доберется до Эльдорадо.
Лев Толстой писал стоя, Пушкин, по-видимому, писал сидя, лишние люди были
лучше, чем просто люди, но хуже чем декабристы... Алгоритм школьной программы
так и остался непостижимым для будущего программиста. Алгоритм обучающей
программы, по которой действовала мама, был более ясен. "Интеллигентный
человек, Сереженька, не..." И далее шло простое перечисление тех свойств,
которым не обладает интеллигентный человек. Не жадный, не завистливый, не
мстительный, не способный торговать и торговаться... Фактически, просто не
способный ни на что. Ну, разве что, способный думать, или, скорее, думать о
том, что он думает.
На вступительном экзамене в ВУЗ он написал сочинение из десяти безумно
логичных предложений, описывающих робототехнические принципы, по которым
функционировал герой книги "Как закалялась сталь". В итоге, не способный
торговаться стал сам товаром, конкретно пушечным мясом, и был упакован в
солдатскую форму.
И вдруг -- два недолгих месяца -- он летал, может и не так, как хотел, но
по-настоящему. Летал над горами на вертушке и поливал камни из пулемета. Это
было забавно, лихо, это было как в компьютерных играх (о существовании которых
он узнал лишь несколько лет спустя). Это было отделение лейтенанта Рокотова.
Он посмотрел на два обрубка, некрасиво укорачивающих его конечность. Полеты
кончились тем, что несколько "дедов" обкорнали его правую руку. То, что
случилось, выглядело хуже, чем просто насилие и приближалось по смыслу к
изнасилованию.
Три "деда" зажали его в углу словно девку, А он даже не особо сопротивлялся,
"ну, хватит, ребята, хватит, пошутили и ладно". И они сделали ЭТО, получив
удовольствие. А он не мог поверить в ЭТО, пока не остался без пальцев.
Культурный шок. Он столкнулся с людьми другой культуры, которые просто
пошутили. С людьми СВОЕЙ культуры он в общем-то и не сталкивался никогда.
"Дедам" ничего не было. Потому что никаких свидетелей. "Может это вы саморез
совершили", как элегантно выразился военный следователь.
Сколько раз в своих снах и мечтах, он раскидывал этих злодеев одной левой,
вырубал всех подчистую как Брюс Ли, разрывал на куски как велоцераптор, но
потом наступало горькое, сильно разочаровывающее пробуждение...
До него дошли слухи, будто лейтенант Рокотов надавал "дедушкам" по морде.
Но один из "обиженных" оказался представителем гордого горного народа, могли
пострадать хрупкие межнациональные отношения, поэтому лейтенант попал под
трибунал. И хотя не сел, но карьера его сильно пострадала.
От этого унижение чувствовалось еще сильнее -- джентльмен вступился за его
честь, будто он был слабой невинной девушкой. А он был просто не отсюда; в этой
пакостной вселенной, живущей по свинским законам, он был бессилен, хотя и
силен как бык в иных виртуальных мирах.
Его приняли в институт, где никто не читал абитуриентских сочинений. Его
распределили в тот город, где люди пили вместо компота чай. В проектном бюро
его посадили в закуток за пыльным шкафом, где дни улетали незаметно как волосы
с головы. Он сидел за шкафом, чувствуя себя узником в своем собственном теле,
которое он не мог заставить встать, направить к начальнику и сказать "баста".
Хотя силой воображения он не раз создавал свою виртуальную копию, которая
выпрыгивала из-за этого шкафа и выбрасывала шефа в окно. А потом могучая копия
шла по институту, наводя ужас на профком, партком и комсомольскую организацию.
Иногда он представлял своего виртуального двойника кунфуистом, иногда
динозавром или коброй. Но никогда это не было беспочвенной фантазией, он
всегда проектировал и программировал свое виртуальное тело...
Мамы не стало в крохотной квартирке без газа и воды в Первом Водопроводном
переулке. Ее жизнь была плохо написанным программным кодом, это он в полной
мере унаследовал от нее. Смерть представлялась ему не вечной остановкой в тени
кладбищенских лопухов, а глупым программным блоком, заставляющим виснуть
систему.
Возникали, но потом уходили наверх друзья-товарищи. Извини, старик, у меня
куча дел, я тебе позвоню. Они звонили через десять лет. А он продолжал сидеть
за шкафом в маринаде из собственных мыслей и мечтать о замечательном коде,
который способен оптимизировать жизнь, на котором можно написать счастье, силу
и удачу. Но советская ЭВМ трудилась только час в день, а остальное время
страдала различными машинными болезнями.
Симпатичные девушки с яркими глазами и веселыми ртами почти не различали его
среди предметов. "Вы - лопоухий и скучный." "Мне нравятся умные парни, но вы и
на умного-то не больно похожи." А с девушками несимпатичными и унылыми, как он
сам, Шрагину, что говорится, не хватало тактовой частоты.
После тридцать пятого дня рождения, который он встретил и проводил, стоя на
перроне Московского вокзала, он понял, что окончательно заблудился. Не будет
ему ни Эльдорадо, ни Конкисты, ни покорения миров. Тогда он первый раз попал в
психушку, на Скворцова-Степанова.
Хорошо залечили. Голова не варит, руки что-то делают, например, клеют
коробки.
После больницы где-то год он занимался тем, что таскал ящики для какого-то
абрека на Сенном рынке, получая регулярно зуботычины, впрочем, как и остальные
грузчики -- простые советские алкаши, не вписавшиеся в нагрянувший рынок. Но
случайно в руки попалась книжка по новым объектно-ориентированным языкам.
В голове снова зашевелились мысли. Раз не добрался до Эльдорадо, попробую
смастерить его сам.
Тут и далекий греческий родич его мамаши по имени Аристотель прислал ему из
Греции, где все есть, приличный компьютер, да еще удалось подсесть на
интернетовское подключение богатого соседа. Случайный собеседник в каком-то
чате оказался компьютерным гением по фамилии Сарьян. И, после серии тестов --
попадание в "яблочко". Он -- в команде Сарьяна...
Слушай, старик, говорил Сарьян, мы делаем революцию: сначала в
программировании, потом в гастрономии, выпивоне и так далее. Нас надолго
запомнят, старик. От нас все пойдет быть, как от Ноя с его тварями,
приземлившимися на горе "Арарат". Для начала, мы, простые скифы и евроазиаты,
обставим америкашек из "Сан Микросистемс", потому что наш продукт получится
круче. Мы не оставим "засСАНцам" ни одного шанса. Кончится это тем, что
повсюду будут программировать на нашем языке, пить только коньяк "Арарат" и
водку "Московскую", никаких тебе виски и брэнди. Сарьян даже намекал, что за
спиной стоит таинственная организация, некая российская спецслужба,
контролирующая программистов и хакеров, готовая поддержать их всей
государственной мощью. И якобы америкашки уже наделали в штаны от страха за
свое темное будущее...
Год он проработал в команде Сарьяна, которая разрабатывала новый
революционный язык программирования. Ну, очень революционный, с зачатками
искусственного интеллекта, с так называемыми сценаристами --
самопрограммирующимися объектами. Но дело вязло еще в теории, спонсоры
отваливали по тихому один за другим, конкуренты из штатовской "Сан
Микросистемс" обсирали революционное начинание по полной программе. Он понял,
что поток его жизни изнашивается в очередной бессмысленной петле и ушел...
Америкашки может и наделали, но выгребать пришлось из Сережиных порток.
А намедни он прочитал в солидном глянцевом журнале "Wireless" статью про
героев-программистов. Не статью, а настоящую оду со сладкими подвываниями.
Группа Сарьяна-таки сделала революцию в программировании, и заодно перебралась
в Гамбург, под крылышко "Сименса", так что "Сан Микросистемс" действительно
просрала игру. Новый язык, именуемый, между прочим, "Арарат", в основном
создан, и властители программного обеспечения бьются до рвоты за право
отхватить лицензию на эту "вершину программного мира". Однако теперь это его
совсем не касается... Наверное жизнь прожита давным-давно и совершенно даром,
вместо замечательного программного кода получилась использованная туалетная
бумага. Собственно, от этой фразы даже становится легче. А у кого недаром?
Взять выдающегося писателя. Еще при жизни, если она затянулась, его читают
из вежливости, если не считать отдельных маньяков. А все оставшиеся столетия
им мучают школьников и трясут как старыми панталонами на юбилеях, доказывая
величие нации и количество гениев на душу населения. Про писателей Сережа знал
не понаслышке, по молодости накатал несколько фантастических романов, дал
почитать кое-кому на предмет публикации. Кое-кто с публикацией не помог, но
Сережа еще долго встречал аппетитные кусочки и звонкие осколочки своих романов
в произведениях некоторых успешных коммерческих авторов, особенно Вторушина и
Общакова...
Но есть, конечно, по настоящему крутые фигуры -- сэр Ньютон, Эйнштейн, Кант,
Борн, который Макс, Бор, который Нильс. Однако от всей их личности остался
только ярлычок с именем, который пришпилен к тому или иному научному закону. Да
и была ли она, личность, столь уж важной? Не были ли эти господа ученые
примитивными мономанами, а попросту говоря обыкновенными чурбанами во всем, что
не касалось научных задач. Кто знает? Сэр Исаак за все тридцать лет сидения в
парламенте лишь однажды удосужился произнести: "А не пора ли закрыть форточку,
джентльмены". Пожалуй, это неплохая фраза для буддиста, но Ньютон не был
буддистом. А Кант под старость обрюхатил свою служанку. Засадил ей вдруг
сзади, когда она у плиты возилась, но через пять минут уже забыл об этом.
Нравственный императив, ничего не поделаешь. А старина Альберт как обычный
местечковый мышигенер изводил жен и показывал язык фоторепортерам. Только этим
и занимался последние сорок лет своей жизни после опубликования общей теории
относительности. Он, конечно еще думал и мечтал о чем-то, также как и Шрагин,
даже говорил, что "Бог не играет в кости", но так и не смог выразить на бумаге
свои думки. Бог не играет в кости, Бог пишет программный код, но на каком
программном языке? Эта загадка растрачивала жизненный ресурс Шрагина, также
как и Эйнштейна. Цикл деструктора был таков.
для (продолжительность жизни; год за годом )
{
пытаться
{
Ресурсы.расходоватьНа(непосильное)
}
прерывание (ТипОшибки конецЖизненныхСил)
{
Системное сообщение(некролог);
}
}
У Шрагина не было жен, которых можно было бы изводить и корреспондентов, для
которых можно было бы оголить язык, он даже не мог вонзить стрелу-упрек в небо,
подобно древним галлам, он не мог преодолеть чувство вины перед начальством, но
он смог вдруг сделать ерунду... Четыре года назад он прикрутил лентой цифровую
камеру с радиоинтерфейсом на 2,4 Ггц к столу непосредственной начальницы в
фирме "Малина Софт". Несколько ниже уровня пояса прикрутил. И через фирменную
сеть послал картинку на десктопы остальных сотрудников. Светочувствительный
кристалл был слабым, всего на миллион пикселов, кадры получились блеклыми, но
женщину все узнали.
Победа оказалась липовой. Он же сам жалел горько плачущую толстушку, да
вдобавок она оказалась женой крупного мафиози. Любовь к жене собственно и была
единственной светлой стороной пахана. Из-за этой светлой стороны Сереже и
пришлось пострадать. Некто с квадратной фигурой покарал Шрагина прямо на улице,
ударив в левый глаз, "чтобы не подсматривал". Травма оказалась довольно
серьезной, расслоение сетчатки, однако расстроившийся за супругу мафиози
попросил возместить "моральный ущерб" и в денежной форме...
А, кстати, почему это дверца в его шкафчике не открывается? После того как
соседка уничтожила всю телематику, раскиданную по коммунальной территории, он
потихоньку поставил на дверцу шкафчика замочек, сканирующий с помощью лазерного
светодиода его радужку. Нет, сегодня как будто радужку подменили. Или словно
дверцу гвоздиком подбили.
Как бы открыть, расческа же там...
Хлипкая дверь ванной затряслась под ударам пудового соседкиного кулака.
