Вирга осмотрел вестибюль. Ни души. Перевернутые стулья,
разбитые зеркала, черепки декоративной керамики. Золотисто-зеленый
гобелен разорван от потолка до пола. Маленький фонтан, сейчас без
воды, засыпан битым стеклом.
- Извините за состояние вестибюля, - сказал портье. - Слишком
много камней и никого, кто сумел бы обуздать эту публику.
- Ничего, - ответил Вирга. - Все в порядке. Я понимаю.
- Вы, разумеется, приехали, - продолжал портье, - увидеть Ваала?
Вирга удивленно поднял брови. Подошедший к стойке стройный
молодой человек нагнулся за его чемоданами.
- Всем прочим только этого и надо. В аэропорту давка, по шоссе
не проехать. Не удивлюсь, если вскоре аэропорт закроют по приказу
военного командования. Едут отовсюду - из Греции, из Италии, из
Испании. Богатые успели первыми, одни приплыли на собственных
яхтах - они швартуются в бухте, другие прилетели на личных самолетах.
Беднота добиралась кто как мог. Конечно, в городе никто из них не
остался. Они все там... в пустыне.
- А вы сами видели этого человека? - поинтересовался Вирга.
- О нет. Я не видел. Но я знаю людей, которые видели его. И, само
собой, наша гостиница битком набита журналистами, рвущимися взять у
него интервью.
Вирга сунул руку во внутренний карман пиджака и развернул
страницу из "Тайм" с фотографией человека на балконе.
- Вы знаете, где это?
Кувейтец перегнулся через стойку и внимательно вгляделся в
снимок. Вирга услышал далекую перестрелку; казалось, ей не будет
конца. Потом с пугающей неожиданностью выстрелы прекратились.
Портье сказал:
- В старом городе. Это особняк Хайбера Талата Мусаллима. Вы
слышали о нем?
- Нет.
- О-о. Это новый пророк и ученик Ваала. Странно, что есть такой
снимок. Я не знал, что часовые разрешают фотографам приближаться к
стенам особняка. - Он оторвал взгляд от фотографии и посмотрел на
Виргу. - Так значит, вы здесь, чтобы увидеть его.
- Да, - Вирга взял ключ, протянутый ему портье. - А теперь мне
хотелось бы принять горячую ванну. Я весь пропах дымом.
- Вода поступает нерегулярно, - крикнул ему вслед молодой араб.
- Что-то с трубами.
Вирга пошел следом за носильщиком к лифтам. Внезапно он
остановился и уставился на круглую лужу уже запекшейся крови на
гладком мраморном полу. Молодой человек, который нес его чемоданы,
равнодушно оглянулся.
- Простите великодушно, - сказал портье. - У нас сейчас нет
возможности поддерживать такую чистоту, какую хотелось бы. Вчера
ночью я был вынужден застрелить человека. Он истек кровью на этом
самом месте.
Вирга поднял голову.
- Истек кровью?
- Звонить в "скорую" не было смысла. Я ведь уже говорил вам, что
все больницы переполнены.
Вирга заморгал. Ему вдруг стало нехорошо.
- Если вам неприятно, мы уберем, - сказал портье.
За спиной у Вирги открылись двери лифта.
16
Из своего номера Вирга позвонил в отель, где остановился Нотон.
Там ему объяснили в общем то же самое, что он еще раньше узнал от
Джудит. Нотон бесследно исчез, бросив все свои вещи в гостинице.
Пропал, без единого слова предупреждения. Может быть, спросили
Виргу, коль скоро он - друг мистера Нотона, он оплатит его счет и
заберет его чемоданы? Вирга ответил, что еще позвонит, и повесил
трубку.
Он хотел выспаться, чтобы избавиться от неприятных последствий
перелета, но не мог уснуть. Беспокойно поворочавшись в постели, он
наконец улегся на спину и уставился на расписной потолок. В
распахнутые окна, выходившие на маленький балкон, волнами наплывал
жестокий зной, но закрыть их означало лишить себя последнего
дуновения свежего воздуха. Кондиционер не работал. Поэтому Вирга
лежал на кровати, чувствуя, как под мышками и на висках собирается
пот, и слушал резкий уличный шум: внизу гудели клаксоны, визжали
покрышки, слышались крики, брань и время от времени оглушительные
хлопки - то ли автомобильный выхлоп, то ли выстрелы. Он смотрел, как
эти звуки, клубясь, поднимаются к потолку и паутиной повисают среди
раззолоченных резных завитушек, к которым арабы питают столь
неумеренную страсть.
Он повернулся на бок и развернул журнальную страницу с
фотографией. Фигура на балконе была высокая, тонкая, черты лица
сливались в неясное пятно. Вирга задумался о том, каков на самом деле
этот человек, именующий себя Ваалом. Вдруг оказалось, что он
мысленно соединяет фрагменты разных лиц, но всякий раз выходило не
то. Каков бы ни был этот человек, кем бы он ни был, его присутствие
ввергло эту землю в пучину помешательства. Вирга внезапно осознал,
что власть нового мессии распространилась и за границы Кувейта,
заражая другие страны: об этом говорил молодой портье. Мысль о
человеке, вслед за божеством, у которого он позаимствовал имя,
использующем подобную власть для того, чтобы превращать людей в
свирепых дикарей, тревожила и пугала, как кошмар, в котором нужно
бежать, но не пускает невидимая трясина.
И еще одно беспокоило профессора. Как он ни старался, ему не
удавалось увидеть в новом движении ничего положительного. За
фасадом обещаний "власти индивида" крылось насилие в своем крайнем
выражении и власть толпы. Еще немного, и порядок в этой стране будет
окончательно свергнут.
Вирга встал с кровати, снял галстук, стащил с себя рубашку и
пошел набрать воды в ванну. Открывая краны, он мельком увидел свое
отражение в зеркале: обширная лысина, темные старческие мешки под
глазами, расслабленный усталый рот. Старость медленно, но верно
прибирала его к рукам - морщина за морщиной, день за днем, ночь за
ночью, но он совершенно не помнил, как это происходило. С шеи Вирги
свисало маленькое золотое распятие, подарок Кэтрин.
Кэтрин.
Он снял крестик и бережно положил его на стол в номере.
Вернувшись, он заметил на дне ванны осадок: песок.
Облачившись в прохладный голубой костюм и вновь намазав лицо
бальзамом от солнечных ожогов, Вирга запер дверь и спустился на лифте
в вестибюль. Кровь с пола так и не отмыли.
Он вышел из гостиницы на жаркую улицу и остановился,
поджидая такси и наблюдая тем временем за беспорядочным движением
на дороге.
У таксиста была клочковатая седая борода, лоб закрывала низко
надвинутая грязная белая кепка. Вирга сел на заднее сиденье и показал
ему снимок из журнала.
- Узнаете, где это?
- Да, - ответил тот.
- Вы можете отвезти меня туда?
Водитель вырулил на дорогу. Некоторое время они ехали в полном
молчании. Иногда приходилось искать объезд: часть улиц была
перекрыта полицией. Мелькали военные патрули. Один раз Вирга
увидел на тротуаре раздутый труп в армейской форме. В другой раз им
не дали проехать по какой-то разгромленной улице трое солдат,
казалось, только что из боя; у одного была забинтована голова, другой
опирался на винтовку, как на костыль.
Они ехали по узким пустынным улицам и переулкам.
Водитель сказал:
- Все туда рвутся. Зачем вам встречаться с ним?
- Я очень любопытен, - ответил Вирга.
- Вас туда не пустят.
- Почему?
- Он никого не принимает.
- А вы многих туда возили? - поинтересовался Вирга.
- И туда, и обратно, когда их оттуда заворачивали. И вас завернут.
И вас обратно повезу.
- Возможно.
Водитель фыркнул:
- Какое там "возможно"! Вы американец? Журналист?
- Американец. Но не журналист.
- Тогда зачем вы хотите с ним встретиться?
- Я доктор теологии, - ответил Вирга. - И очень о нем наслышан.
- Он, - повторил водитель, - никого не принимает.
Вирга решил, что спорить бессмысленно. Ему бросился в глаза
лозунг, намалеванный белой краской на стене пустующего здания.
Арабские буквы призывали: "Убивайте евреев!"
По лабиринту нищих хибарок они выехали на окраину и оказались
в старой части города, где змеились каменные стены, а разбитые
мостовые были вымощены грубым камнем. За приземистыми домами с
плоскими крышами, внутри высоких стен, Вирга увидел внушительное
сооружение с отмеченными печатью времени башнями. Подъехав ближе,
он увидел множество легковых машин и фургонов и целую ораву
репортеров с камерами и микрофонами. Под стенами резиденции
слонялись или сидели на земле, прижавшись лбом к камню, люди в
самых разных одеждах. Подъездная дорога исчезала за запертыми
железными воротами особняка. Их, заметил Вирга, охраняли два
бедуина в белых ~дишдашах~, с автоматами.
Таксист остановил машину под стеной и не оборачиваясь сказал:
- Счетчик я не выключаю.
Вирга пренебрежительно посмотрел на него и прошел те
пятнадцать ярдов, что отделяли его от основной толпы журналистов,
сгрудившихся у решетчатых ворот. За ними он снова увидел здание с
башнями и мгновенно проникся ощущением богатства и величия.
Подъездная дорога за воротами продолжалась, огибала с двух сторон
островок аккуратно подстриженных кустов и упиралась в широкую
каменную лестницу, которая вела к тяжелой двери под балдахином.
Само здание было не столько широким, сколько высоким, устремленным
вверх. Башни (где в окнах, заметил Вирга, почти не осталось целых
стекол) казались совершенно необитаемыми. Особняк стоял на зеленой,
безукоризненно ровной лужайке с маленьким прудом. За ухоженным
кустарником просвечивал металлический ангар. Над асфальтом
струились волны горячего воздуха.
Виргу кто-то толкнул. Кто-то уронил камеру на камни, и объектив
разлетелся вдребезги. Послышались крики, ругань, и Вирга неожиданно
для себя вдруг очутился посреди группы журналистов, среди которых,
как ему показалось, не было ни одного американца. Кто-то закричал
что-то по-французски бедуинам у ворот, и Вирга с тревогой,
граничившей с паникой, увидел, что один из охранников хладнокровно,
~привычно~ вскинул автомат. Рассерженный француз не унимался и
продолжал сыпать оскорблениями. Охранник шагнул вперед и схватил
его за ядовито-зеленую куртку. Кто-то бросил ядовитую реплику на
незнакомом Вирге языке, и в первых рядах завязалась потасовка.
Замелькали кулаки. Охранник-бедуин качнулся от ворот, и толпа
журналистов, усмотрев в этом свой шанс, с камерами наперевес ринулась
к воротам в надежде пробиться внутрь. Второй охранник попятился.
Вирга стал проталкиваться через толпу. Людской поток нес его
вперед, в какой-то момент профессора чуть не сбили с ног. Кто-то рядом
с ним истошно вопил по-арабски: "Один кадр! Один кадр!" Репортер
впереди Вирги упал, и Вирга споткнулся о его ноги. Он машинально
вытянул руку, чтобы за что-нибудь ухватиться, и вдруг оказалось, что он
прижат лицом к обжигающему железу, а его пальцы судорожно
стискивают прутья решетки ворот.
Вирга задержал дыхание и попробовал оторваться от решетки, но
сзади наседали остервенелые журналисты.
Послышалось глухое угрожающее рычание.
Вирга смотрел прямо в оскаленную морду доберман-пинчера,
стоявшего за воротами. Расширенные от ярости глаза предвещали
неизбежное нападение, острые зубы белели всего в нескольких дюймах от
лица профессора. Если бы не цепь, удерживавшая пса, Вирге бы
несдобровать.
- Боже мой, - вырвалось у него.
Позади щелкали фотоаппараты, стрекотали камеры. Журналисты
напирали на ворота.
Человек, державший добермана, выпустил цепь из рук.
Вирга едва успел отпрянуть: собака бросилась на ворота. Она
подпрыгивала на задних лапах, рыча и щелкая зубами, норовя вцепиться
в репортеров, которые, испуганно пятясь, продолжали снимать. Откуда-
то выскочил второй доберман. Рыча, готовый в любую минуту прыгнуть,
он настороженно следил, не появится ли новая угроза.
Охранники-бедуины с автоматами наперевес врезались в толпу
журналистов, отгоняя их от ворот. Прогремела очередь; пули прошли в
считанных дюймах над головами репортеров, на землю посыпались
гильзы. Другой бедуин грубо схватил Виргу за шиворот и поволок
прочь.
- Нет, - вдруг сказал мужчина за воротами - тот, что спустил на
Виргу добермана. - Этого оставьте.
Бедуин поднял голову. Он тотчас выпустил Виргу и занялся
другими.
Человек за воротами подобрал с земли конец цепочки и подтащил
