провел по моим щекам. Я почувствовал острую боль, и теплая кровь застру-
илась по щекам. Мэри вскрикнула, рванулась ко мне, но Харденджер удержал
ее мощными своими руками и держал до тех пор, пока она не утихла. Грего-
ри отошел и сказал: - Это тем, кто просит, Кэвел.
Я кивнул в знак согласия. Даже не поднял руки к лицу. Больше изуродо-
вать мое лицо он уже не мог, оно и до него было изуродовано.
- Заберите миссис Кэвел с собой, - сказал я.
- Пьер!.. - с отчаянием в голосе воскликнула Мэри.
- Ты что говоришь? - воскликнул Харденджер и грубо выругался, а Шеф
глядел на меня в немом удивлении.
Грегори очень спокойно и равнодушно глядел на меня своими темными не-
выразительными глазами. Затем странно мотнул головой и произнес:
- Теперь моя очередь просить. Простите меня. Не предполагал, что вы
догадались. Надеюсь, когда настанет моя очередь... - Он осекся и повер-
нулся к Мэри: - Несправедливо, чтобы такое прекрасное дитя... Не вовсе я
бесчувственный, Кэвел... особенно если речь идет о женщинах и детях.
Скажем, я вынужден был похитить детей с фермы в Альфингеме, но они уже
свободны и будут с родителями через час. Да, да, было бы несправедливо.
Идемте, миссис Кэвел.
Она подошла ко мне, слегка коснулась моего лица.
- Что это, Пьер? - прошептала она без всякого осуждения, скорее с лю-
бовью, удивлением и состраданием. - Что было бы несправедливо?
- Прощай, Мэри, - сказал я. - Доктор Грегори не любит, когда его зас-
тавляют ждать. Скоро мы встретимся.
Она хотела еще что-то сказать, но Грегори взял ее за руку и повел к
двери. А немой Генрих с пистолетами в обеих руках наблюдал за нами бе-
зумными глазами. Затем дверь закрылась, стукнула задвижка, а мы все сто-
яли, уставившись друг на друга в свете белого фонаря, стоявшего на полу.
- Вшивая грязная свинья, - яростно закричал Харденджер. - Почему...
- Заткнись, Харденджер, - тихо и повелительно сказал я. - Все разой-
дитесь. Наблюдайте за оконными амбразурами. Быстро! Ради бога, поживее!
- В моем голосе было нечто такое, что заставило бы двигаться и египетс-
кую мумию. Быстро и тихо семеро из нас заняли места у окна. Я прошептал:
- Он собирается что-то подбросить в окно. Скорее всего ампулу ботулинус-
ного вируса, токсина. Дорога каждая секунда. - Я знал, что достаточно
мига, чтобы вытащить ампулу из стальной фляжки. - Поймайте ее! Необходи-
мо ее поймать. Если эта ампула шлепнется на пол или ударится о стену, мы
все станем мертвецами.
Едва я умолк, как снаружи послышался шорох, метнулась тень руки и
что-то влетело, крутясь, внутрь давильни. Блеснуло, переливаясь в свете
фонаря, стекло. Я успел заметить красную пробку. Ампула ботулинуса! Ее
кинули так ловко, что никто не успел поймать. Она ударилась точно о стык
каменного полай каменной стены и разлетелась на тысячи звенящих оскол-
ков.
Никогда не пойму, что заставило меня действовать, как говорится, с
изумительной быстротой. Частица секунды - вот все время, которое потре-
бовалось мне отреагировать, отчаянное желание выжить двигало мной. Со-
вершенно автоматически, инстинктивно, не задумываясь поступил я.
Еще когда ампула влетела, кружась, мой мозг отметил невозможность
схватить ее, а руки уже тянулись к бочке сидра, находившейся рядом. Звон
разбитой ампулы еще отдавался в ушах эхом, а я уже изо всей силы бросил
бочку в то место, где ампула разбилась. Бочка и обручи разлетелись,
словно сделанные из тонкой фанеры, и десять галлонов сидра залили часть
пола и стены.
- Еще сидра! - закричал я. - Лейте больше на пол, на нижнюю часть
стены! Выливайте в воздух над тем местом, где разбилась проклятая ампу-
ла. Ради бога, не вымочитесь сидром. Быстрее! Быстрее!!
- Ни черта это не поможет, - прохрипел побледневший Харденджер, но,
несмотря на эти слова, сам уже выливал большую бочку сидра. - Что это
даст?
- Вирус гигроскопичен, - торопливо сказал я. - Ботулинус боится воды.
У него в сотню раз больше тяги к водороду, чем к азоту. Вы ведь слышали,
что говорил сегодня вечером Шеф.
- Но ведь сидр не вода, - яростно сказал Харденджер.
- Господи, помоги нам! - разозлившись, крикнул я. - Конечно, это
сидр! У нас ведь другого ничего нет. Не знаю, каков будет результат.
Впервые в жизни вам, Харденджер, следует молить, чтобы в алкоголе содер-
жалось побольше воды. - Я хотел поднять еще бочку, поменьше, но задох-
нулся от боли в боку и уронил ее. Мелькнула мысль, что это результат
воздействия вируса, но потом сообразил, что сломанное ребро воткнулось в
легкое, когда я бросал первую бочку, но сгоряча не почувствовал никакой
боли. Сколько нам осталось жить? Если какая-то часть вируса оказалась в
воздухе, то сколько ждать наступления агонии? Надо вспомнить, что гово-
рил Грегори о хомяке, когда мы стояли вчера у внешней двери лаборатории
номер один. Пятнадцать секунд для дьявольского микроба и столько же для
ботулинусного вируса. Для хомяка пятнадцать секунд. А для человека? Бог
знает, возможно, полминуты. Максимально. Я нагнулся и поднял с полу фо-
нарь.
- Прекратите лить, - приказал я. - Остановитесь. Следите, чтобы сидр
не промочил обувь или одежду. Если это произойдет, умрете. - Я посветил
фонарем вокруг, а все вскарабкались повыше на настил, подальше от янтар-
ного потока сидра, быстро заливающего каменный пол. Тут я услышал звук
мотора полицейского "ягуара": Грегори, вместе с Генрихом и Мэри, отпра-
вился осуществлять свой безумный план, вполне уверенный, что оставляет
после себя склеп с мертвецами.
Прошло полминуты, не меньше. Никто не корчился в конвульсиях. Я мед-
ленно водил фонарем, вглядываясь в напряженные лица и освещая ноги. За-
держал луч на одном из двух полицейских, у которых отобрали одежду.
- Снимите правый туфель! - крикнул я. - Он намок. Да не рукой! Вы
круглый идиот! Снимите носком другого туфля. Старший инспектор, левый
рукав вашего мундира мокрый. - Харденджер стоял спокойно, не глядя на
меня, пока я очень осторожно снял с него мундир и бросил на пол.
- Мы... мы спасены, сэр? - нервно спросил сержант.
- Спасены? Предпочел бы, чтобы в этом помещении находились живые коб-
ры и тарантулы! Нет, мы еще не спасены. Некоторое количество этого чер-
това токсина проникнет в воздух, едва мокрые пол и стены станут просы-
хать. В воздухе тоже влажные пары, как вам известно. Когда брызги и пары
начнут испаряться, то через минуту окажутся внутри нас.
- Поэтому надо отсюда выбраться, - спокойно сказал Шеф. - И побыст-
рее. Не так ли, мой мальчик?
- Да, сэр. - Я быстро огляделся. - Надо поставить две бочки по сторо-
нам двери. И еще две рядом с ними, чуть-чуть сзади. Четверо встанут на
них и будут раскачивать давильный пресс. Я не могу помочь, ребра разбо-
лелись. В этом прессе не меньше трехсот фунтов. Ни унции меньше. Как
считаете, старший инспектор, четверо смогут его раскачать?
- А что тут считать? - проворчал Харденджер. - Я сделаю это одной ру-
кой, если от этого зависит наше спасение. Лишь бы выбраться из этого
места! Давайте, ради бога, поживее!
Никто не заставил себя просить. Поставить бочки оказалось нелегко.
Они были полны, тяжелы, но отчаяние и страх умножали наши силы. Через
двадцать секунд все четыре бочки стояли как надо, а в следующие двадцать
секунд Харденджер, сержант и двое полицейских, по двое с каждой стороны,
уже раскачивали пресс.
Дверь была из крепкого дуба, с тяжелыми прочными петлями и такой же
могучей задвижкой снаружи. И все же против четырех отчаявшихся людей, у
которых жизнь была поставлена на карту, она не смогла устоять. После
первых ударов дверь сорвалась с петель, и винный пресс вылетел вслед за
ней через порог в темноту. Через пять секунд и все мы последовали туда
же.
- Вот фермы, - сказал Харденджер. - Зайдите. Может, у них есть теле-
фон.
- Подождите! - повелительно крикнул я. - Мы не имеем права это де-
лать. А вдруг мы занесем вирус? Вдруг принесем смерть всей семье? Пусть
нас немного промоет дождь, возможно, это поможет.
- Черт возьми! Ждать нам нельзя. Это роскошь, - огрызнулся Харденд-
жер. - Кроме того, если вирус не добрался до нас там, то здесь он и по-
давно ничего не сделает. Как вы думаете. Шеф?
- Понятия не имею, - нерешительно сказал тот. - Пожалуй, вы правы. У
нас нет времени... - Он в ужасе умолк, так как один из раздетых поли-
цейских, тот самый, кто промочил туфли сидром, вдруг громко вскрикнул,
закашлялся, подпрыгнул и молча рухнул в грязь. Скрюченные пальцы его
вцепились в собственное горло. Его товарищ, другой раздетый полицейский,
всхлипнул, шагнул вперед и наклонился, желая помочь своему другу, но тут
же застонал, так как я схватил его за горло:
- Не прикасайся к нему! - обезумев, закричал я. - Дотронешься и тоже
умрешь! Вероятно, он получил порцию вируса, когда рукой пытался снять
ботинок, а потом дотронулся до губ. Ничто на земле ему уже не поможет.
Отойди. Держись от него подальше.
Он умер через двадцать секунд. Эти двадцать секунд навсегда останутся
в памяти кошмаром, который будет преследовать до самого смертного часа.
Я много видел умирающих людей, но даже умиравшие от пули или осколка
снаряда умирали мирно и спокойно по сравнению с этим полицейским. Тело
его скрючилось в предсмертных конвульсиях. Дважды в последние перед
смертью секунды его тело подбрасывало судорогами, и вдруг так же неожи-
данно он затих навсегда. От него остался бесформенный труп, лежащий в
грязи вниз лицом. Во рту сразу стало сухо, каждый почувствовал противный
вкус смерти.
Не помню, сколько мы там стояли под тяжелым проливным дождем, уста-
вившись на мертвеца. Наверное, долго. Затем поглядели друг на друга. И
каждый думал об одном: кто будет следующим? В белом свете фонаря, кото-
рый держал я, глядели друг на друга, силясь обнаружить первые признаки
смерти в себе и в других.
Неожиданно для себя я грубо выругался. Возможно, обругал собственную
трусость, или Грегори, или ботулинусный вирус, не знаю. Затем резко по-
вернулся и направился в хлев, унося с собой фонарь и оставив всех в тем-
ноте возле мертвеца. В дождливой кромешной темени они напоминали перво-
бытных людей, фигуры, застывшие в каком-то мистическом обряде.
Я искал шланг и нашел почти сразу. Вытащил его, поволок к колонке,
закрепил и пустил струю. Потом кое-как взобрался на стоящую неподалеку
тележку для перевозки сена и сказал Шефу:
- Подходите, сэр, первым. Он подошел прямо под бьющую с силой вниз
струю. Она окатила его с головы до ног. От струи Шефа пошатывало, но он
старался прочно стоять. Все полминуты мужественно простоял, пока я обмы-
вал его. Когда отвел струю, он был мокрый насквозь, словно всю ночь про-
вел в реке, и так дрожал от холода, что я слышал мелкую дробь, которую
выбивали его зубы. После такой процедуры можно было не опасаться зараже-
ния. Остальные четверо тоже прошли через это. Потом Харденджер проделал
то же самое со мной. Вода была не хуже тяжелых полицейских дубинок и бы-
ла ледяной, но стоило мне представить только что умершего человека и
несколько его предсмертных мгновений, как возможность получить воспале-
ние легких сразу показалась мне просто подарком. Харденджер кончил меня
обливать, остановил воду и тихо сказал:
- Прошу прощения, Кэвел. У вас на это было право.
- Моя вина, - равнодушно сказал я, вовсе не желая этого. - Мне следо-
вало его предупредить, чтобы не дотрагивался до рта и носа рукой.
- Он мог бы и сам об этом подумать, - не в меру деловито сказал Хар-
денджер. - Он знал об опасности столько же, ведь об этом напечатано се-
годня во всех газетах. Давайте пойдем и узнаем, есть ли на ферме теле-
фон. Теперь совсем другое дело. Грегори знает, что в полицейском "ягуа-
ре", замешкайся он, будет жарко. Он одержал полную победу, черт побери
