сидят в пустыне и ждут. Ничего не делают - ждут! Вчера я засек тут пару
ребят из "Таймс", корреспондента одного из ваших журналов и
несколько человек из местных изданий. Но от такого скопления народа
тошно делается. Мне велели убираться; как будто я поперся бы сюда
добровольно, придурки! Мне и так не миновать больницы, когда
вернусь.
Нотон пошел прочь от огромного шатра туда, где над
бесконечными хижинами и палатками поднимались дымы. Каспар
шагал рядом.
- Надеюсь, вы не собираетесь лезть в эту кашу? В тутошнем котле
запросто можно жизни лишиться.
Они отошли от роскошных шатров и, перейдя невидимую границу,
оказались на другой стороне. В лицо им ударил густой запах
экскрементов и еще чего-то неописуемо гнусного. Каспар попятился, но,
увидев, что Нотон не останавливается, пошел следом за ним.
- Что это вы говорили насчет книги? - спросил Каспар. - Вы
пишете книгу?
- Да. Мне нужен непосредственный контакт с таким вот
религиозным собранием, чтобы...
- Суки драные, - перебил Каспар. - Бросили меня тут, паразиты.
Ну я им покажу!
Они шагали плечом к плечу между стен из козьих шкур и
разогретой солнцем, слепящей жести. Со всех сторон слышались крики и
рыдания, всхлипы, визг, гневные вопли и дикий, безудержный смех. В
одном месте Нотон с Каспаром угодили в черную тучу роящихся мух.
Вокруг на кучах мусора плясало оранжевое пламя; пласт стлавшегося по
земле желтого дыма напоминал дверь, отрезающую путь к отступлению.
Огибая скопление жестяных лачуг, Каспар явственно охнул и попятился,
налетев на Нотона. Перед ними катался по земле клубок псов, дерущихся
не на жизнь, а на смерть, клыки грозно щелкали над рваным, кровавым
куском мяса. Ни Каспар, ни Нотон не осмелились даже предположить,
чем изначально был этот истерзанный кусок плоти; держась на
почтительном расстоянии, они обошли собак стороной, и вскоре злобное
рычание затихло вдали.
- Я возвращаюсь, - сказал вдруг Каспар. - С меня, черт возьми,
хватит.
- Валяйте. Только учтите: заблудиться здесь проще простого, -
заметил Нотон.
- Плевать, - ответил Каспар. Он помахал Нотону и развернулся,
чтобы направить свои стопы в противоположную сторону.
И неожиданно застыл на солнцепеке. Нотон услышал, как
столкнулись фотоаппараты, висевшие у репортера на груди, - брень-
брень, и оглянулся, желая выяснить, в чем дело. Оборачиваясь, он вдруг
понял, что в тускло-желтой дымке мелькают какие-то фигуры, а за
стенами и бочками с водой притаились тени. От дыма у Нотона
запершило в горле.
- Господи Боже! Кто там? Вы их видели? - воскликнул Каспар.
Нотон замер, приглядываясь, но те, кто ему померещились,
прятались. Желтые стены близко надвинулись на них с Каспаром,
тесные, как в каземате.
- Они идут за нами, - наконец сказал Нотон. - Пошли.
Он схватил своего спутника за плечо и потащил за собой в узкие
проулки. Каспар оглянулся, и Нотон почувствовал, как репортер
напрягся, поняв, что их преследователи, кто бы они ни были, по-
прежнему идут за ними, держась вне пределов досягаемости и прячась
всякий раз, как они оглядываются. В конце концов Каспар обернулся и
крикнул: "Катитесь к черту, сволочи!" - и услышал в ответ
пронзительный смех, донесшийся из безмолвия дыма.
Они продолжали свой путь. Их преследовали визгливый смех,
бормотание, крики, звучавшие со всех сторон. Угрюмые смуглые лица
поворачивались им вслед; угрюмые темные лица с воспаленными
глазами и оскаленными желтыми зубами, острыми, как у собак,
дерущихся из-за объедков.
Наконец они оказались на дальней окраине лагеря, куда были
изгнаны больные и увечные. Солнце немилосердно жгло этих
несчастных, харкавших на песок кровью и густой мокротой. Одни
лежали на походных койках, другие распростерлись на земле, словно
отстаивая право умереть на каком-то конкретном месте. Осторожно
пробираясь среди палаток и тел, мужчины то и дело оглядывались,
желая убедиться, что за ними не идут.
Каспар спросил:
- Что это за место? Что здесь происходит?
- Не знаю, - ответил Нотон. - Что-то тут не так. Все это безумие.
- Безумие? - переспросил кто-то. - Безумие? Кто здесь?
Нотон оглянулся. На песке под жестяной стеной сидел худой
старик, иссохший как скелет. Седые волосы, чистые, белые как снег,
контрастировали с почти черной кожей. Старик сидел по-турецки,
уронив на колени хрупкие руки, уставясь прямо на полуденное солнце.
Глаза у него были невероятно черные, пустые. Нотон понял, что здешнее
яростное солнце выжгло их.
- Безумие? - повторил старик, наклоняя голову в ту сторону,
откуда донесся голос. - Здесь есть кто-нибудь?
Щурясь от солнца, отраженного в металлической стене, Нотон
нагнулся и осторожно коснулся жесткой щеки старика. Тот вздрогнул и
отпрянул, но Нотон сказал:
- Я вас не обижу.
- Куда свалили эти гады? - спросил Каспар.
- Кто здесь? - спросил старик, неуверенно нашаривая руку
Нотона. После долгих поисков его жесткие пальцы коснулись пальцев
молодого американца. - Неженка, - проговорил он, ощупывая руку
Нотона. - Не работал под открытым небом. Я слепой.
- Да, - согласился Нотон, глядя в бездонные глазницы. - Вы
ослепили себя.
- Снялись, понимаешь, с места, а меня бросили тут, - пробурчал
Каспар, и его дорогие "Никоны" снова стукнулись друг о друга. Звук был
сухой и громкий, как выстрел. - Убью гадов.
- За нами шли, - сказал Нотон старику.
- Да. Я слышу, как бьется твое сердце. От тебя пахнет страхом.
- Я американец, - продолжал Нотон. - Я хочу знать, что здесь
происходит. Эти люди безумны?
Старик улыбнулся, показав пожелтевшие зубы, сломанные и
стертые до пеньков, и затряс головой, словно с ним шутили.
- Безумны? Безумны? Нет. Безумия больше нет. Теперь есть только
то, что есть. - Он подставил лицо жаркому солнцу, и его золотой огонь
проник в незрячие глаза старика. - Я еще вижу солнце: значит, я еще не
совсем ослеп. Но пока я могу видеть, надежды для меня нет.
- Что? - спросил Нотон. - Что?
Каспар сказал:
- Пошли отсюда, старина. В пустыню и на шоссе.
- Я пришел сюда с дочерью и ее мужем, - говорил старик. - Новая
жизнь, сказали они. Здесь мы обретем новую жизнь. И бросили меня. Я
не знаю, где они. Она была мне хорошей дочерью, пока не пришла сюда;
здесь я перестал узнавать ее. Я должен их выжечь. Я должен их выжечь.
- А? - спросил озадаченный Каспар. - Что болтает этот старый
хрыч?
Нотон наклонился к старику.
- Ради кого собрались эти люди? Кто даст твоей дочери новую
жизнь?
Старик кивнул:
- Да. Вот и она так сказала - ~"новую жизнь"~.
- Кто даст ей новую жизнь?
Старик ощупал лицо Нотона, провел пальцами по его носу, губам,
по щекам.
- Помогите мне найти их. Может быть, мы еще уйдем отсюда, все
вместе. Помогите.
- Пошли, Нотон. Старик не в себе.
- Нет! - резко бросил через плечо Нотон и снова повернулся к
старику. - Я помогу тебе. Но кто... как зовут человека, ради которого вы
пришли сюда?
Старик снова улыбнулся.
- Ваал, - сказал он. - Ваал.
Что-то с грохотом отлетело от жестяной стены к ногам Нотона.
Камень.
Он выпрямился и увидел, что Каспар пригнулся, прикрывая рукой
объективы своих фотоаппаратов. А позади Каспара стояли полукругом
худые оборванные мужчины и женщины. Нотон слышал их хриплое
горячее дыхание. В руках у оборванцев были острые камни. Тощий
бедуин в пестром тряпье размахнулся и швырнул свой снаряд. Нотон
увернулся; камень просвистел мимо его головы и с лязгом отскочил от
железа.
- Господи Иисусе! - заорал Каспар. - Вы что, совсем рехнулись,
козлы? Я гражданин Великобритании!
В ответ какая-то женщина запустила в него камнем, и Нотон
услышал, как Каспар охнул. Камни посыпались градом, забарабанили по
жести и по рукам Нотона, которыми он прикрывал голову. Нотон
поглядел на старика и увидел над незрячими глазами рваную рану.
Каспар вскрикнул от боли и покачнулся, схватившись за грудь, где
болталась камера с разбитым объективом. Следующий камень попал
Каспару в голову, и репортер упал на колени.
Оборванцы пошли в наступление. Кто-то размахнулся, чтобы
метнуть очередной камень, и Нотон понял, куда тот ударит: в лоб над
его правым глазом; он десятки раз видел это во сне и просыпался в поту.
Он прижался спиной к раскаленной жестяной стене.
Между Нотоном и оборванцами с ревом промчался длинный,
блестящий черный лимузин. На ноги Нотону посыпался песок. Он
услышал глухое "бум!" - предназначавшийся ему камень отскочил от
окна машины. Нотон бессильно опустился на песок и увидел, что Каспар
едва дышит.
Дверцы машины распахнулись. Два кувейтца в белых просторных
одеяниях отогнали нищих. Те забормотали какие-то угрозы, но тем не
менее подобострастно подчинились. Кто-то взял Нотона за руку и помог
ему подняться.
- Вы ранены? - спросил этот человек. Из-под традиционного
головного убора смотрели быстрые темные глаза, над полными
женственными губами топорщились тонкие усики.
Нотон тряхнул головой, чтобы прийти в себя.
- Нет. Нет, я в порядке. Но еще полминуты, и ответ мог бы быть
иным.
Мужчина хмыкнул и покивал. Он заметил старика, но не сделал
попытки прийти на помощь.
- От этого сброда одни неприятности. Будем знакомы: Хайбер
Талат Мусаллим. Вы американец?
- Да. Тут мой друг... боюсь, он сильно пострадал.
Мусаллим мельком взглянул на Каспара, лежавшего в луже крови.
- От этого сброда одни неприятности, - повторил он и повел
пухлой рукой: - Прошу в машину...
Обессиленный, потрясенный Нотон кивнул и, тяжело опираясь на
Мусаллима, побрел к лимузину. В пропахшей пряными духами машине,
где работал кондиционер, сидели шофер в белой форме и бледный
блондин в темно-синем деловом костюме. Нотон заплетающимся языком
пробормотал: "Моего друга ранили. Я должен им заняться", - и
попытался вылезти из машины, но Мусаллим удержал его за плечо.
Блондин в синем костюме отсутствующе смотрел на него. Вдруг он
медленно открыл дверцу, поднялся и сказал: "Я займусь вашим другом".
Нотон запротестовал:
- Нет, я...
- Я займусь вашим другом, - повторил бледный человек в темно-
синем костюме и пошел к лежавшей на земле фигуре. Нотон заметил, что
он заметно хромает, словно с его бедром что-то было не в порядке.
Мусаллим похлопал Нотона по руке:
- Все будет хорошо. Вы теперь среди друзей.
Лимузин с ревом помчался сквозь лабиринт сверкающих стен и
истощенных, чахлых, изнуренных болезнями тел. Нотон повернулся на
сиденье, вдруг окончательно обессилев: ему показалось (он был почти
уверен в этом) что он увидел, как оборванцы вновь подбираются к
Каспару - крадучись, медленно, крепко зажав в кулаках новые камни.
А мужчина в темно-синем костюме спокойно наблюдает за этим.
13
- Прошу, - сказал Мусаллим, снимая с подноса, который держал
слуга в белой форме, две серебряные чашечки величиной с наперсток. -
Чай освежит вас. Я знаю, иностранцы с трудом переносят нашу жару.
Что до меня, я родился в пустыне.
Нотон взял предложенную ему чашечку и пригубил. Чай был
черный, очень крепкий, с привкусом гвоздики. Они сидели в
великолепном, расшитом золотом шатре Мусаллима на краю лагеря.
Песок устилали дорогие ало-золотистые ковры. Мусаллим сидел за
широким резным бюро, а Нотон расположился в одном из двух
полотняных шезлонгов под благословенной сенью шатра.
- Отличный чай, - похвалил Нотон.
- Когда-нибудь вся пустыня станет моей, - сказал Мусаллим. - Я
уже режу ее, точно искусный хирург. Водопроводы, газопроводы... я
протянул их по пескам, как... - он сделал такой жест, словно сшивал что-
то в воздухе, - ...как накладывают швы. Народ оценит это.
Нотон кивнул. Издалека сквозь монотонный голос Мусаллима
пробивался многоголосый гвалт: лагерь бурлил, точно огромный котел.
- Вы не могли бы навести справки о моем друге? - спросил он.
- О вашем друге?
- Да, о том человеке, с которым я был. О мистере Каспаре.
