следов насилия тоже.
От его фигуры веяло мирным покоем, словно он в летний
поддень прислонился к нагретой солнцем стене. Слишком долгим
оказался для него летний полдень. Когда я звал его из лодки, он
уже спал вечным сном. Я коснулся его лица. Оно еще не остыло.
Он умер два или три часа назад, не более. Я повернул тело,
чтобы узнать, как он умер. Его голова свесилась набок, как у
сломанной куклы. Я повернулся и посмотрел на сэра Артура.
Задумчиво-сонное выражение исчезло, его глаза были холодными,
злыми, беспощадными. Я всегда с недоверием относился ко всем
этим россказням о беспощадности дядюшки Артура. Теперь я им
поверил. Ясно, что дюдюшка Артур занял свой пост не по
объявлению в "Дейли Телеграф": наверняка, двое-трое умных людей
прочесали все королевство, чтобы найти человека именно с теми
специфическими свойствами характера, какие им требовались, и
беспощадность входила в число этих свойств. Раньше я об этом не
задумывался.
- Убит, конечно,- сказал он.
- Да. сэр.
- Каким образом?
- Ему свернули шею.
- Шею? Такому силачу, как Ханслетт?
- Я знаю человека, который способен сделать это одним
движением руки. Человек, который убил Бейкера м Дельмонта. И
чуть не убил меня. Квинн.
- Ясно...- Он помолчал, затем продолжил отсутствующим
тоном.- Разумеется, вы должны найти этого человека и
обезвредить его. Любым способом, какой захотите избрать.-
Дядюшка Артур все время говорил очень спокойно к вдруг впервые
с тех пор, как я его знаю, перешел на крик: -Но как они, черт
побери, могли догадаться, что это фальшивый дизель? Как они
могли узнать, Калверт? - Он заговорил тихо, почти шепотом:-Им
кто-то сказал, Калверт. Или это чья-то преступная
неосторожность.
- Никто не говорил, сэр. Это просто преступная
неосторожность. Моя. Будь я внимательнее, Ханслетт не лежал бы
здесь. В ту ночь, когда два фальшивых таможенника были на
борту, я видел, что они обшаривали все подряд, пока не дошли до
машинного отделения. И их уже ничего не интересовало, когда они
нашли наши батареи. Они сразу успокоились, и Ханслетт
предположил, что их заинтересовали именно батареи...- Я ваял с
полки фонарик, подал его дядюшке Артуру.- Сможете ли вы,
осмотрев батареи, найти что-нибудь подозрительное? Он сверкнул
на меня злым, холодным взором через свой монокль и принялся
тщательно изучать батареи. Он потратил две минуты на поиски,
потом выпрямился.
- Я ничего не нашел,- сказал он зло.
- Томас-таможенник нашел. Он опережал нас уже на старте.
Ов знал, что он ищет. Он искал мощный радиопередатчик. Не ту
безделушку, что мы поставили в рулевой рубке. Он искал ту
нагрузку, для которой были предназначены все эти батареи. Он
искал следы от клемм или крокодилов, какими присоединяют
передатчик большой мощности.
Дядюшка Артур выругался и снова склонился над батареями.
На этот раз ему хватило десяти секунд.
- Вы сделали правильный вывод, Калверт.-Его глаза были все
еще злыми, во уже не так сверкали на меня.
- Неудивительно, что они точно знали, чем я займусь
сегодня,- сказал я в ярости.- Неудивительно, что они знали,
когда Ханслетт останется один, когда я появлюсь на той косе
вечером. Все, что им требовалось,- это подтверждение по радио
от кого-то в Лох-Гуроне, что Калверт вертится там, после чего
они, естественно, решили сбить вертолет. Все их фокусы с
поломками передатчиков были нужны, чтобы убедить нас в том, что
только у нас остался передатчик. О боже, насколько же надо быть
слепыми!
- Я полагаю, что теперь-то вы прозрели,- холодно сказал
дядюшка Артур.
- В тот вечер мы с Ханслеттом отправились выпить ва
"Шангри-Ла". Я говорил вам, что после мы догадались, что здесь
побывали гости. Тогда мы не поняли зачем. О боже!
- Вы уже доказали, что на вашем-месте я тоже ничего не
понял бы насчет батарей. Нет никакой необходимости повторять...
- Дайте мне закончить,- прервал я его. Дядюшка Артур не
любит, когда его прерывают.- Они спустилась в машинное
отделение. Они знали, что там есть передатчик. Они осмотрели
правую головку блока. Четыре настоящих болта, остальные
фальшивые - на краске ни единой царапины от ключа. На болтах
левой головки вообще ни одной царапины. Они сняли правую
головку и подключили к выходу передатчика свой - миниатюрный,
совсем незаметный. И с тех пор они слышали каждое наше слово.
Они прекрасно понимали, что им выгоднее оставить нам с
Ханслеттом этот канал для связи с вами, чтобы точно знать наши
планы, чем заставлять нас искать какие-то другие, неведомые им
пути связи.
- Но почему... почему тогда они сами лишили себя этого
преимущества таким... таким образом? - Он умазал на пустой
корпус дизеля.
- Это не было больше преимуществом,- сказал я устало.-
Когда Ханслетт умер, я Калверт, как они считали, был мертв...
Им уже были не нужны никакие преимущества.
- Конечно, конечно... О боже, ну и каша заварилась...- Он
снял монокль, протер глаз сгибом пальца.- Теперь я понимаю
смысл вашего замечания тогда, в салоне...- что нам придется
рассчитывать только на себя. Они не знают, что вам известно, но
они прикинут, стоит ли рисковать, если на карту поставлено
семнадцать миллионов фунтов стерлингов. Они постараются
заставить вас замолчать.
- Это единственное решевве,- согласился я.-Мы пробыли тут
уже довольно долго, они, наверное, уже в пути. Не выпускайте
люгер из рук, сэр. Здесь, на борту, мы в безопасности. Но
сначала мы должны доставить Ханслетта и нашего приятеля из
кормовой каюты ва берег.
- Да-да, мы должны доставить их на берег.
Поднять якорь при помощи электрической лебедки смог бы
даже идиот, даже насмерть перепутанный идиот и тот бы
справился. Но стоит неосторожно подставить руку или свисающий
край прорезиненной куртки, как их затянет между цепью и
барабаном, и вы лишитесь руки или ноги прежде, чем успеете
крикнуть или дотянуться до рубильника. Работать на скользкой
мокрой палубе вдвойне опасно. Но проделывать это на скользкой
мокрой палубе, в полной темноте, под сильным дождем, когда
судно раскачивается на волнах, да еще с отключенным храповиком
и накрыв лебедку брезентом... Не стоит и говорить, насколько
опаснее. И все же это было не опаснее, чем привлечь внимание
наших друзей с "Шангри-Ла".
Может, оттого, что я был поглощен тяжелой работой, может,
из-за металлического лязга якорной цепи, но я не так быстро,
как обычно, уловил посторонний звук. Дважды мне почудился
женский голос вдалеке, и оба раза я счел, что слышу крики
пирующих с одной из маленьких яхт, что стояли в заливе. Только
компьютер мог бы подсчитать, сколько галлонов джина выпивается
на всех британских якорных стоянках после захода солнца. Но
потом я услышал голос снова, на этот раз ближе. Самый отчаянный
крик, какой услышишь во время этих вечеринок,- это когда
прольют джин; в этом же крике звучало неподдельное отчаяние. Я
включил палубные огни, и голос смолк. Сам не эваю, каким
образом у меня в руке оказался "Лилипут".
- Помогите! - Голос звучал тихо, но отчаянно.- Ради бога,
помогите.
Голос доносился с воды, по левому борту. Я бесшумно
перебрался на корму и замер. Я помнил о Ханслетте, у меня не
было желания помогать кому-либо, пока я не удостоверюсь, что
кричат не с резиновой лодки, лодки с пассажирами, вооруженными
пулеметами. Одно слово, один предательский луч света, семь
фунтов давления на спусковой крючок- и Калверт отправится к
праотцам, если только они признают своим потомком такого
простофилю.
- Пожалуйста! Пожалуйста, помогите мне! Прошу вас!
Я помог. Не столько потому, что отчаяние в ее голосе было
искренним, сколько потому, что узнал голос Шарлотты Скурос.
Я протиснулся между шпигатами и нижней цепью ограждения,
наклонился до самой воды и спросил:
- Леди Скурос?
- Да-да, это я. Слава богу, слава богу! - Голос ее звучал
так, словно она нахлебалась воды в задыхается.
- Тут по борту идут кранцы из автопокрышек, хватайтесь за
них. Секунду или две спустя она сказала:
- Я держусь за них.
- Сможете подтянуться сами? Послышались всплески и
прерывистое дыхание.
- Нет, я не смогу.
- Ничего, погодите. Я повернулся и пошел за дядюшкой
Артуром, но он был рядом.
- Здесь в воде леди Скурос,- сказал я ему на ухо.- Это
может быть ловушкой. Хотя я так и не думаю. Но если увидите
свет, стреляйте по нему сразу.
Он ничего не сказал, но я заметил, как рука его сразу
полезла в карман за люгером. Я перелез через ограждение и
спустился, встав на нижнюю часть покрышки. Согнувшись, я поймал
ее руку.
Шарлотта Скурос отнюдь не была невесомой полупрозрачной
нимфой - это была зрелая женщина и весила соответственно
возрасту, да и я уже не так крепко стоял на ногах, как, скажем,
сорок восемь часов назад, однако с помощью дядюшка Артура я
смог втащить ее на палубу. Между нами говоря, мы буквально
волоком втащили ее в салон и уложили на кушетку. Я подложил
диванную подушку ей под голову и при этом хорошенько разглядел
ее. Да... никогда бы не поместили ее фото на обложке. Выглядела
она ужасно. Черные брюки и блузка выглядели так, словно их
месяц вымачивали в море, а не всего лишь несколько минут.
Длинные мокрые волосы облепили голову и шею, вся косметика
расплылась и потекла по мертвенно-бледному лицу. Но ей незачем
было быть привлекательной. Она и в таком виде была самой
желанной женщиной, какую я когда-либо видел. Чтоб мне с ума
сойти!
- Ах, дорогая леди Скурос, дорогая леди Скурос! - Дядюшка
Артур вновь был в аристократической среде и спешил это
показать. Ов склонился над ней и безуспешно пытался вытереть ее
лицо своим носовым платком.-Скажите, ради бога, что произошло?
Бренди, Калверт, бренди! Да не стойте же вы. Бренди! Дядюшка
Артур, видимо, вообразил, что он в баре. Я не стал его
разубеждать, а заодно плеснул и себе немного.
- Если вы возьмете на себя заботу о леди Скурос, сэр,-
сказал я, подавая ему стакан,- то я пойду закончу там с якорем.
- Нет-нет! - Она отхлебнула бренди, проглотила его, и мне
пришлось дожидаться, пока она не перестанет кашлять.- Они не
появятся, еще по меньшей мере два часа. Я знаю. Я слышала.
Происходит что-то ужасное, сэр Артур. Я должна была помочь вам,
должка!
- Ну, а теперь успокойтесь, леди Скурос, успокойтесь...
Допейте это, леди Скурос.
- Нет, только не это! - Конечно, это не был изысканный
напиток, но все-таки бренди был вполне приличный. Потом я
понял, что она возражает против чего-то другого.- Только не
леди Скурос. Ни за что больше! Шарлотта. Шарлотта Майнер.
Просто Шарлотта. Вполне в природе женщин заботиться в первую
очередь о собственных чувствах. На "Шангри-Ла" сейчас
налаживают самодельную атомную бомбу, чтобы швырнуть ее к нам в
иллюминатор, а она беспокоится лишь о том, чтобы ее называли
Шарлоттой.
- Почему вы решили, что должны прийти нам на помощь? -
спросил я.
- Калверт! - Голос у дядюшки Артура был строгим.- О чем вы
думаете? Леди - я имею в виду Шарлотту - еще в шоке. Дайте ей
прийти в себя.
- Нет.- Она с трудом приподнялась, уселась и выдавила из
себя улыбку - полуиспуганную, полунасмешливую.- Нет, мистер
Петерсон, мистер Калверт, и как вас там еще... Вы совершенно
правы. Актриса должна управлять своими эмоциями. Но я больше не
актриса.- Она сделала маленький глоток бренди, и в лице ее
