управляться с перемётом, полным ставриды, а другой отгонять гусей. И вот в
этот миг я понял, как трудно было бы жить всем диким зверям, если бы они
не боялись человека, как сложно было св. Франциску в повседневной жизни.
Глава 14
С тех пор, как в доме появилась Эдаль, он сильно преобразился. Пока в
Камусфеарне не было выдр, я занялся было украшением дома и навёл в
комнатах некоторый уют. Теперь, когда все помещения вновь оказались, так
сказать, в осадном положении, от этого поневоле пришлось отказаться в
пользу более практических соображений. Все столы и полки пришлось как-то
приподнять за пределы ловкого обследования Эдаль, все висевшие на стенах
предметы переместились вверх, как у жителей города, которые ищут спасения
на крышах домов при наводнении. Не стало журнального столика сбоку дивана,
так как это недавно введённое новшество она присвоила себе в первый же
день, изорвав и скомкав всё моё чтиво таким образом, чтобы оно послужило
ей постелью на её собственный вкус.
Там она разлеглась на спине и уснула, а голова её покоилась на
заголовке, в котором говорилось о дорожных пробках на улицах Лондона.
Стало очень трудно поднять уязвимый предмет вне пределов её
досягаемости, так как, став на цыпочки, она могла доставать предметы на
высоте уже более метра.
Если она была мокрой, то стаскивала одно или несколько полотенец и
вытиралась, если вдруг скучала, то завладевала любым предметом, который
привлекал её блуждающее внимание, и, глубоко сосредоточившись, начинала
методически его разрушать. Такое настроение находило на неё временами,
бывали дни, когда она была неподвижна, как ручная собачка, но бывали и
такие, когда на стенах просто не хватало места для предметов её
посягательств. В силу природных особенностей в Камусфеарне сосредоточено
много резиновых сапог, как простых, так и охотничьих, за многие годы на
них появились заплатки из красной резины, и Эдаль с вредительским
восторгом отрывала их и расширяла появившиеся под ними дырки.
Таким образом, комнаты, в которые она имела доступ, приобрели такой
вид, какой имеют загородные парки, где деревья похожи на "плакучие ивы",
так печально воспетые писателями конца восемнадцатого века по лесопарковой
культуре. По высоте над уровнем земли, до которой у деревьев не было
веток, в этих парках можно было судить о том, кого держал владелец:
оленей, крупный рогатый скот или лошадей, и по той же самой методике можно
было сравнивать относительные размеры Эдаль и Миджа. Если сначала и были
какие-то сомнения, то в конце её первого месяца пребывания у нас мне стало
совсем ясно, что она гораздо более крупное создание, и это при всём том,
что была она на целых шесть месяцев моложе Миджа в том возрасте, когда его
убили. Она росла почти на глазах. В мае Малкольм Макдональд определил, что
она была около метра длиной и весила чуть больше десяти килограммов, к
августу она была уже почти метр двадцать пять в длину, а на вес я ей давал
килограммов семнадцать. Тогда ей был год, и так как она ещё не стала
взрослой, было ясно, что она ещё будет расти. В экваториальной Америке
бывают выдры размером с котиков, и если их кто-либо приручал, то помещения
их владельцев должны были выглядеть более чем прелюбопытно.
Так как в помещении кухни-столовой было не так уж много стен, оставлять
там Эдаль одну на длительное время было нежелательно. В этом плане она
была покладистей Миджа, и если до этого погуляла и поела, то могла пробыть
одна часов пять, а то и больше. Когда мы отправлялись на лодке в деревню
или на остров Скай, то закрывали её в специально для этого отведённой
комнате, которая служила для этой же цели во времена Миджа. Здесь у неё
была постель, сделанная из автомобильной шины, покрытой тряпками, уборная
в углу, состоявшая из клеёнки, накрытой газетами (и в это же довольно
удалённое место она приходила по надобности из кухни), масса различных
игрушек и миски с водой. У этой комнаты был один крупный недостаток: в ней
был однослойный пол, и она располагалась прямо над жилой комнатой. Хотя
миски у неё были непроливашками, предназначенными для собак, для неё это
не было преградой, так как, если ей не удавалось опрокинуть их просто так,
то она брала их в обе руки и переворачивала, а потолок, как я уже говорил,
был далеко не водонепроницаем. В первые дни она не очень точно попадала в
свой туалет, а это место, к сожалению, приходилось примерно над креслом,
где обычно сидел любой гость. Вода умножает свои достоинства для выдры,
если она падает или движется каким-либо другим образом. А Эдаль
обнаружила, что, если перевернуть чашку наверху, то можно пробраться вниз
на кухню и получать двойное удовольствие от капель, падающих с потолка. Я
видел её на полу кухни с задранной вверх головой и раскрытым ртом, она не
упустила ни одной капли, сочившейся сверху.
Эдаль была очень разочарована тем, что те немногие собаки, с которыми
ей разрешали познакомиться, далеко не устраивали её как товарищи по играм.
В общем и целом они относились к ней как к человеку другой расы, и она
откровенно обижалась на них за это и огорчалась оттого, что они не
принимали её за свою. За немногими исключениями, они рычали, лаяли на неё
и огрызались при её приставаниях. Первая, медлительная золотистая
лабрадорская сука, сидела перед камином, повернувшись задом к Эдаль с
откровенно неприступным видом. Время от времени Эдаль, не решаясь подойти
к ней напрямую, осторожно протягивала свою обезьянью лапку и трогала её
неподвижный жёлтый круп, издавая, тем временем, тоненькие, жалобные
горловые стоны. Её откровенно удивляла невозможность установить дружеские
отношения, так как она была непривычна к отказу.
Только две собаки на время подружились с ней, но обе очень скоро
посчитали её слишком назойливой личностью. Особо ретивая желтоглазая сука,
пойнтер, которую привёз судья Джеймз Робертсон, вначале проявила тот дух,
который требовала Эдаль от своих приятелей. Она всё бегала кругами, пока
Эдаль удивительно ловко срезала углы, это было уж слишком для собаки,
которая оказалась в конце концов на спине посредине ручья, а Эдаль
дразнила её с берега. Этот случай вызвал холодок в их отношениях, которые
позже расстроились совсем, пойнтер стал осторожничать, а затем откровенно
проявлять враждебность. Когда я заметил её хозяину о таком плачевном
отсутствии выдержки, он ответил:
- Ну, она же не думала, что ей придётся развлекать какую-то выдру, тем
более если её зовут Коротышка. (Как и большинство ручных зверьков Эдаль,
после появления в Камусфеарне, получила массу всяких кличек, среди которых
эта, пожалуй, была самой безобидной).
Эрик Минклейтер привёл большого английского сеттера, великолепного
зверя по кличке Топсель. Тот тоже сначала попробовал было порезвиться с
выдрой, на этот раз на песке, но, как и пойнтер, вскоре понял, что бегать
вокруг неё кругами бесполезно, так как глаз у неё был отточен на радиусы.
Таким образом, постоянно одураченный, он стал истерически лаять, а Эдаль
спасалась бегством в море. Я всё ещё надеюсь, что когда-нибудь найдётся
собака, которая будет играть с ней как Присцилла в Африке.
Выдра и пятеро диких гусей были всем известными обитателями
Камусфеарны, хотя в течение лета там были и другие временные жители.
Молодая славянская поганка, которая из множества водоёмов в этой местности
умудрилась сесть на наш маленький бассейн, который мы выкопали за домом
для Эдаль, посчитала, что сеточный забор вокруг него слишком высок, чтобы
взлететь. Несчастный слепой мышонок, которого бросила родительница пока
несла его от внезапно переполненных наводнением местных дренажных канав, и
который прожил всего четыре дня, пока его кормили из с трудом
изготовленного подобия материнской титьки. Раненая, едва оперившаяся
серебристая чайка, подобранная невдалеке от дома и умиравшая под ветром и
дождем, вскоре поправилась, стала летать и в какой-то мере стала питаться
отходами нашего хозяйства. И водяной погоныш, который прибыл из деревни в
картонной коробке, на оборотной стороне этикетки которой было написано :
"Что это за птица, их что, обычно находят на шестке у камина?" Его
совершенно неожиданно нашли сидевшим, нахохлившись, у потухшего камина,
когда хозяин утром спустился в гостиную из спальни. Я очень удивился тому,
что такая птица, с которой обычно сталкиваешься во время её коротких
неуклюжих перелётов над камышом в каком-нибудь бекасовом болоте, одно из
самых непритязательных летающих существ, вдруг закончила свой хоть и
невидимый, но надо полагать, неудачный и бездарный полёт таким образом.
Совершенно непримечательная, можно сказать, птица, с неопределённым
опереньем, неуклюжая в движениях, а по привычкам вообще такова, как будто
бы её и нет совсем. Однако тот экземпляр в картонной коробке, который
таким образом вынужден был, так сказать, сблизиться и установить
социальный контакт с человечеством, оказался очень ярок, с виду даже
щеголеват, с серыми рубиновыми глазками и напористым холерическим
темпераментом. Он наскакивал как бойцовский петух на любую протянутую к
нему руку, а обманчиво тоненький красный клюв обладал похожей на щипцы
хваткой. Ему откровенно не нравились обстоятельства его позорного плена,
но он прибыл вечером, и мне не хотелось выпускать его на волю, не
убедившись, что он здоров. Он провёл ночь в моей спальне, пол которой по
такому случаю был усыпан земляными червями и прочими подобными невкусными
подношениями. То ли гоняясь за ними, то ли, чтобы утвердиться самому, он
топал всю ночь, по словам гостя, ночевавшего этажом ниже, подобно мышонку
в кованых сапогах. Поутру выяснилось, что он здоров телом и душой, его
выпустили, и он растворился в окружавшей нас природе.
И, наконец, самое большое впечатление произвело на нас появление дикого
котёнка.
Однажды выяснилось, что наше нагревательное устройство "Калоргаз" (в
тот год это была новинка), осталось почти без топлива, и мы сразу же
решили съездить на лодке в деревню за пять миль отсюда. Стоял
золотисто-голубой сентябрьский денёк, и море между островов было гладким,
как поверхность глыбы полированного камня.
Был отлив, и в шхерах показались макушки водорослей, так что, если бы
мы не торопились из-за боязни, что магазин в деревне закроется, то
объехали бы маяк с внешней стороны. Теперь же возможность сэкономить
десять минут заставила нас рискнуть, несмотря на то, что можно было
напороться на мель, и мы решили пойти протокой между маяком и соседним
островом. Я был у руля, а Джимми Уатт стоял на коленях в носу лодки,
указывая мне направление между камней. Вдруг он взволнованно крикнул и
обратил моё внимание на нечто на поверхности по правому борту.
Там, метрах в пятнадцати от нас, был дикий котёнок-подросток, который
неуверенно плыл в направлении дальнего острова. (Позднее я узнал, что
дикие кошки нередко отправляются в плаванье, даже если их не преследуют,
но в то время мне это показалось таким же странным явлением, как рыба,
ползающая по земле). Глубина была больше трёх метров, и котёнок плыл
медленно, высоко задрав голову, так что вся спина и хвост у него были над
водой и сухие. Я хотел было повернуть к нему, но именно в этот миг стойка
подвесного мотора, которую мы в спешке закрепили не очень плотно,
соскочила с одной стороны , и мы остались без руля. К нашему удивлению кот
повернул к лодке как спасательному средству, и надавив на мотор одной
рукой, я сумел подплыть к нему. Я никогда не имел дела с живыми дикими
кошками и подумал, что Джимми в лучшем случае отделается сильными
царапинами, но когда он подхватил его под пузо, раздалось лишь шипенье.
Затем Джимми поднял его и бросил в плетёную корзину. Трудно было усмотреть
в этом жалком, покорном, пушистом заблудшем котёнке грозное и неукротимое
по слухам существо и я подумал было, что появилась возможность проверить
эту версию самому. Трудно представить себе, как можно в Камусфеарне
совместить при всей их покладистости дикую кошку и выдру, и я подумал о
