его черную душу, и теперь его ничто не остановит. Двенадцать часов, го-
ворил он. Двенадцать часов, и он добьется своего.
- Через двенадцать часов Грегори будет мертв, - сказал я.
- Что? - Ясно, почему он так уставился на меня. - Что вы сказали?
- Он будет мертв, - подтвердил я. - Еще до рассвета.
- Ну, ладно, - сказал Харденджер. - Мозги Кэвела не выдержали потря-
сений. Сделаем вид, что не слышали, никто ничего не слышал, - он взял
меня за руку и уставился на светящиеся прямоугольники окон фермерского
дома. - Чем скорее это кончится, тем скорее мы отдохнем, поедим и выс-
пимся.
- Отдохну после того, как убью Грегори, - сказал я. - Рассчитываю
убить его сегодня ночью. Сначала верну Мэри. А потом убью его.
- С Мэри ничего не случится, Кэвел. Мэри в руках этого безумца, вот
что доконало Кэвела и привело его на грань помешательства, - сказал Хар-
денджер. - Он ее отпустит, у него нет оснований не сделать этого. И вы
поступили так вынужденно. Вы считали, что если она останется с нами в
сарае, то с нами и умрет. Не так ли, Кэвел?
- Уверен, что старший инспектор прав, мой мальчик. - Шеф шагал рядом
и говорил тихо, чтобы не волновать меня. - Ей ничего не сделают.
- Если я свихнулся, то вас это ни в коей мере не касается, - грубо
ответил я сразу обоим.
Харденджер остановился, еще крепче сжал мою руку и участливо поглядел
мне в глаза. Он знал, что свихнувшиеся никогда не говорят об этом, пото-
му что неколебимо уверены в своем здравом рассудке. - Не совсем понимаю,
- мягко сказал он.
- Не понимаете, так поймете потом, - и обратился к Шефу: - Вы должны
убедить правительство продолжать эвакуацию центральной части Лондона.
Продолжать радио- и телевизионные передачи. Будет нетрудно убедить людей
эвакуироваться, можете поверить. Тут и хлопот немного: эта часть города
по ночам безлюдна. - Я повернулся к Харденджеру: - Вооружите пару сотен
самых лучших людей. Для меня также нужен пистолет и... нож. Я точно
знаю, что Грегори собирается в эту ночь делать. Я точно знаю, что он на-
деется получить. Я точно знаю, как он собирается бежать из страны и от-
куда будет уезжать.
- Когда ты все это узнал, мой мальчик? - очень тихо спросил Шеф, нас-
только тихо, что я его едва расслышал в шуме ливня.
- Грегори слишком разговорился. Рано или поздно они все проговарива-
ются. Грегори был скрытен, даже когда был убежден, что все мы через ми-
нуту умрем. Даже тогда он говорил мало. Но и такой малости достаточно.
Полагаю, что теперь я знаю все. Догадался обо всем, когда еще мы нашли
труп Макдональда.
- Наверное, вы слышали то, что я не слыхал, - кисло сказал Харденд-
жер.
- Вы все слышали. Вы слышали, как он сказал, что собирается в Лондон,
чтобы добиться разрушения Мортона. Он остался бы в Мортоне, чтобы самому
убедиться в происходящем. А в Лондон послал бы кого-нибудь из своих под-
ручных. Но ему неинтересно смотреть на разрушаемый Мортон, это его ни-
когда не интересовало. Есть нечто иное, что ему предстоит сделать в Лон-
доне. Его трюк о происках коммунистов был чистейшей уткой, он даже не
имел к нему никакого отношения. Мы сами это придумали от страха. Это
первое. Второе. Он собирался в эту ночь утешить свое непомерное самолю-
бие. Третье. Он дважды спасал Генриха от электрического стула. Это ука-
зывает нам, что он за птица. Я не имею в виду, что он из адвокатов по
защите уголовных преступников или из Ассоциации адвокатов США. Ясно, ка-
кого рода у него амбиция: могу поспорить, что сведения о нем находятся
не только в досье Интерпола. Ясно, что он крупный американский гангстер,
выслан в Италию. Отрасль дела, каким он занимается, составит интересный
предмет изучения, так как преступники, как и хищники в джунглях, никогда
не меняют своих пристрастий. Четвертое. Он надеется улизнуть из Англии в
ближайшие двенадцать часов. И - пятое. Сегодня субботний вечер. Сложите
вместе все эти данные и увидите, какие можно сделать выводы.
- Допустим, вы нам о них расскажете, - неторопливо сказал Харденджер.
И я рассказал им все.
Ливень не прекращался, был таким сильным, как и прежде, когда мы по-
кидали ферму. Несколько часов назад проливной дождь и быстро принятые
меры по эвакуации зараженной ботулинусным токсином местности спасли всех
жителей. Только несчастный полицейский оказался жертвой вируса, умерев в
мучениях на наших глазах.
И сейчас, в 3.20 утра, дождь был ледяным, но я не чувствовал его.
Только безмерная усталость и сильная ноющая боль в правом боку при каж-
дом вздохе да неотступное беспокойство донимали меня. Я мог безнадежно
ошибиться, несмотря на всю уверенность тона в изложении своих догадок
Шефу и Харденджеру. И тогда Мэри будет потеряна для меня навсегда. Я
старался думать о других вещах.
Окруженный высоким забором двор, где я стоял уже три часа, был темным
и безлюдным, как и вся центральная часть Лондона. Эвакуация центра горо-
да началась сразу после шести часов, после закрытия учреждений, фирм и
магазинов. В девятичасовой передаче радио сообщили, что согласно послед-
нему полученному предупреждению время выпуска ботулинусного токсина пе-
редвинуто с четырех часов на 2.30. Однако спешки и паники не было. Не
было и отчаяния. Казалось, ничего необычного не происходит, только масса
людей с чемоданами - флегматичные лондонские жители, которые видели го-
род в огне и сотни раз переносили ночные массированные бомбардировки во
время войны, не собирались впадать в панику.
Между 9.30 и 10.00 тысячи солдат методично прочесывали центральную
часть города в поисках оставшихся жителей - мужчин, женщин, детей, чтобы
всех отправить в безопасное место и никого не проглядеть. В 11.30 поли-
цейский катер с потушенными огнями тихо пристал к берегу и высадил меня
на северном берегу Темзы, ниже Хунгерфордского моста. В полночь воору-
женные войска и полиция держали под контролем всю эту территорию, вклю-
чая мосты через Темзу. В час ночи отключили освещение на доброй квадрат-
ной миле города - на миле, где находились войска и полиция.
В 3.20, через пятьдесят минут после предупреждения о выпуске ботули-
нусного токсина, настала пора идти. Я вытащил из плохо подогнанного чех-
ла одолженный мне пистолет "уэбли", проверил нож, прикрепленный рукоят-
кой вниз к левой руке, и двинулся в темноту.
Я никогда не был на новой вертолетной площадке Северного берега, но
инспектор транспортной полиции так все толково объяснил, что теперь я
мог найти туда дорогу с завязанными глазами. Так оно и было. С завязан-
ными глазами. Слепой. В темном городе, в хмурой плачущей ночи. Темень
была, хоть глаз выколи. К аэродрому можно пройти тремя путями. Он распо-
ложен на крыше станции, на сто футов выше лондонских улиц. Там имелось
два лифта, но сейчас они вряд ли работали, так как электричество отклю-
чили. Между лифтами шла винтовая лестница за стеклом, просматриваемая
снизу доверху. Воспользоваться ею было бы чистым самоубийством, так как
Грегори не из тех, кто оставляет незащищенными уязвимые места. Существо-
вала еще пожарная лестница по выходящей во двор стене станции. Этот путь
был наиболее приемлем для меня.
Двести ярдов от двора по узкому вымощенному булыжником переулку про-
шел быстро. Едва каменная стена сменилась деревянным забором, ухватился
за его верх, подтянулся, спрыгнул на другую сторону и направился вдоль
железнодорожной колеи.
Довольно скоро я вышел к забору на противоположной стороне путей,
просто наткнулся на него. Очутившись в переулке, повернул налево и нап-
равился в маленький задний дворик станции.
Пересек дворик и прижался к стене. На тусклом фоне неба разглядел
лестницу. Длинная, ненадежная, идущая резкими изломами маршей вверх и
исчезающая в темноте. Первые два-три пролета сливались с темной высокой
стеной.
Около трех минут стоял я, не шелохнувшись, как оловянный солдатик. И
вот услышал легкое шарканье на тротуаре, будто кто-то переминался с ноги
на ногу. Звук не повторился, но мне и одного раза было достаточно.
Кто-то стоял прямо под самой лестницей. Вряд ли это был обыкновенный
лондонец, стоящий там для того, чтобы подышать свежим воздухом. Не по-
везло бедняге, что он там стоял, но это его уже не будет волновать после
смерти. Присутствие здесь человека не смутило и не встревожило меня. Он
не представлял ни угрозы, ни препятствия. Его присутствие, напротив,
вызвало у меня вздох удовлетворения и облегчения. Я рисковал в своих
предположениях, но я выиграл. Доктор Грегори поступил именно так, как я
рассказывал Шефу и Харденджеру. Я вынул нож, потрогал лезвие большим
пальцем. Узкое, как ланцет, и острое, как скальпель. Небольшой нож, но
три с половиной дюйма стали могут лишить жизни так же, как и самый длин-
ный стилет или тяжелая широкая сабля. Если знаете, куда бить, конечно.
Я-то очень точно знал, где ударить и как. С десяти шагов был вдвойне то-
чен с ножом, так же как и с пистолетом.
Шестнадцать из двадцати футов я преодолел секунд за десять так бес-
шумно, словно летящая в свете луны снежинка. Теперь можно было довольно
хорошо его рассмотреть. Он стоял, прислонившись спиной к стене, прямо
под первой площадкой лестницы, прячась под ней от дождя. Голова свеси-
лась на грудь. Он спал стоя. А ведь ему достаточно было скосить глаз,
чтобы сразу увидеть меня.
Ждать, когда он проснется, резона не было. Нож я направил лезвием
вперед, но заколебался. Жизнь была на весах, а я колебался. Кто бы ни
был этот тип, он, без сомнения, заслужил быть убитым. Но убить ножом ни-
чего не подозревающего дремлющего человека? Достойно ли? Ведь сейчас не
война.
Я вытащил "уэбли", прокрался, как мышь, мимо спящего кота, взял пис-
толет за ствол и ударил под левое ухо, все еще чувствуя бессмысленную
досаду из-за того, что не захотел проткнуть его ножом. В досаде стукнул
его очень сильно. Звук походил на удар топора по сосновому полену. Подх-
ватил обмякшее тело и осторожно опустил на землю. Он не очнется до расс-
вета, если только вообще очнется. Но какое это сейчас имело значение? Я
стал взбираться по пожарной лестнице. Не торопясь, без спешки. Спешка
могла все испортить. Поднимался медленно, ступая на каждую ступень и
поглядывая вверх. Я был теперь слишком близко к цели, чтобы позволить
себе преступную поспешность. После шестого или седьмого пролета стал
взбираться еще медленнее, опасаясь, чтобы меня не осветили сверху, хотя
там и не должно быть света, так как электричество в центре Лондона отк-
лючили. Но сверху шел свет. Я двинулся ему навстречу, пока не разглядел,
что свет шел не из окна, а из решетчатой двери в стене. Осторожно при-
поднял голову на уровень двери и заглянул внутрь. Она находилась рядом с
массивными железными балками, которые поддерживали крышу. Дюжина лампо-
чек горела внутри. Маленькие слабые огоньки еще больше подчеркивали глу-
бину мрака, нависшего над большим и пустым зданием. Шесть лампочек горе-
ло вверху, прямо над гидравлическими амортизаторами в конце путей. Мне
стало ясно - это аварийное освещение на специальных батареях. Довольно
прозаическое объяснение, но верное. Некоторое время я смотрел на ажур-
ные, покрытые сажей перекрытия, затем осторожно надавил на дверь. Она,
проклятая, так заскрипела, как скрипит виселица под ночным ветром. Висе-
лица с качающимся на ней трупом. Я постарался не думать о трупах и отнял
руку от двери, оставив ее полуоткрытой.
Внутри увидел две железные лестницы, идущие снизу от стальной плат-
формы. Одна вела наверх к трапу под широкой застекленной крышей, другая
- вниз к трапу на уровне лампочек, горящих внутри станции. Первая, долж-
но быть, служила для мойщиков окон, а вторая - для электриков. Очень мне
надо было разбираться во всем этом! Стоило подниматься шесть пролетов,
