борту, фонарик выскользнул у него из рук и полетел в море. В полной
темноте старик исхитрился найти румпель.
И оцепенел.
Его глаза привыкли к окружающей тьме, и он увидел, как неясный
силуэт, вспенивая воду, с тихим зловещим скрежетом соскользнул с
рифа. Тут дело нечисто - так, кажется, сказала жена? Нос лодки лег на
воду, и море захлестнуло ее, забулькало в кингстонах, хлынуло на
полуразрушенную палубу. Но стук не прекращался - настойчивый,
размеренный, постоянный...
"Тонет, образина!" - обрадовался старик, предвкушая приятное
зрелище. Он повернул румпель в другую сторону, направляя ялик к
выходу из зоны рифа. Дышал он хрипло и тяжело. Терьер вскочил и
залаял, подвывая, и не престал скулить, даже когда хозяин ткнул его в
бок носком башмака. У самого выхода из зоны рифа старик заметил
водоворот; там, точно церковные колокола, перекликались гулким
звоном два бакена - динь-дон, динь-дон, динь-дон. В нескольких ярдах от
прохода старик решил оглянуться на тонущую лодку.
И увидел: нечто огромное, черное неслось на него, вспарывая
морскую гладь. Внутри у него все сжалось от ужаса, рот приоткрылся в
беззвучном крике. Бросив румпель, старик испуганно вскинул руки,
загораживаясь от неминуемого удара. Потерявший управление ялик
развернулся бортом поперек курса страшного корабля.
Исполинский нос раскромсал суденышко старого рыбака, подмял
его под себя. Обломки взметнулись к небу, описали круг и посыпались в
воду. Железо загрохотало по камням, бакены отчаянно зазвенели, но их
голоса потонули в общем шуме. С протяжным скрежетом лодка вышла
из зоны рифа в гавань, с глухим "бум!" ткнулась в песок отмели и
спокойно легла на дно. За ее кормой, точно пятно солярки, по воде
расплывались щепки. Среди них плавало изуродованное, раздавленное
тело.
В деревне медленно загорались желтые точки огней. Завыла
собака, словно хотела своим воем прогнать луну.
5
Жемчужно-серым утром у рифа появились трое. Пробравшись
через буруны, они отогнали в сторону щепки и обломки и вытащили из
воды обезображенный труп рыбака. На берегу, не сводя с них глаз,
причитала немолодая женщина в разорванном зеленом платье. При виде
мертвого мужа она заплакала.
- Осторожно, - сказал Кип помощникам. - Пошли отсюда. Под
ноги смотрите!
Им казалось, что они несут не тело своего соседа, а безобразную
соломенную куклу - в этом мешке с костями трудно было признать
существо, которое совсем недавно жило, дышало, ходило по этой земле.
Теперь вдохнуть в него жизнь было уже невозможно. Одна рука была
вытянута вперед, словно хрупкое копье, не защитившее от нападения, на
изуродованном лице белели зубы. Зрелище было жуткое. Кип отвел
взгляд, пытаясь взять себя в руки. Господи, что за ужасная смерть! -
подумал он. Один из тех, кто помогал ему в этой мрачной работе,
безостановочно кивал, точно китайский болванчик, другой просто
смотрел в сторону, туда, где у воды собралась кучка людей. Старуха все
кричала и не могла остановиться, и успокоить ее было невозможно.
Пошатываясь, трое наконец-то выбрались на берег. Зеваки отпрянули,
отворачиваясь. Страшную ношу опустили на брезент, расстеленный на
песке, и закрыли от любопытных взглядов.
- Ах ты сволочь... - процедил сквозь зубы Кип, обращаясь к
подводной лодке. Он вдруг обнаружил, что странное судно завораживает
его. Огромное, багряно-черное в лучах рассветного солнца, оно сейчас
было совершенно неподвижно. Вероятно, течения или прилив сняли его с
рифа, а потом... что потом? Как вышло, что лодка раздавила старика?
Конечно, море могло развернуть ее, когда ялик был еще в полосе рифов,
но, Господи помилуй, каким образом она ухитрилась пройти в гавань
проливом? Зато теперь - вон, сидит на мели внутри рифа, в кокинской
гавани... Кип задумчиво прошел вперед; прибой вымывал песок из-под
его башмаков. Наверняка все произошло очень и очень быстро,
размышлял он, и старик с перепугу растерялся. А водоизмещение этой
лодки? Семьсот, восемьсот тонн? Что-то стукнулось о ботинок Кипа, и
он посмотрел вниз. Рядом всплыла серая, ноздреватая масса. Заметив
глаз, он понял, что это: отрезанная голова терьера старика. Кип отошел
чуть в сторону, и прибой унес голову пса в море.
Старуха тем временем перестала причитать и теперь не отрываясь
смотрела на очертания тела под брезентом. Какая-то женщина
успокаивала ее.
- Отведите ее домой, - велел Кип женщинам. - И пусть кто-нибудь
сходит за доктором Максвеллом...
Они повели старуху в поселок, но та вдруг заартачилась, отчаянно
мотая головой и не сводя глаз с брезента, словно ее муж мог в любую
секунду откинуть грубую ткань, точно одеяло, и подняться, целый и
невредимый.
- Идите, - мягко велел Кип. - Здесь вы уже ничем не поможете...
Старуха посмотрела на него и моргнула, по изрезанному
глубокими морщинами лицу хлынули крупные слезы.
- Я расскажу ему, - вдруг проговорила она устало. - Расскажу.
~Массанго~!
Одна из женщин осторожно взяла ее под руку.
- ~Массанго~! - повторила старуха, зыркнув в сторону подводной
лодки. И позволила увести себя домой (она жила на берегу гавани
неподалеку), двигаясь как сомнамбула. Кип проводил ее взглядом,
озадаченный только что услышанным. Что это было? ~Какое-нибудь
дьявольское заклинание?~
По Фронт-стрит к ним катил помятый зеленый грузовичок-пикап.
Съехав с дороги на песок, он сбавил скорость. Из пикапа вылез Мур и
пошел через пляж к констеблю.
- Кто это? - спросил Мур, и Кип заметил темные круги вокруг глаз
друга, как будто Мур спал всего пару часов.
- Кифас, рыбак, - ответил констебль. - Вряд ли ты знал его...
Мур посмотрел на брезент, которым был прикрыт труп, вскинул
глаза и уставился на подводную лодку.
- Как это произошло? - спросил он со странной интонацией в
голосе.
- Вероятно, течения освободили лодку, и она налетела на ялик
старика. Теперь смотреть на беднягу не очень-то приятно, - Кип взглянул
на кучку островитян, стоявших поодаль. - Все свободны. Мне нужны два
человека нести тело, остальные могут идти по домам.
- Боже мой, - пробормотал Мур, едва толпа рассеялась. - Я увидел
с балкона, как эта штуковина вошла в гавань, и когда увидел толпу на
берегу, то сразу понял - беда, но я не знал...
- Ну что, понесем к его преподобию? - К ним подошел какой-то
мужчина.
Кип хотел было согласиться, но потом отрицательно помотал
головой, глядя куда-то за плечо островитянина.
- Пожалуй, это ни к чему, - наконец сказал он.
Все повернулись в ту сторону, куда смотрел констебль. На песке,
среди длинных утренних теней, стояла, опираясь на тонкую черную
трость, высокая, худая фигура, вся черная: черное одеяние, такая же
черная кожа - сплошная чернота, лишь сияли отраженным светом
круглые стекла очков. Человек этот помедлил и неторопливо двинулся к
собравшимся, вонзая трость в песок перед собой. На шее у него Мур
заметил что-то блестящее. Это был стеклянный глаз на длинной цепочке.
Ни на кого не глядя, Бонифаций наклонился над телом и приподнял
брезент. Он быстро перекрестился, прикрыл труп грубой тканью, прошел
мимо Мура и констебля и уставился на подводную лодку - так, как если
бы смотрел в лицо старинному врагу. Его глаза на миг вспыхнули, потом
превратились в маленькие щелки.
- Надо понимать, этот корабль прошел по проливу между рифами,
- сказал Бонифаций. Он дышал прерывисто, словно ему не хватало
воздуха.
- Она раздавила Кифаса... - начал Кип.
- Да, мне сказали. - Бонифаций окинул двух негров оценивающим
взглядом. - Несите-ка его в церковь, ребята.
Они покорно подняли брезентовый сверток и двинулись в сторону
Фронт-стрит.
- Где вы ее нашли, Мур? - полюбопытствовал Бонифаций, глядя не
на Дэвида, а на лодку.
- На одной из отмелей Бездны, на глубине примерно сто пятьдесят
футов, может, чуть больше...
- И что с ней будет дальше?
- Пока что, - ответил Кип, - она останется там, где она сейчас.
Бонифаций круто обернулся к констеблю.
- Но нельзя же... - начал его преподобие, и висевший у него на шее
глаз заблестел на солнце. Во взгляде священника светилась сила,
которую Кип не замечал раньше. - Нельзя оставлять этот корабль в
гавани. Вы должны отбуксировать его обратно к Бездне, продырявить и
затопить. Понимаете?
- Нет, - ответил Кип. - Не понимаю...
- Один человек уже погиб, - спокойно проговорил его преподобие.
- Не довольно ли?
- Минуточку, - вступил в разговор Мур. - Это был несчастный
случай...
- Ну, разумеется, - произнес его преподобие с некоторой долей
сарказма в голосе. - Послушайте меня, Кип, уберите этот корабль из
бухты. Он опасен. Там, где он появляется, добра не жди...
- Вуду! - презрительно фыркнул Кип. - На самом деле это никуда не
годная развалина, рухлядь, только и всего. Ваше живое участие мне
вполне понятно, однако...
- Участие? - по губам священника ящеркой скользнула слабая
улыбка. - Да, мне не все равно. - Он поднял стеклянный глаз так, чтобы и
Кип, и Мур разглядели его, и солнце растеклось сияющей дугой по
выпуклой стеклянной поверхности. - Это мое зрение, моя боль. Я видел
страшные вещи и прошу вас - сделайте так, как я говорю...
- Я не верю в ваши видения, Бонифаций, - заметил Кип. - И в ваше
вуду я тоже не верю.
- А я и не прошу вас верить в них! - голос его преподобия зазвучал
жестче, суровее, и им вдруг открылось то, чего священник, по-видимому,
не мог коснуться в обычном разговоре. - Я лишь предостерегаю вас,
призываю вас к осторожности. Все, что Господь создал на этой земле,
обладает энергией и силой, и этот старый механизм...
- Но его создали не боги, - возразил Мур. - Его создали люди...
Бонифаций мрачно кивнул.
- А разве людьми не управляют боги, будь это боги войны или
боги мира? - Он заглянул в глаза Муру и увидел там нечто
встревожившее его. Потом повернулся к констеблю. - У всего на свете
есть душа, добрая или злая, и я очень хорошо знаком с теми силами, что
обитают в этом корабле.
Час от часу не легче, его преподобие собрался не таясь говорить о
колдовстве!
- Вы рассуждаете так, словно эта лодка живая, - раздраженно
заметил Кип.
- Потому что я знаю это! - свистящим шепотом огрызнулся
Бонифаций. - Я помню... - он запнулся и посмотрел на гавань.
- Что помните?
- Огонь, - очень тихо произнес священник.
Кип представлял, о чем идет речь, хотя за годы, проведенные на
Кокине, слышал лишь отрывочные упоминания об этом. Во время войны
на острове вспыхнул страшный пожар; огонь пронесся по джунглям и
уничтожил десятки людей и почти все хижины островитян. В свое время
Кип из чистого любопытства попробовал узнать о пожаре побольше,
расспрашивая рабочих на верфи Лэнгстри и старожилов, но никто не
захотел рассказывать о несчастье, словно что-то мешало им говорить о
нем.
- Ну и что огонь?
Солнце мало-помалу вытесняло тени с лица священника, загоняя
их в борозды морщин, и теперь оно походило на древний, весь в
трещинках пергамент. Бонифаций довольно долго молчал, а потом с
видимым усилием заговорил:
- Вначале мы услышали великий гул в небесах - словно ночное
небо обрело голос и ревело, обезумев от страха; этот рев, сперва очень
далекий, делался все громче и громче, и под конец все потонуло в этом
шуме, а с ним пришел страшный, всепоглощающий жар. На верфи
прогремел взрыв, потом еще один, и еще. Из окон повылетали стекла, а
людей швыряло на землю словно бы ударами невидимого кулака. Я
помню - о да, отлично все помню. Среди лачуг что-то взорвалось,
вспыхнул огонь, охватил дома. Ветер раздувал пламя, уносил искры к
небу, разбрасывал их по джунглям. Самые сильные из нас помогли
бежать из деревни всем, кому еще можно было помочь, и мы ушли в море
на нескольких уцелевших у пристани суденышках... - Отец Бонифаций
помолчал, с горечью глядя на своих слушателей, потом облизнул
пересохшие губы и продолжил: - Мы видели, как на берегу расцветали
бутоны огня, как пламя устремлялось в джунгли. Верфь горела; у
