Дух. Сколько раз человеку казалось, что он поймал это
мгновение, это переполняющее его существо чувство. Но удержать
его не удавалось еще никому. Вновь наступают холодный вечер и
опустошение. Вот главная трагедия человека – неуловимость
желаемого, мимолетность испытанного, неумолимое возвращение к
потухшему огню. – Но почему? Почему не может быть по-другому?
– воскликнула Лера. – Ты все поймешь, все.
Счастье! Как много значило это слово для нее. Как хотела она
быть счастливой там, на земле. Она понимала, что ничем в этом
желании не отличалась от других, но ей всегда казалось, что
она сможет быть счастливой, что оно придет к ней, рано или
поздно. По-другому просто не могло быть. Зачем же тогда жить?
Долгими зимними вечерами, когда вьюга затихала за окном и снег
начинал медленно падать большими хлопьями, укрывая пышными
шапками лапы елей в сквере напротив, она, поджав ноги, уютно
устраивалась в большом кресле своей гостиной. В эти минуты она
любила поразмышлять о предстоящих делах, о недавних событиях,
волновавших ее, о своих детях. Никто не мешал ей. И эта
погода, и полумрак, и чашка все еще теплого кофе в руках
погружали ее в легкое забытье. Именно так, однажды сидя в
любимом кресле, она задумалась о счастье. Не счастье людей, а
ее личное счастье, что это такое? Эти мысли приходили к ней и
раньше. Конечно, она понимала, что это не достаток в доме, и
не хорошая работа и даже не отсутствие проблем. Такое
определение счастья было для нее пройденным этапом. Она
понимала, что это только брызги, осколки, лишь некоторые
составляющие мечты. Сейчас она думала о том, нужно ли
стремиться, чтобы их было больше, или есть какой-то другой
путь, делающий ощущение счастья полным и постоянным. Раньше
она всегда останавливалась на первом, мирилась с неизбежностью
чередования черных и белых полос в ее жизни. Она боялась
думать об этом глубже, опасаясь прийти к выводу о
невозможности жить по-другому. Сейчас же такой вывод показался
настолько и так очевидно неправильным, что был просто
вычеркнут из ее рассуждений. Потому что истина существовала
внутри едва видного ореола и была главной составляющей
счастья. «Может быть, это свобода, – подумала Лера. – Не та, о
которой пишет каждый, в том числе не уважающий себя журналист.
А полная, истинная свобода. От всего…» Лера не заметила, как
быстро пролетело время. На улице стемнело. Снег по-прежнему
медленно падал вертикально вниз. Она еще раз попыталась
собраться с мыслями. Ничего не получалось. В ее рассуждениях
чего-то недоставало. Какое-то звено или его отсутствие мешало
сделать окончательный вывод. Мешало решить жить по-другому.
Это ее очень расстроило. «Ладно, додумаю в другой раз», –
сказала она себе, поднимаясь с кресла. Другого раза уже не
было.
МАРК КВИТАНИЙ
Она уже не казалась ему просто подземкой. «Какой-то
дьявольский лабиринт», – лихорадочно подумал он, вспомнив
миловидную девушку за стойкой, четверть часа назад тщетно
пытавшуюся объяснить ему, как просто пользоваться московским
метро. В отчаянии петляя по мрачным и длинным коридорам
станции, под площадью трех вокзалов, Джо Барроу неожиданно
оказался на широком, переполненном людьми перроне, своды
которого можно было принять за подземелья замка Клу близ
Амбуаза, если бы не великолепные фрески. Фрески решали все.
Неожиданно путь ему преградил высокий и крепкий мужчина в
черном плаще. – Вам сюда, – на чистейшем английском языке
сказал он, указывая на открытые двери вагона. Словно повинуясь
чьей-то неведомой воле, Джо медленно проследовал в вагон. Он
развернулся, чтобы поблагодарить незнакомца, и тут же застыл в
изумлении. Только сейчас он увидел, что был совершенно один на
платформе. Вся эта толпа и многоголосие, сводившее его с ума
еще секунду назад, куда-то исчезли. – Следующая станция… –
Голос диктора привел Джо в себя, и сразу несколько человек,
пытаясь удержаться на ногах, вонзились локтями ему в тело.
Резкая боль в правом боку заставила его стиснуть зубы.
«Ничего, – пронеслось в голове, – то, ради чего я здесь, стоит
дороже». – Библиотека имени Ленина, – ожил динамик, и огромная
толпа, подхватив его, словно щепку, вынесла на улицу.
Четырнадцать колонн из мрачного серого мрамора в упор смотрели
на него. «Как долго я ждал этого». Двадцать восемь – в
библиотеке Конгресса, двенадцать – в Лондоне, и наконец…
* * *
– Постойте! – Легат поднял правую руку. Стражники
остановились. На носу галеры, крепко ухватившись руками за
флагшток, который был его естественной защитой, стоял человек.
Свежий морской ветер раскидал по его лицу смоляные волосы.
Подойти к нему по узкой паррели было практически невозможно.
Его можно было только убить. Человек знал это. Все произошло в
какие-то доли секунды. Невероятным образом освободившись от
сковывавших его ноги цепей, один из рабов по-обезьяньи быстро
вскарабкался на борт судна. На глазах изумленных товарищей он,
пробежав вперед и оттолкнув стражника, засмотревшегося на
горизонт, оказался на носу. Четверо легионеров, услышав крик,
бросились к нему. Квитаний узнал его. Вообще из двухсот
