чтобы добраться до нее, нужно очень постараться.
Да, подумал отец Робсон, пробиваться, как долбят киркой камень.
- Мне кажется, он вам интересен. Да?
- Да, - сразу ответила она. - Сама не знаю чем. - Она взглянула на
отца Робсона. - Он очень выделяется.
- Да?
- Все остальные дети пассивны, они попросту плывут по течению;
это видно по их глазам. А в его глазах - мне так кажется - читается
какая-то цель, что-то такое, что он хочет скрыть от нас. Если спросить
любого другого воспитанника, кем бы он хотел стать, то получишь один
из стандартных ответов: пожарным, частным сыщиком, летчиком и так
далее. Но Джеффри всегда отмалчивается. Он почему-то не хочет
посвящать нас в свои планы.
Отец Робсон согласно кивнул.
- Хорошее наблюдение. Очень хорошее.
Они приблизились к широкому крыльцу приюта. Отец Робсон
остановился, и сестра Розамунда взглянула на него.
- Вы хотели бы мне помочь? - спросил он. - Джеффри теперь ни за
что не пойдет на контакт со мной. Он захлопнул передо мной дверь. Мне
нужен кто-нибудь, кто сможет поговорить с ним и выяснить, что его
беспокоит. Я был бы вам очень признателен, если бы вы время от
времени, насколько позволит ваше расписание, приглядывали за ним.
- Его что-то мучит, - сказала сестра Розамунда. - Он пугает меня.
- Мне кажется, он всех пугает.
- По-вашему, он... психически неуравновешен?
- Трудно сказать. Мне необходимо как можно больше узнать о
нем, и тут вы могли бы оказать мне огромную услугу.
- Почему вы думаете, что мне повезет больше чем вам?
- Но ведь он пришел с вами в библиотеку? Поверьте, будь на
вашем месте сестра Мириам, она в лучшем случае могла бы
рассчитывать на грубость или камень. Только не на послушание.
Ветер ворошил палую листву у них под ногами, сухие листья
потрескивали, точно бенгальские огни.
- Хорошо, - сказала сестра Розамунда. Свет из окон заливал ее
лицо. - Я попробую как-нибудь расположить его к себе.
- Отлично, - отозвался отец Робсон. - Буду очень благодарен.
Доброй ночи. - Он улыбнулся ей и отправился обратно, в свой кабинет,
жалея, что не может рассказать ей больше, и проклиная себя за то, что
втравил ее в эту историю. Он вдруг обернулся и сказал: "Будьте
осторожны, не давайте ему... укусить", - и исчез в сгущающихся
сумерках.
Сестра Розамунда смотрела ему вслед, пока его фигура не растаяла
в темноте. На земле перед ней лежал желтоватый прямоугольник света,
падавшего из окна четвертого, "спального", этажа. Новый порыв ветра
зашелестел вокруг опавшей листвой, и сестра Розамунда, внезапно
очнувшись от своей задумчивости, всмотрелась в освещенный квадрат.
Ей показалось, будто кто-то метнулся от окна, в светлом
прямоугольнике у нее под ногами мелькнула тень. Она отошла от
крыльца и посмотрела на освещенное окно; ветер яростно трепал подол
ее рясы. Занавески были раздернуты, но в окне никого не было. Сестре
Розамунде вдруг стало очень холодно. Она вздрогнула и стала
подниматься на крыльцо.
Сестра Розамунда чуть не застукала его, когда он следил за ней из
окна. Он видел, как они - сестра Розамунда и отец Робсон - подошли к
крыльцу и остановились на шевелящемся под ветром ковре осенней
листвы. Речь шла о нем. Отцу Робсону не давало покоя то, что он, Ваал,
сделал с книгой; тупица, подумал мальчик, мнящий себя умником. Не
лучше была и сестра Розамунда; она воображала себя ангелом-
хранителем, ангелом милосердия, а была обыкновенной шлюхой,
рядящейся праведницей.
Он стоял между рядами железных кроватей, по которым в
беспорядке были разбросаны одежда, игрушки, комиксы, и смотрел в
темноту, опустившуюся на землю, как топор палача.
Позади раздался визгливый голос одной из сестер:
- Джеффри! Ты что же, не идешь ужинать?
Он не шелохнулся. Через мгновение он услышал, как монахиня,
тяжело ступая, прошла по коридору и стала спускаться по лестнице.
Потом наступила тишина, лишь ветер шумел за окном да снизу, из
столовой, долетали приглушенные голоса детей.
С другого конца комнаты послышалось:
- Ваал...
Голос был детский. Ваал медленно обернулся и увидел, что это
Питер Френсис, хрупкий бледный мальчуган. Он сильно хромал - в
раннем детстве с ним приключилось какое-то несчастье. Сейчас мальчик,
жалобно глядя на Ваала круглыми от страха глазами, пробирался к нему
между кроватями. Питер сказал:
- Ты сегодня не разговариваешь со мной, Ваал. Я что-нибудь
сделал не так?
Ваал ничего не ответил.
- Я сделал что-то не так, да? Что?
Ваал негромко велел:
- Иди сюда.
Питер приблизился. В его глазах, словно мелкая рыбешка в темной
воде, метался страх.
Ваал сказал:
- Ты чуть не проговорился, правда?
- Нет! Клянусь, что нет! Тебе наврали! Я ничего не сказал, честное
слово!
- Тот, от кого я узнал об этом, никогда не лжет. Он никогда не
обманывает меня. Ты чуть не проговорился сестре Мириам, ведь так?
Питер увидел, как меняются глаза Ваала: из непроницаемо-
черных, страшных, они превратились в серые и вдруг запылали как
красные угли, опаляя кожу, но леденя кровь. Мальчик задрожал и,
охваченный слепой паникой, огляделся, ища помощи, не сразу
сообразив, что все, и дети и сестры, сейчас внизу, в столовой, и не могут
помочь. Глаза Ваала стали густо-алыми, как кровь, потом огненно-
белыми, словно расплавленная сталь.
Питер попытался оправдаться:
- Клянусь, она заставила меня! Она хотела все про тебя узнать, все-
все! Хотела все выспросить, сказала, на меня можно положиться!
Глаза Ваала жгли, они источали силу, и язык Питера вдруг разбух,
сделался толстым, как лягушка в стоячем пруду; он заполнил собой весь
рот, и мальчику удалось только что-то невнятно пролепетать. В
отчаянье он попытался крикнуть, позвать сестер, любого, кто услышит, -
но слова застряли у него в горле.
Ваал сказал:
- Знаешь, Питер, а я читал твое личное дело. Да-да, читал. Их
хранят в темной пещере под приютом, но однажды я проник туда и
прочел их все. Знаешь, почему ты хромой, Питер?
- Нет... - прохрипел Питер. - Пожалуйста... - Он упал на колени и
обхватил ноги Ваала, но тот быстро шагнул назад, и Питер ткнулся
лицом в пол и тоненько заскулил, ожидая свиста плети.
- Тебе этого так и не объяснили, да? - прошептал Ваал. - Тогда
вспомни, Питер... вспомни... вспомни.
- Нет... не надо...
- Надо. Вспомни. Ведь тебя вообще не хотели, верно, Питер? И
твой отец - твой пьяный старик - поднял тебя... припоминаешь?
- Нет... - Питер зажал уши и приник к полу. Перед его глазами
возник злобно ухмыляющийся человек с налитыми кровью глазами.
Человек этот подхватил его и, отчаянно, зло выругавшись, швырнул в
однообразно-белое пространство, которое можно было бы принять за
снежный покров, если бы не трещины. А потом падение, вниз, вниз,
обжигающая, нестерпимая боль в бедре и красное пятно на белизне.
- Нет! - выкрикнул он, вновь чувствуя, как сломанные кости
безжалостно рвут младенческую плоть, и зарыдал, не поднимаясь с пола,
плотно зажимая уши, но зная, что одним этим боль не унять. - Этого...
этого не было... не было, - всхлипывал он несчастным голосом. - Не
бы...
Ваал взял мальчика рукой за лицо и так сжал, что оно побелело, а
из глаз Питера исчезла всякая надежда.
- Было, - сказал он. - Раз я говорю было, значит, было. Теперь ты
мой. В моих руках и твое прошлое, и твое будущее.
Питер сжался в комок и беззвучно плакал.
Красное пламя в глазах Ваала медленно погасло, и в них вновь
вернулась кромешная чернота бездонной пропасти. Он разжал пальцы и
погладил мальчугана, как гладят собаку, сперва угостив ее хлыстом.
- Питер, можешь забыть обо всех своих бедах. Теперь все хорошо.
Здесь им тебя не достать.
Мальчик обхватил ноги Ваала.
- Не достать? Правда? - лепетал он распухшими губами.
- Нет. Призраки ушли. Покуда ты мой, им не добраться до тебя.
- Я твой... твой, твой...
- Питер, - мягко проговорил Ваал, - сестра Мириам ничего не
должна знать. Никто не должен, кроме нас. Если они узнают, они
постараются убить нас. Понимаешь?
- Да.
- А если сестра Мириам... если кто-нибудь станет расспрашивать
обо мне, молчи. Ты должен молчать. Я хочу, чтобы ты держался
подальше от сестры Мириам. Вообще не говори с ней, даже если она
заговорит с тобой. Она злая, Питер. Она может вернуть призраков.
Мальчуган у его ног напрягся.
- Нет!
- Не бойся, - успокоил Ваал. - Все в порядке. Вставай.
Питер поднялся. Ноги его дрожали, на подбородке повисла
готовая капнуть слезинка. Он вдруг вскинул голову и посмотрел куда-то
за плечо Ваала. Сам Ваал точно окаменел. Позади них кто-то стоял; кто-
то уже несколько минут наблюдал за ними.
Ваал обернулся и встретился взглядом с сестрой Розамундой. Она
стояла в дверях, безвольно опустив руки, на лице застыло
вопросительное выражение. Он был слишком занят Питером, чтобы
заметить ее раньше.
- Джеффри, - сказала она, - ты не пришел ужинать, и я поднялась
узнать, не случилось ли чего. - Ее голос едва заметно дрожал, а в глазах
просвечивала неуверенность.
- Питер... споткнулся и ушибся, - ответил Ваал. Он поднес руку к
подбородку мальчика, поймал в ладонь упавшую слезинку и предъявил
ее, круглую, блестящую, сестре Розамунде. - Он плакал. Видите?
- Да, - ответила она. - Вижу. Питер, с тобой все в порядке? Тебе
больно?
- Все нормально, - ответил Питер, вытирая лицо рукавом. - Я обо
что-то споткнулся.
Она подошла ближе, под круглые плафоны, чтобы получше
разглядеть мальчиков.
- Питер, ты этак останешься без ужина. Ступай вниз, поешь.
- Да, мэм, - послушно отозвался он и, в последний раз
оглянувшись на Ваала, прошел мимо сестры Розамунды. Они услышали,
как он спускается по лестнице.
- Я тоже опаздываю на ужин, - заметил Ваал. - Пойду-ка я.
- Нет, - поспешно возразила она.
Он взглянул ей в лицо и прищурился:
- А разве вы не за этим пришли? Вы же пришли позвать меня на
ужин?
- Да, я пришла сюда именно за этим. Но я видела вас с Питером и
знаю, что он не падал.
- А я говорю, он упал.
- Я стояла здесь и все видела, Джеффри.
- Тогда, возможно, - прошептал Ваал так тихо, что ей пришлось
напрячь слух, - вы плохо видите.
Сестра Розамунда вдруг поняла, что ее дыхание участилось.
Внезапно ей показалось, что в комнате холодно, хотя окно было
закрыто. Ах да, окно. То самое, которое она видела снизу. Она протерла
заслезившиеся глаза; щипало так, словно она промыла их рассолом.
- Глаза...
- Похоже, у вас что-то с глазами, сестра, - заметил Ваал. - Но,
конечно, ваш разлюбезный Иисус убережет свою служанку от слепоты?
Боль усиливалась. Сестра Розамунда охнула и прижала ладони к
глазам, а когда отняла руки, то увидела все как в тумане, смутно,
расплывчато, словно окружающее отражалось в кривых зеркалах. На
месте головы мальчика ярко светился белый шар, похожий на плафоны,
висящие под потолком. Сестра заморгала, и с ресниц закапала влага.
Что-то попало мне в глаза, подумала она. Наверное, пыль. Я промою их
водой, и все придет в норму. Но эта боль...
- У меня что-то с глазами, - снова сказала она и смутилась: ее
голос, отразившийся от стен, дрожал.
Она вытянула руки, чтобы ощупью пробраться между кроватями к
двери. Однако Ваал вдруг крепко взял ее за запястье. Он не собирался
отпускать ее.
Сестра Розамунда разглядела сквозь мутные слезы, что мальчик
шагнул вперед. Он легонько провел пальцами по ее векам, и сестра
ощутила странный жар, который, проникая под череп, собирался где-то
в области затылка.
- Не нужно бояться, - сказал мальчик. - Пока не нужно.
Сестра Розамунда моргнула.
Она стояла на углу улицы. Нет, это была автобусная остановка.
Город вокруг нее был пропитан синевой ранних сумерек. Грязный снег,
собранный в сугробы вдоль тротуаров и в переулках, искрился, отражая
бесчисленные огни, кричащий неон, мигающий ослепительно-белый свет
фонарей. Вместо черной рясы на сестре Розамунде было длинное темное
